Paradise Cracked
I
- Ты слышал?..
В ответ – только неразборчивое ворчание спящего рядом Толика. Перевернулся на другой бок, чтоб я не мешала ему смотреть очередной сон.
- Толь… Проснись… Мне страшно… - шепчу в темноту.
Эти звуки начались позавчера – после треклятого Хэлоуина. Поначалу я связывала их с глупой историей одного из Толиных друзей о доме с призраками и своей впечатлительностью, но сейчас могла поклясться, что отчетливо слышала звук открывающейся двери и шуршание по полу чьих-то ног.
- Прямо фильм ужасов какой-то…
Я тихонько встала с постели, и, поежившись, направилась к окну. Несмотря на теплую осень, в доме работала система отопления, и я на ночь оставляла окно открытым – никогда не могла спать в искусственной атмосфере микроклимата. Но сейчас прикрыла, нащупав кнопку опускания рамы. Натянула на голое тело мужской свитер и вышла из спальни.
- Ты куда? – услышала сонный голос Толика уже на пороге.
- Попить чего-нибудь… Ты спи, спи.
В кухне было темно, хотя, я могла поспорить, что не выключала подсветку пола. «Ну, может, Толя…», - подумала я, хоть и была уверена, что ложилась последней.
Сработал датчик движения, зажглось центральное освещение кухни, и я … чуть в обморок не упала от удивления!
На полу сидела девочка. Лет пяти, не больше. «Господи, я, кажется, брежу», - зажмурилась и резко открыла глаза снова, но девочка не исчезала. Я посмотрела на свои руки. Ущипнула себя за кисть. Девочка все так же сидела на полу и смотрела на меня большими синими глазами.
Немножко оправившись от шока и осознав, что это – не сон, я сказала:
- Привет… Ты как вошла?
- В дверь, - ответил ребенок тихим извиняющимся голосом.
- Так ведь, закрыто же было…
- А у меня ключ есть.
- Откуда?
- От всех дверей на свете.
Я, было, хотела перефразировать вопрос, но после осознания ответа он почему-то показался мне не важным.
- Милая, ты, может, голодная? – сработал нормальный рефлекс женщины при виде ребенка.
Девочка улыбнулась.
- Я съела бы мороженого.
Я улыбнулась в ответ и направилась к холодильнику, обойдя девочку.
- Может, за стол сядешь?
Малышка промолчала, но подниматься не собиралась. Полы на кухне были теплыми, поэтому я не стала настаивать.
- Как тебя зовут?
- Люба.
- Любовь... Красивое имя… А я – Маша.
В морозилке осталось два контейнера «Баскин-Роббинс» с праздника.
- Люб, тебе вишневое или ореховое?
- А ты ведь до сих пор звонишь ему, когда точно знаешь, что он не возьмет трубку…
Мое сердце сжалось. Достала мороженое и аккуратно захлопнула дверцу холодильника. Я сразу поняла, кого она имеет в виду, но не могла поверить, что кто-то, кроме меня, знает об этих звонках. Долгие десять лет… Вздохнула и повернулась к маленькой гостье, не в силах что-то ответить.
Девочка сидела ко мне спиной и что-то разглядывала в узоре плитки на полу.
А я думала о том, что просто люблю слушать гудки, представляя, как звонит телефон на его столе. На столе, за которым он сидит ночами и пишет что-то, докуривая последнюю сигарету в пачке. Уставшие от монитора компьютера большие грустные глаза. Густые темные волосы. Худое гибкое тело.
Максим…
Представляю, как тушит сигарету о пепельницу, подаренную мной когда-то давно. Как потом, зевая, идет на кухню, проверяет старый холодильник и, не находя в нем пива, пьет кипяченую воду из банки, стоящей рядом с чайником.
Как ложится на простыни с подсолнухами и пытается согреть пустую постель, один под одеялом, что когда-то укрывало нашу обоюдную нежность, сохраняя тепло двух тел, уставших от любви…
Как раздается настойчивый стук, и он нехотя встает, чтоб открыть соседу по площадке и сказать, что сигарет не осталось… Вижу перед собой как наяву входную дверь его квартиры, затерявшейся в закоулках далекого города.
- Этого всего давно нет, Мари, - слышу словно издалека голос всезнающего ребенка, - ты хочешь ее открыть снова? Дверь, что ты захлопнула много лет назад… Уйдя навсегда.
И я понимаю, что ответ – да.
Что нет ничего на свете, что я хотела бы знать больше.
Как он?
Что с ним?
Где он сейчас?..
Десять лет…
Мгновение спустя, девочка потянула меня за руку.
- Возьми, Мари. Ты всегда была ко мне добра, и в благодарность я открою тебе любые двери, которые ты захочешь. Вне времени и пространства. За гранью жизни и смерти.
И она вложила ключ в мою ладонь.
II
Как Оливия не старалась, не могла открыть глаза. Хотя была уверена, что они были открыты только что… Но такая темнота невозможна вне мира опущенных век.
Даже где-то посреди неизвестности, укрытая страхом бессилия, Лив успокаивала себя отточенными за долгие годы практики психоанализа фразами. Она знала, что не спит – каждая пора кожи, поддерживаемой на грани молодости коллагеновыми инъекциями и хорошо оплачиваемым трудом косметологов, дышала влажным воздухом тяжелой липкой незнакомой атмосферы. Волосы, склеенные потом, неприятно щекотали лоб, но женщина не могла даже пошевелиться, не то, что поднять руку, чтоб вытереть лицо.
