Иногда в сознании человека, обреченного на смерть, остаются видения событий, предшествующих его проваливанию в оную. Пустота, которая за-меняет все и вся – он так и думал, что и есть она. Однако вслед за тем сомне-ния возникли у него, ведь мертвый человек не может думать, что всего лишь спит.
Но он помнил не только тьму. Она наступит потом, спустя всего лишь не-сколько долгих мгновений, растянувшихся в бесконечность. Желто-красная вспышка, мигом сменившаяся в одно сплошное бурое поле, когда смерть за-цепила его своей холодной рукой. Тогда он ничего не почувствовал, но сей-час словно кто-то методично надавливал костяшками пальцев на мозговую мякоть. Возможно, именно это дало позыв векам вздрогнуть и приподняться, ощущая непонятную, стягивающую тяжесть на себе.
И мигом пожалел, что позволил себе сделать это движение – глазные ябло-ки сонмом укололи миллиарды булавок. Максимально он поспешил смежить веки, но это, словно в злую насмешку, привело к ощущению, словно его веки состояли из тонкого стекла, на которое надвили со всех сил. Человек спосо-бен привыкнуть к боли, настроить таким образом свой разум, что физическое тело попросту перестанет воспринимать ее как таковую. Ни к кому из разря-да таковых он себя не относил, однако принял испытанную боль как само со-бо разумеющееся, а потому не требующее к себе повышенного внимания.
Вы когда-нибудь наблюдали какой-нибудь предмет сквозь окружающий Вас густой туман? Я говорю о самом непроглядном, какой только может явиться человеку. И примите в учет, так же, что предмет перед Вами доста-точно широк и масштабен во всех направлениях собственных пропорций. Вопрос цвета здесь может быть спорным – Вы просто различаете что-то тем-ное перед собой в этом тумане.
Он попытался подняться. Все тело как-будто утратило присущие всякому организму ощущения. Мышцы словно сковало каменной судорогой, но они все еще не утратили способность сокращаться по воле своего обладателя. Неизвестно, по каким причинам, но расположение горизонтально лежащего тела имело совершенно малоестественную позу. В таком положении Вы на-верняка будете находиться, если вдруг по какой-то пристранной причине; может быть – даже не по собственной неосмотрительности; свалитесь с края крыши какого-нибудь многоэтажного здания. Позвонки в шее неудовлетво-ренно хрустнули в попытке повести головой.
Ладони обожгло так, словно ими всем своим весом нажал на раскаленный добела металлический лист; странный хруст в коленях сопроводился мгно-венным их ступором. Стоя на полусогнутых ногах и все еще прислушиваясь к постепенно утихающей боли в обеих ладонях, он осмотрелся, стараясь по-ворачивать не голову, а двигаться корпусом, все еще боясь, что с шейными позвонками успело уже что-то произойти, и это чревато еще большими отри-цательными последствиями, чем просто странная окоченелось во всем его теле; он старался именно из-за этого совершать как можно меньше лишних телодвижений.
В самом начале ему пришло в голову простое объяснение: на нем по ка-кой-то причине не было одежды. Именно поэтому каждой клеточкой клточ-кой своего тела он ощущал сковывающий, ломающий и какой-то раздираю-щий холод. Однако, рискуя лишиться кожи на ладонях, которыми крайне ос-торожно провел по нему, ощущая, как простое прикосновение к собственной коже превращается в усиленную поездку по крупнозернистой наждачной бу-маге. Но само тело словно не чувствовало этих прикосновений – будто мане-кен, от которого его собственность составляли только руки.
Впрочем, сказать о том, что руки он ощущал так же, как и прежде, означало покривить душой относительно самого себя. От локтей вплоть до кистей ко-жу словно кололи миллионы коротеньких игл, выше же по уровню руки мышцы ощущали себя словно деревянные.
Помятуя старый прием, корни которого, пожалуй, уходят еще в ранние школьные годы, он поднял руки так, чтобы хорошо видеть обе ладони, и принялся сгибать и разгибать пальцы в суставах. Это приходилось делать ос-торожно и нерасторопно, все же ощущая, как при каждом сгибе пальца к ла-дони в каждой фаланге точно разряд электрического тока будто от прикосно-вения оголенными проводками. Благодаря увязшей в тумане тишине его уши улавливали хруст каждый раз при сгибе оных. Затем он перешел к локтям – принялся сгибать и разгибать руки в них. Мало-помау мышцы в норму и на-чинали обретать прежнюю гибкость, более или менее пригодную для того, чтобы мускулы имелась возможность нормально использовать. Потом, опус-тишись на твердую и больше похожую на неровно накиданный бетон землю, занялся ногами. Уже слушающийся его пальцы явственно ощущали камен-ную плотность мышц по всей их протяженности. Превознемогая стреляю-щую боль в районе крестца, начались наклоны в сидячем положении вперед.