«Где я?»
Нет ответа. Абсолютная тишина – ни звуков, ни мыслей. Пустота.
Спиной чувствовала спокойный холод невесомости, но тело, горящее паникой, не давало замерзнуть.
«Что со мной?»
Все та же тишина в ответ.
Никаких предположений. Никаких теорий и гипотез. Пустота, по капле заполняемая страхом.
Кап-кап. Кап-кап. Кап-кап.
Прохудившийся кран, который никак не закрутить. А починить нет ни времени, ни сил.
«Я жива?»
Да. Настолько, чтоб задавать глупые вопросы. Но не настолько, чтоб двигаться и мыслить.
«Но я все же жива. Я слышу…»
Сначала далеко, потом все ближе и ближе. Знакомый звонок, приближаясь откуда-то с окраины окружающей тишины, звучал для нее надеждой.
Внешний вызов. И вопрос голосового управления связью:
«Николя Кристи - принять или отклонить?»
«Боже, дай мне силы сказать…»
Спустя долгие секунды, отсчитанные трелями звонка, женщина услышала собственный голос:
- Принять…
- Мэм? Что с вами? Вам нехорошо?
Ника испугал стеклянный взгляд черных глаз, смотрящих на него с экрана персонального коммуникатора. До этого момента он думал, что знал, какого они цвета...
Мощная телепатическая волна стрелой вонзилась в мозг. «ПОМОГИ…»
- ЛИВ, Я ЕДУ. ДЕРЖИТЕСЬ! – сердце забилось в несколько раз быстрее, подгоняемое внезапно вырвавшимся в кровь адреналином.
Парень выскочил из дверей своего дома, на ходу надевая куртку, и со скоростью спринтера побежал вверх по улице, к автомобилю. Городские мили казались бесконечными, хоть путь до центра психотерапии, в котором находился кабинет Оливии Райт, занял не больше пятнадцати минут.
В приемной робот-секретарь вежливо осведомился о цели его визита, после того как датчики просканировали личность. Парень проигнорировал вопрос, кинув на бегу:
- Доктор Райт в опасности! Оповестить службу спасения!
- Доктор Райт принимает посетителя… - услышал уже краем уха приглушенный пневмодверью кабинета Лив синтетический голос робосекретаря.
- Оливия!
Он опоздал. Лив была мертва.
III
Таких ключей я не видела, казалось, вечность… И даже не важно, что магнитные карточки, сенсорные датчики, реагирующие на отпечатки пальцев, и сканеры личности вошли в широкое обращение не так давно – лет семь-восемь назад. Это был самый настоящий древний ключ – резной, тяжелый, со сложной бороздкой. Такие сейчас можно увидеть, разве что, только в музее.
Дверь в квартиру Макса все так же стояла передо мной.
«Нет, дорогая, это ты стоишь перед ней…» - подумала я, оглянувшись вокруг. Синеглазая маленькая волшебница, отдав ключ, исчезла, а ультрасовременная кухня моего дома уступила место унылой атмосфере подъезда старого блочного дома. Как я здесь оказалась было для меня также неважно, как то, что на мне был надет лишь свитер моего приятеля, и я босая и почти голая стояла на пороге квартиры, дорогу к которой я забыла много лет назад. Протянула, было, руку к замку, но остановилась, - решила сначала постучать. Бесконечные секунды тишины тянулись и тянулись, но никто не открывал
Не колеблясь более, я вставила ключ в замочную скважину и повернула – подошел идеально.
Прихожая встретила меня еле уловимым запахом холодного сигаретного дыма, впитанного стенами.
Крохотная квартирка была пуста.
Нет, не то, что там никого не было – там в принципе никто не жил. Я поняла это, как только вошла. Не было никакой мебели – только старый деревянный стул сиротливо стоял посреди меньшей из двух комнат. Я обошла каждый квадратный метр в поисках хоть какого-то упоминания о том, кто жил здесь раньше, но ничего не нашла. Я водила рукой по стенам с то тут, то там отклеившимися обоями, дергала, пытаясь открыть, рамы забитых окон, проворачивала ржавые краны, которые так давно заржавели, что забыли, отчего, зажигала люстры, обессвеченные отсутствием ламп… Ничего.
Вздохнув, я опустилась на холодный ковролин пола кухни. Обняла колени, закрыла глаза и отдала себя воспоминаниям.
Он пришел из снов. Как с летним дождем ветер, освежающий кожу, как солнечный луч на рассвете, дарящий то же ощущение счастья и безмятежности, что в детстве дарит нежность родительских объятий.
Он сказал «люблю» с той же искренностью, с которой ребенок впервые удивляется новому произнесенному им звуку, и повторяет, повторяет, повторяет его до тех пор, пока не привыкнет… И он повторял – с настойчивостью, которой позавидует любой ученый-исследователь, - пока не растопил лед в моем сердце, пока не заразил мою душу неизлечимой болезнью. Самой приятной и волшебной болезнью на свете… Которая стирает память, лишает рассудка, управляет логикой поступков, ослепляет, оглушает, даруя взамен слуха и зрения блаженную уверенность в их безусловном наличии… Ведь как же, будучи слепым, можно видеть красоту мира вокруг любимого человека, сияние солнца в его улыбке, глубину океана в его глазах? Как, будучи глухим, можно слышать самые прекрасные на свете звуки музыки желаний, ноты радости и смеха, песни ветра, доносящего слова любви?..