Мало-помалу телесные мышцы возвратили себе прежнюю эластичость. Те-перь коленные суставы захрустели уже не так устрашающе, когда он очень бережно распрямлял свои ноги. Сделав круговой поворот головой на похру-стывающих позвонках, он уверился в итоге своих упражнений.
Холод. Продирающий, всверливающийся в кости и поглощающий каждую клеточку; теперь было понятно, по каким причинам все его тело точно по-крывала вросшая в кожу корочка льда и инея.
«Кто я?»
Этот вопрос стрельнул в голове подобно выстрелу из пневматического пис-толета и дротиком вонзился куда-то под черепную кость с левой стороны го-ловы. Он невольно поднял руку и коснулся кончиками пальцев места, куда роизошла эта отдача.
Сначала его очень удивило то, что нащупали так до конца и не сумевшие от сковывающих их будто инутри мороза пальцами; что-то твердое, напоми-нающее на ощупь ядрышко грецкого ореха. Проведя ими чуть в сторону, он наткнулся на слегка ощущающиеся над этим местром острые края.
Его мозг. Сомнений в этом не было. Вся левая сторона головы успела ли-шиться черепной кости и обнажила свое содержимое. Однако должного, по его взгляду, не случилось, вопреки всем его моральным ожиданиям. Он по-прежнему стоял на ногах, не чувствуя прикосновения собственных пальцев к превратившемуся в ледяной камень мозгу.
Другая сторона головы по-прежнему сохранла свою былую целостность. Постепенно обретающие чувствительность кончики пальцев коснулись оле-денелых и ставших от этого немного ключими волос.
«Федор».
Имя возникло в голове подобно всплывающему на Вашем мониторе сооб-щению о возникшей в системе неполадке. Для мужчины же это означало как «файл загружен».
«Так значит, так меня зовут… Но кто я и что я здесь делаю?..»
Ноги все еще оставались бесчувственными, что нельзя было сказать о мышцах, все еще подчиняющихся его воле. Он двинулся сквозь колющий каждую клеточку тела ледяной туман, намериваясь выяснить масштабы того странного места своего нахождения. Он протянул руку, повинуясь твердому убеждению в том, что уже следует сделать это. И не ошибся: его ладони лег-ли на неровную и твердую поверхность того, что было прямо перед ним.
Федор слегка согнул пальцы на правой руке и с легким нажимом провл ла-донью вниз, тотчас же ощутив, как, повинуясь их прикосновению, со стены ссыпается оледенелая земля. Вне всякого сомнения, стена перед ним была гораздо выше человеческого роста. На все еще плохо повинующихся ему но-гах мужчина двинулся вдоль нее, продолжая ощупывать преграду руками. И вскоре убедился в том, что она окружает его подобно комнате с плавно за-кругленными углами.
Тогда Федор отошел от стены и сделал попытку хотя бы визуально исследо-вать все окружающее его. Увы, холодное марево, которое плотной субстан-цией повисло в воздухе, свело все его попытки сделать это к округленному до невозможности нулю. Федор медленно повел ладонями перед собой, од-нако ледяной туман от этого жиже не стал. Тогда Федор остановился и за-драл голову настолько, насколько позволяли внезапно сухо хрустнувшие шейные позвонки.
Туман. Он медленно двигался над его головой, позволяя льющемуся отку-да-то сверху свету, окрашивающему его рваные клубы в голубовато-сиреневый оттенок. Федору не понадобилось долго всматриваться в этот ту-ман, чтобы определить одно: границы света выделялись ровным кругом где-то там, высоко, вверху, над ним.
«Колодец», - мелькнуло в голове у Федора как единственное логическое объ-яснение тому, что увидели его глаза.
Бывает, если человек немного не в силах запирать свой организм от разру-щающего весь механизм алкоголя, зачастую этому человеку бывает сложно впоследствии вспомнить хотя бы минуту времени из того, что с ним проис-ходило за время властвования над ним ранее выпитого горячительного на-питка. Федор не пил – он это прекрасно помнил. Обнаженный мозг сцепило словно железными когтями, когда воспоминания зашевелились в нем.