Я была старше, а он – сильнее.
Он забрал все, не оставив ничего от меня прежней…
- Ты самая лучшая…
Мы лежали на этом самом полу и упивались любовью друг к другу.
- Мой мальчик… - только и могла выдохнуть я.
- Маленькая моя… Девочка…
Движения – все быстрее и быстрее – вовнутрь меня, навстречу удовольствию. Мои широко открытые ему навстречу глаза. Стук его сердца, резонирующий о мою чувственность. И волны, волны, волны мурашек по всему телу…
Не открывая глаза и не отрываясь от воспоминаний, я почувствовала чье-то присутствие.
-Макс… Ты здесь? Я вернулась… - прошептала еле слышно, чтоб не спугнуть образы.
-Милая? Маша… Что с тобой?
Знакомый участливый голос. Но совсем не тот, что я хотела услышать сейчас.
- Ничего, со мной все хорошо, уходи… - смогла произнести я, словно отмахиваясь от реальности. Сквозь закрытые веки, я уже понимала, что сплю, и что это Толик меня будит, - почувствовав долгое отсутствие, спустился посмотреть, все ли со мной в порядке. Но мне так не хотелось просыпаться! Мне было хорошо в том сне, где Макс любил меня, как десятилетие назад…
- Ты спишь, что ли?
Хотелось сказать «Отстань!», но сдержало теплое отношение к человеку, который вот уже много лет пытался быть со мной рядом, понимать и любить ту, что никогда не поймет и не полюбит его…
- Толь, все хорошо. Я не сплю. Уже.
Старая пустая квартира Макса осталась во сне, так же, как и он сам, приснившийся мне на ее полу. Сон во сне…
- Пойдем в кровать. Хочешь, отнесу тебя?
Он подошел ко мне и попытался поднять с пола. Вздохнув, я открыла глаза и начала подниматься на ноги. Краем глаза заметила открытый контейнер с полурастаявшими остатками мороженого.
- Не надо. Сама. Я тяжелая.
«Не люблю, когда меня носят, как дурацких принцесс в сказках, - думала я, вставая, - Видимо, поэтому… Что за черт?»
Мой кулак сжимал… ключ из сна, который никуда не исчез. И я точно помнила, что не открывала мороженое.
IV
- Николя Виктор Кристи, - слышал он голос инспектора полиции под аккомпанемент застегивающихся на его запястьях наручников, - вы арестованы по подозрению в преднамеренном убийстве Оливии Марии Райт. Вы имеете право хранить молчание…
«Убийстве?.. Боже, Лив все-таки мертва…»
Ник не слушал продолжение миранды – звук собственных мыслей был громче, бил по вискам нереальностью, давил на горло горечью. Парень чувствовал, как слезы подкатывают к глазам.
«Еще чего не хватало… Поплачь, может, разжалобишь кого…»
По пути к полицейскому участку он думал о том, кому могло понадобиться убивать Оливию. Он вспомнил, что до него в кабинете был кто-то на приеме – по этой причине секретарь пытался не пустить его к Лив.
У нее была куча потенциально опасных пациентов, но вот так – посреди дня – убить психоаналитика в собственном кабинете и скрыться незамеченным… Это слишком, даже для полного психа.
Ника совсем не волновал факт ареста – он был уверен, что после того, как полиция получит данные с жесткого диска робосекретаря и установит точное время и причину смерти Лив, снимет с него обвинение и отпустит.
Несколько долгих часов в общем изоляторе он провел, не обращая внимания на других подозреваемых, заблудившись в лабиринтах воспоминаний о докторе Райт.
Ник попал к ней впервые после смерти отца – с диагнозом «мания преследования». Врачи уверяли, что папа умер от инсульта, но он был уверен, что это не было случайной смертью. Набросился с кулаками на отцовского партнера по бизнесу.
Лив – тогда двадцатипятилетняя выпускница университета общей и патологической психологии и психиатрии на первом году практики – очень помогла ему, выслушав и проанализировав вместе с ним все его доводы, потратив кучу времени и средств на собственное расследование. Помогла, конечно, больше морально – им так и не удалось собрать достаточно доказательств преступления, чтоб превратить теорию заговора в реальное обвинение. Но за два месяца сеансов ей удалось убедить Ника в том, что важнее жить будущим, чем копаться в прошлом. И что его отцу куда больше нужна добрая память о нем, нежели загубленная на тщетные попытки уличить кого-то в его гибели жизнь сына.
Потом он вспоминал, как Оливия помогла ему поступить в юридический колледж, и даже пришла на его выпуск – это очень много значило для него, ведь после смерти отца Ник остался сиротой. Она спросила тогда: «Помнишь, как ты сомневался? Ну, что теперь скажешь – туда ты пошел учиться?» И он, конечно же, ответил, что всем доволен и нашел свое предназначение в жизни… А что еще он мог сказать? Ведь его сомнениям, которые до сих пор иногда мучили его, никогда не было объяснения. Он был хорошим юристом – внимательным и понимающим, дотошным и упорным. Но что-то внутри свербело невозможностью реализации, а что именно – он не знал. Поэтому он просто делал то, чему научился в колледже, никогда не воспринимая юридическую практику как дело, которым он действительно хочет заниматься.
Как раз на последнем приеме у доктора Райт, больше похожем на свидание (никаких показаний к терапии не было – ему просто захотелось увидеть Лив), Ник рассказал ей об этом – как мог. На что она рассмеялась и сказала, что ему всегда будет восемнадцать – как в день их встречи. И в душе он всегда будет не определившимся по жизни добрым ребенком.
А ведь с того дня прошло десять лет…
Звук поднимающейся решетки прервал его воспоминания. Ник поднял глаза в надежде услышать свое имя.
- Кристи, - с ударением на первый слог, - Николя Кристи, - громко сказал человек в форме.
- Это я, если вы имеете в виду КристИ, - поправил конвоира Ник. Он гордился своими французскими корнями, ведь нация давно вымерла.
Ник шел в сопровождении полицейского запутанными коридорами и размышлял о том, почему с него до сих пор не сняли наручники. Объяснение пришло само собой, когда они вошли в комнату допросов. Высвободив одну руку, вторую – все еще скованную пластиковым браслетом – полицейский поместил в специальное отверстие полиграфа. Ник слышал об этой системе, которую ввели несколько лет назад как обязательную для допроса подозреваемых в тяжких или особо тяжких преступлениях.
Ему было все равно – лгать он не собирался.
Пройдя тест из элементарных вопросов, типа «ваше имя» и «на вас надета синяя рубашка», чтоб машина смогла определить его естественные реакции на правду, он приготовился к основной части допроса. Так как вся процедура была основана на телепатических волнах, смысла лгать просто не было – каждая мысль, даже самая мимолетная, считывалась умным приспособлением.
- Какие отношения связывали вас с Оливией Райт?
- Дружеские.
Ник подумал о том, что с ее стороны – скорее дружеские, чем профессиональные. С его, возможно, больше, чем… Но он старался не обращать внимания на эти мысли – она ведь его врач. «И старше меня на семь лет», - мысленно заключил он.
Полиграф прочел все.
- Она привлекала вас как женщина?
- Да.
- Когда вы последний раз виделись?
Ник задумался.
- В конце сентября.
- Как вы оказались в ее кабинете в день ее смерти?
- Я позвонил ей, чтоб назначить встречу. Она ответила на звонок и попросила о помощи… Ну, то есть, она ничего не сказала – я просто почувствовал, что она в беде. Послала мысленный сигнал тревоги. Я приехал так быстро, как смог.
- У вас была такая сильная ментальная связь, что вы могли передавать мысли через систему телевидеокоммуникаций?
- Мы знакомы около десяти лет.
Даже в мыслях не нашлось места слову «были».
- Когда вы вошли, присутствовал ли кто-нибудь, кроме Оливии Райт, в ее кабинете?
- Нет. Я никого не заметил. Хотя робосекретарь на входе сказал, что у нее посетитель.
- Вы убили Оливию Райт?
- Нет.
- Вам известно, отчего умерла Оливия Райт?
- Нет.
- Вы были искренны, отвечая на вопросы?
- Как будто не знаешь…
- Отвечайте на вопрос.
- Да.
Машина выдала напечатанный протокол, который он должен был засвидетельствовать подписью. Точно такой же – только с заключением о правдивости – выводился на экран следователя.
Он бегло прочел и подписался.
- Я могу задать несколько вопросов следствию? – спросил Ник конвоира на выходе. Его отпускали под подписку о невыезде.
- Боюсь, что нет – это закрытая информация.
- Вскрытие уже произведено?
- Насколько мне известно, да.
«Значит, установлена причина смерти», - подумал Ник.
Патологоанатом из полицейского управления по участку, на котором располагался офис Лив, был его давним другом, и первым делом, получив свой коммуникатор, Ник позвонил ему.
- Чарли? - хоть на вызов и ответили, монитор коммуникатора все также оставался темным.
- Ники, ты? ЗдорОво! Давненько я тебя не слышал…
- Привет, Чарли. Слушай, мне помощь твоя нужна.
- Я вообще-то сплю сейчас, - Ник и не подумал, что уже поздняя ночь.
- Прости, друг. Но дело очень важное. Помнишь Лив Райт?
- Твою докторшу-зайку? Еще бы!
- Чарли, ее убили сегодня.
Тишина на той стороне. Потом – звук включаемой лампы ночника и недовольный голос Мардж – жены Чарли, - что-то бубнящей о том, что «завтра вставать рано».
- Ник… Ты как?
- Нормально. Относительно. Копы пытались на меня это дело повесить – так получилось, что я позвонил ей прямо перед смертью и примчался спасать. Но опоздал.
- Друг, а я-то чем помочь могу?
- Мне нужно знать причину… Не поверишь, но на вид это был натуральный передоз – чесслово, - Ник вспомнил бездну огромных зрачков Лив, вскипевшей чернотой утопивших в себе радужку глаза полностью, не оставив даже карего ободка.
- Думаешь, наркотическая передозировка?