Салон автомобиля. Обычный, не обитый дорогой оторочкой, которую за-частую можно встретить в дорогих автомобилях. Не иномарка, а старая-добрая советская «Лада». По ту сторону бокового окна проносились укутан-ные тяжелыми сумерками сосны – хвойный лес, поражающий своей беско-нечностью. Стоило повернуть голову и убедиться, что то же самое легко об-наружить и по другую сторону асфальтированного шоссе.
Кроме него в салоне был еще один человек – это был водитель. Мужчина лет сорока, и такой же непримечательный, как и его машина: в поношенной куртке и плисовой кепке. Федор сидел сзади, диагонально по отношению к нему.
«Кто этот мужик?» - не сразу понял Федор, но следующий этап воспомина-ний как картинка возник в его голове: этот мужчина вдруг заговорил с ним:
- Послушайте, а куда вы направляетесь, да еще в такую позднь?
Федор улыбнулся, и эта улыбка самому ему показалась чересчур загадоч-ной. Присмотревшись к себе, он больше не сомневался в том, что этот чело-век на заднем сидении – и есть он сам.
- Просто люблю путешествовать автостопом.
- По ночам?
- Да в любое время.
Федору показалось, что его не поняли.
Движение продолажалось. Машина ехала сквозь ночь, и он все еще не до конца понимал, по какой настоящей причине он в ней находится.
Движение пальцев одной руки коснулось чего-то, что находилось под ши-роким рукавом плаща возле запястья другой. Водитель бросил на него через зеркало заднего обзора взгляд, и Федор с обезоруживающей улыбкой убрал руку на бедро, скрывая что-то в своей ладони.
- Вы курите?
«Странно, почему он спросил… Неужели подумал, что у меня в руке – пачка сигарет?..»
Загадочная, несдержанная улыбка и там, и здесь – и в его подсознании, и в салоне старенького отечественного автомобиля.
- Ничего. Нет, я не курю.
- Тогда понятно. – Удовлетворение в голосе. Видимо, водителя радовал тот факт, что его сигаретами попутчик не воспользуется. – Я ведь тоже не курю.
« А мне плевать, куришь ты или нет». – И это были не слова, всего лишь мысленная фраза.
Нож метнулся к горлу водителя одновременно с наклоном вперед; левая рука крепко впилась пальцами в спинку с левой стороны от головы водителя, а пальцы правой ощутили то мгновение, когда рукоятка ножа надавила на них, повинуясь давлению при соприкосновении лезвия с горлом мужчины.
Кровь залепила лобовое стекло, машину резко швырнуло в сторону. Федор засмеялся – радостным, дьявольским смехом. Когда она съехала с обочины и врезалась в ближайшее дерево, а водитель качнулся вперед, неровно раско-лов своим лбом ветровое стекло, Федор расслабленно откинулся на спинку задних сидений. Наступило такое умиротворение, которое граничило только с головкой эрегированного члена, упершуюся в молнию гульфика изнутри.
Федор потряс головой, и картинка исчезла из сознания. Это случилось как раз в тот момент, когда пальцы с максимальным рвением скользнули в на-правлении ширинки. Левую сторону головы закололо маленькими ледяными иголочками.
Его прошлое. Несомненно, оно вновь вернулось к нему. Теперь он вспом-нил.
Пальцы неосознанно коснулись рваной раны на боку. Несомненно, она давно онемела от холода и превратилось в неровную выемку, запусти в кото-рую палец – и ты не почувствуешь боли. Конечно же, он не сам себе ее нанес – в глубине памяти сразу же всплыл человек, сделавший это.
Его собственным ножом. Приятного было мало. Но этот человек заплатил, и сделал это он не так, как доставалось остальным.
Пистолет. Его не было при себе. Так же, как и ножа, от которого на запя-стье остался только темноватый след на запястье, на бледной коже. Не было даже ремешка, на котором тот крепился.
«Но как я окзался здесь? И почему…»
И только теперь ему вспомнились последние мгновения до того момента, как он оказался вдруг там, где никогда даже подсознанием не планировал оказаться: лес… ночь… машина… человек в монашеской одежде с капюшо-ном… топор на длинной рукоятке, собранной из деревянных сочленений… удар… кровь, заливающая глаза и лицо…
Дальше ниточка воспоминаний терялась без следа.
Колени Федора подкосились, и кулаки в безнадежьи и боли взметнулись к вискам. Он закричал, завопил от бессильной злобы и того жуткого страха, который шевелился в его душе и со страданиями пробивался сквозь кору го-ловного мозга: он был мертв, но по каким-то причинам все еще жил…