- Может быть, что-то вроде кокаина, я не знаю…
На следующее утро копия свидетельства о смерти Оливии Марии Райт, была у Ника в руках. Он сразу посмотрел в графу «Наличие в крови запрещенных веществ». Прочел: не обнаружено.
- Ник, причина смерти не установлена, - сказал Чарли.
- Как так? Как это возможно?
- Не знаю… На моей практике это впервые. Так тут написано – видишь? «Остановка сердца. Причина неизвестна».
То есть, она просто умерла. Ее никто не убивал, и она ничем не болела.
V
Я смотрела в иллюминатор на острые капли мелкого дождя в свете лампы крыла. Плотность ночных облаков оставляла желать лучшего от представления о погоде внизу. Я вспоминала, как впервые летела сюда. Осенью…
- Уважаемые пассажиры! Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города…
Сердце забилось быстро-быстро!
- Температура воздуха на земле – пять градусов по Цельсию.
А я летела из пятнадцатиградусной столицы. Но это было не важно – ведь я знала, что на земле меня ждёт Солнце. Летела мечтой впереди самолета. И никаких «если» -
шасси шумно коснулись посадочной полосы. Без неожиданностей.
Асфальт блестел, отражая огни аэропорта мокрой поверхностью. Легкая влажная дымка воздуха пыталась завить непослушные волосы, касаясь кожи редкими каплями дождя. Он стоял чуть поодаль остальных встречающих. Мой Максим… В белоснежной футболке под свитером и широких джинсах.
Путь до его губ был недолгим – несколько шатких шагов на стильных шпильках, и я в любимых объятиях. Влажная шерстяная кофта пахла его теплом и дождем незнакомого города.
Обещала же себе, что не будем снимать наши поцелуи на камеру чужих глаз…
Но какая разница?.. Я все равно редко держу свои обещания.
Я ведь так скучала!..
Очнувшись от воспоминаний, я почувствовала, как самолет плавно приземлился на небольшую площадку – они давно уже взлетали и садились вертикально с минимальным риском для жизни пассажиров.
А решетка, отделявшая взлетно-посадочную зону от встречающих, была все той же… На миг мне показалось, что вот он, Макс, – стоит среди толпы… Но нет – конечно же, меня на этот раз никто не встречал в этом холодном северном городе, который помнил лучшие мгновения моей жизни…
- Девушка, может, такси? – услышала я мужской голос.
- Да, пожалуй.
Я назвала адрес, сама не понимая, как его вспомнила. Таксист переспросил – я повторила.
- А вам там… куда конкретно?
- Вы довезите – я сама потом сориентируюсь…
Но я ошиблась.
Через пятнадцать минут ярко-оранжевая предрассветная полоса у горизонта, обрезая под линейку висящие над дорогой серые тучи, осветила грандиозную по своему масштабу свалку разрушенных домов. Краны, бульдозеры, катки… Не хватало только танков для полноты иллюзии военных действий. В изумлении я повернулась к таксисту:
- Что здесь произошло?
Он съехал на обочину, заглушив мотор.
- Ну, тут собираются строить новый город – обещали справиться за год. Блочные дома отслужили свое… Вы, видимо, давно тут не были, - снос начался уже пару месяцев назад.
- Точно, давно… И для меня это шок, если честно. В этом районе когда-то жил человек, которого мне необходимо найти.
- А в каком доме, говорите? В пятом? Так он, вроде, еще стоит – там магазин внизу, что рабочих кормит. Его будут последним, видимо, сносить. Но вообще-то, дом в любом случае не жилой уже… Знаете, я слыхал, что по адресу можно узнать, где получил квартиру бывший хозяин. Только это надо к чиновникам обращаться, а они вечно все волокитят…
- Спасибо, но я думаю, в любом случае тут осмотрюсь, - сказала я, попытавшись прервать поток слов водителя.
- Так что ж, предлагаете вас тут оставить одну в пять утра? Да еще и в одном пальтишке… Это вам не Москва, тут зима настоящая уже.
- Не волнуйтесь, я морозоустойчивая, - улыбнулась, протягивая таксисту кредитку.
- Ну, как знаете, - не стал спорить тот, проводя магнитной картой по счетчику километража и снимая оплату за проезд с моего счета.
Наличных денег в карманах не нашлось, и я виновато сказала:
- Дайте номер вашего таксопарка, я переведу чаевые.
- Не стоит, леди, - улыбнулся таксист, - все включено в стоимость поездки. Да и приятно мне было с вами прокатиться.
Я поблагодарила его, взяла карточку и вышла из авто у дома в форме подковы, одиноко стоящего меж разрушенных соседей.
А Макс все же жил в седьмом – я поняла это, когда не нашла нужного номера подъезда. Смотрела на его развалины сквозь непонятно откуда взявшиеся слезы. Ведь я не прожила здесь и месяца… Мне казалось, что вместе со сносом этого дома навсегда ушла надежда найти того, кто жил в нем когда-то.
- Я могу помочь, - услышала знакомый голос позади.
- Люба? Что ты тут делаешь? – я все еще не могла поверить в нереальную сущность вполне реального на мой взгляд ребенка.
- Ну так как? Найти его хочешь?
- Хочу…
- Ты не там ищешь – здесь его нет давно…
- Ну, а где? С мамой? Или, может, со своей семьей? Если так, то…
- Не так, Мари. Он все еще с тобой… Я отведу тебя.
Она подошла и взяла меня за руку. Ладонь была маленькой и теплой, хоть девочка была очень легко одета – белое ситцевое платьице в голубой цветочек с синей лентой на талии трепыхалось на холодном ветру.
В следующее мгновение индустриальный пейзаж вокруг нас исчез, и ветер запел в кронах одиноко скорбящих деревьев. Рассвет уступил права утру – небо над головой окрасилось в монотонный грязно-белый цвет. Я смотрела наверх – на стаю птиц, улетающих прочь из осени, - и мечтала вот так же знать, куда лететь мне, чтоб ее избежать…
Оглядевшись, я не сразу поняла, где я, хотя все было ошеломляюще очевидно.
Передо мной и на многие мили вокруг – плиты и кресты, памятники и ограды.
А фокус взгляда – на единственной надписи черным по серому:
«Нет смерти во Вселенной – Ты всегда с нами».
И его улыбающееся лицо, выведенное живым рисунком на мраморе.
Все, что на что я была способна – лишь несколько шагов вперед, к нему… Обессилев от внезапно обрушившегося на меня горя, опустилась на сырую землю, и, обняв холодный камень, заплакала.
- Мари, любимая, ты неправа… Выслушай!
- Нечего тут слушать, Макс.
Я собирала вещи со скоростью молний, которые метали мои глаза в его сторону.
- Я верила тебе, а ты все время мне врал! Ты продавал эту дрянь той девушке?
Макс промолчал.
- Почему дрянь сразу… - оправдывался, как ребенок, - Мари, это не совсем наркотик…
- Отвечай – продавал?!! Ей, и небось, еще паре десятков этих… Как у вас это называется? Клиентов?!!
- Но Мари, это же все для нас! Для того чтоб мы могли быть вместе…
- Ага, я даже знаю, в каком. В заднице, Макс. В большой такой вонючей заднице, которая называется тюрьмой, откуда выберемся, может, лет через десять за хорошее поведение! Если прежде ты от ломок не загнешься!.. – я кричала так, что звенело в ушах, - Нет уж. Без меня, дорогой.
Вешалки в шкафу вторили моему отчаянию, легко отпуская одежду в недолгую дорогу до чемодана.
- Я не наркоман, - обиженно так, но спокойно, будто ничего не произошло.
- Ну конечно, а я – Элизабет Тейлор! – в сердцах швырнула очередное платье в ворох одежды.
- Хотелось бы ей, этой Элизабет – кто бы она не была…
Он подошел ко мне – так близко, что я могла слышать, как рождаются его вдохи, и воздух вокруг с каждым выдохом заряжается его желанием.
- Мари, - его хриплый шепот и чуть влажный взгляд мгновенно отразились импульсом внизу живота, его губы, произносящие мое имя, как магнит притягивали к себе, его теплые, тяжелые руки легли мне на талию и слегка притянули.
- Мари, я люблю тебя…
Поцелуй – накрыл волной, обезоружил стихией, обжег пламенем. Я запрокинула голову, не в силах сопротивляться, и открылась навстречу нежному проникновению его языка. Из-под пушистых кисточек ресниц появились слезы, подсаливая бархатную кожу. А он целовал и целовал их, не давая высохнуть, - веки, щеки, губы, подбородок, шею, и снова губы, губы, губы… И мне снова хотелось кричать – но не от обиды, не в гневе, не в панике от правды, которую открыл мне сегодняшний день. От любви…
- И я… Люблю… Макс… - задыхаясь в желании, - давай уедем от всего этого… Давай улетим отсюда… Купим билеты и…
Слова тонули в поцелуях.
- Давай… Улетим… Для этого… не нужны билеты…
Стянул незастегнутую сумку с кровати, растеряв по полу несколько ярких блузок и маленьких маечек. Опрокинул – истово, бережно, - меня на смятое покрывало, освободил нас от ненужной одежды – сам, обоих, - впился губами в губы – другие, - я вскрикнула.
- Малыш…
- Мари… Хочу тебя.
Я выгнулась в дугу – подставляя дождям поцелуев грудь, живот, шею... Макс оторвался от меня – на миг – сказал неожиданно:
- Можно?..
Сил рассмеяться не было – улыбнулась выдохом, до счастья в уголках глаз.
- Да… - тихо, шепотом, чтоб не спугнуть крик удовольствия следом за его проникновением – мягким, глубоким, стремительным…
А следующим утром я убежала. Тихо, не разбудив, вышла из дверей его жизни. Испугалась завязнуть в том болоте, в которое для меня – за один короткий разговор – превратилась ключевая вода нашего совместного будущего. Трусиха…
Потом эта глупая гордость – только гудки в телефонной трубке по ночам, когда я точно знала, что его телефон по привычке обезжизнен.
Мысли «если любит и нужна – сам позвонит, приедет, найдет».
И слезы – «не нужна»…
А теперь…
- Когда?..
- На следующий год, в декабре, - Люба стояла рядом.
- Как? От чего?..
- Версий много. Одна из – передозировка кокаином.
- Нет! Не может быть… Он не…
- Никто тебе точно не скажет. И не сказал бы тогда. Он просто умер – при массе свидетелей.
Я снова захлебнулась в рыданиях.
- Мари, почему ты плачешь?
Я не нашлась, что ответить, - подняла глаза, расширенные недоумением.
- Он тут написал кое-что тебе...
На обратной стороне мраморной плиты были выведены строки:
«Я найду тебя там, где не потерять,
Украду – не зря ведь учился летать.
Не надо за мной – будь счастлива здесь.
Ты есть, как и много миров,
Ты есть…»
VI
Ник окунулся в приятную атмосферу релакс-кафе, чтоб прийти в себя.
Полиция закрыла дело по факту смерти Лив! Имя последнего посетителя ее кабинета так и осталось загадкой – в контракте были прописаны особые условия конфиденциальности, которые не позволяли идентифицировать его личность робосекретарю, и единственной, кто мог его опознать, была Оливия. А так как вскрытие не обнаружило признаков внешнего воздействия, особых усилий к его поискам никто не прилагал: нет доказательств убийства – нет убийства.
Доктор Райт жила одна, без постоянного партнера – насколько знал Ник, ее единственной любовью была работа. Она вела личные записи без указания имен и в исключительно художественной форме – стихи, поэмы, рассказы, рисунки… Чарли смог поспособствовать тому, чтоб они попали в почту Ника прежде, чем были удалены из памяти ее личного компьютера, подлежащего передаче ее профессиональному преемнику. Насколько понял Ник, место Лив в психоцентре занял аппарат новейшего телепатического поколения – первый опыт внедрения искусственного разума в психиатрию. Но разве сможет робот так рисовать!..
Ник рассматривал оцифрованные 3D-рисунки, которые, в основном, были абстрактными и сюрреалистическими, изображали сны и завихрения сознания, образы и аллегории, игру света с тенью, разума с бессознательным… и вдруг – портрет. С экрана трехмерного монитора ноутбука на него смотрели его собственные глаза, взгляд которых был живо передан графикой. Лицо Ника было так точно воспроизведено чуткой рукой художника, что ему оставалась только изумиться тому, как хорошо Оливия знала его черты.
Внизу стояла подпись – “For You, who gave me Paradise”
Странно… Ник убрал экран и отложил компьютер.
«Лив, ты оставила меня без единой зацепки!» - думал парень, докуривая палочку легкого транквилизатора. В последнее время это стало модным. Табак и никотин давно ушли в прошлое – наука выводила все более и более интересные виды так называемых «полезных» средств снятия стресса. Занятным фактом было то, что тяжелые наркотики были строго запрещены к производству, ввозу и реализации на территории всех стран мира – создавались лишь в ограниченных количествах строго по лекарственной квоте, - но их хранение в целях личного употребления законом не преследовалось. И тут дело было даже не в Конвенции Мирового Сообщества, которая отнесла аспект наркомании к сфере личных интересов индивида и под предлогом невмешательства в частную жизнь призвала государства ограничиться запретом на производство и продажу. Просто потребность в сильных наркотических воздействиях на мозг со временем становилась все меньше и меньше – уже много лет велась легальная разработка легких релаксирующих препаратов, продававшихся теперь на каждом шагу и предлагавшихся в любой мало-мальски приличной библиотеке или кофейне, да и люди изменились…
Массовое помешательство на здоровом образе жизни, которое началось около полувека назад, вылилось в размеренное, спокойное существование здоровых особей обоих полов, имеющее своей целью продолжение рода и обретение счастья. Даже в типовом Основном законе государств звучало лейтмотивом: «Каждый гражданин имеет право на стремление к счастью». Только вот Нику все чаще приходило в голову, что счастье получалось какое-то… усредненное.
Но таков был этот мир – и никто не пытался его изменить. Конечно, была и преступность, и болезни, с каждым новым лекарством только умножающиеся, чтобы прокормить армию врачей и фармацевтов, и стихии до конца не покорились человеку. Но с преступниками исправно боролась правоохранительная система, избавленная от коррупции открытием телепатии, болезни поддавались лечению – в том числе и бесплатному, а на помощь пострадавшим от стихийных бедствий и редких локальных войн приходило Мировое Сообщество с огромным стабилизационным фондом. Институт страхования успешно возмещал убытки, кризис банковской и финансовой систем был невозможен по причине единой мировой валюты и открытой несколько десятков лет назад «чистой энергии» - искусственной альтернативе любому природному ресурсу. В общем-то, идеальная жизнь в почти идеальном мире.
«Зачем что-то менять, когда всем хорошо…» - подумал Ник, глядя на тлеющую палочку с маленькой мигающей надписью по ободку фильтра «Relax». Релаксы были качественнее их аналогов – транквилов . Те, на его взгляд, были в лучшем случае совсем безвкусными, в худшем – когда пытались воспроизводить естественные ароматизаторы – приторно-синтетическими. Он попытался вспомнить вкус сигарет – когда-то очень давно, еще ребенком, брал их без спроса из пачки отца. Курить ему не то, чтоб нравилось, просто хотелось казаться старше, а сигареты тогда в его понимании олицетворяли взрослость. Через пару месяцев отец заметил постоянные пропажи, посадил его как-то с утра перед собой и сказал, очень кратко:
- Ники, я не запрещаю тебе курить. У тебя есть голова на плечах, и только ты решаешь, что ей есть, что пить и чем дышать. Только одно помни – всегда. Не вреди себе. И так много кто будет пытаться это сделать по жизни.
- Но пап… Ты ведь куришь?
- Ну, видимо, пришло время бросить.
И бросил ведь – без компромиссов. Просто взял и бросил. Но до сих пор отец ассоциировался у Ника с сигаретным дымом, который он любил выпускать изо рта кольцами. Ароматы релаксаторов, как не старайся, не могли сравниться с этим запахом. И уж точно «колечки» из синтетического дыма не попускаешь.
От размышлений его оторвал незнакомый голос.
- Что, брат, сигаретку?
Ник обернулся, было, чтоб сказать, что в релакс-зоне пользоваться телепатическими способностями запрещено, но обмер в нерешительности, когда обладатель голоса, словно из зазеркалья, приблизился к его столику. Ник мог поклясться, что этот парень сошел прямо с рисунка Лив – его точная копия.
- ЗдорОво, юрист. Грустишь?.. – незнакомец присел на диван напротив Ника.
- Эээ… Мы знакомы? - вопрос показался очень глупым.
- Неет, - чуть нараспев, - наше знакомство ты бы запомнил – ручаюсь. Слушай, милый костюмчик – не думал, что мне так идет синий цвет.
Ник чуть пришел в себя. Вспомнились глупые передачи про двойников и дешевые розыгрыши с масками, но озвучивать эти мысли он не стал.
- Ты не переживай только, я с миром, - пальцы, сложенные в букву V, подтвердили пацифистские намерения двойника, - ты ж хочешь разобраться в смерти своей подружки Олив?
- Что вам известно о докторе Райт? – выпалил Ник, вскакивая из-за столика.
- Шшш, не шуми, Ник. Все известно, брат. Абсолютно все.
Знакомый незнакомец достал из кармана пачку сигарет и протянул ее, открытую, Нику.
- Бери, не стесняйся. Разговор есть. Долгий, - он сел напротив.
***
- ... На самом деле, я понял, что Мари не переубедить, сразу же. Как только увидел ее глаза кофейного цвета, в ужасе следящие за мной после того инцидента с постоянной клиенткой. А все ведь было подстроено – специально, чтоб она узнала. Я не мог больше скрывать от нее, чем занимаюсь… - шел второй час беседы, но Ник, видимо, все никак не мог поверить, что где-то поблизости не спрятана камера – постоянно огладывался. Это меня слегка забавляло.
- Но и выносить ее обвинения тоже не было сил – продолжал я - ведь сам начинал понимать, что Мари по-своему права. А принять ее правду означало бы сломаться. Ведь я всегда считал, что единственная мера истинности – человеческая совесть. А что еще? Законы, которые пишут люди? Мораль, которую придумали они же? Нравственность, которая меняется вместе с нравами чуть ли не каждый год? Все это еще более субъективно, чем сама субъективность… Так что, пока моя совесть чиста и я уверен в своей правоте – я «хороший» парень. А стоит начать раскаиваться и терзаться – надо мной повиснет грех, как лезвие гильотины над аутентичностью моей личности.
Я сделал глубокую затяжку, удовлетворенно повторяя про себя свою последнюю фразу, полулежа на диване, а Ник снова подумал об отце. Сигарету все же не взял, продолжая курить релаксатор. Принцип «не вреди себе» по памяти о папе, - какой славный малый!
- Но я не был готов отказаться от Мари навсегда, - я продолжил, - как и не был готов завязать со своим… увлечением. Мне только оставалось надеяться на то, что она примет и поймет. А она не приняла. Не смогла – слишком сильна была в своих убеждениях. И смысла ее «ломать» я не видел. Каждому – свое…
Я на секунду задумался, соображая, как подоходчивее объяснить ему эту истину, ибо чувствовал – парень не понимал или не хотел понять. Подумал о старом фильме «Пророчество» с Кристофером Уокеном в роли архангела Гавриила, но отмел эту мысль – этот пример еще более запутает беднягу, да и вряд ли он имеет представление об этом кино... Улыбнулся внезапно пришедшей в голову простой мысли и спросил:
- Ники, вот ты знаешь парня по имени Хун Са?
- Хм… Кто ж его не знает? Это тип, что управляет «Relax corp». - один из первых в списке самых богатых людей Forbes.
- Во-во… В моем мире его голова стоила два миллиона долларов. Естественно, в отрыве от тела, так как на его совести были жизни сотни тысяч обдолбанных герычем американосов в 80-х… А он себе тихо помер в родной Мьянме глубоким стариком. Я бы даже сказал, глубоко богатым и довольным стариком, для которого целью жизни было обеспечить независимость своей народности, и ради этого он готов был обобрать до нитки и истребить в принципе всю никчемную американскую нацию, стадно скупающую героин исключительно от собственной глупости и праздного безделья.
Ник молчал.
- А ведь преступник же... И не просто делец – наркобарон! Зато сильный духом. Так что, брат, не важно, чем ты по жизни занимаешься, важно с каким настроем, - я рассмеялся. Не мог не рассмеяться в лицо своему цинизму. И прочитав вопрос в глазах собеседника, поспешил добавить:
- Я не был наркоманом, нет. Но с точки зрения большинства жителей планеты Земля того измерения, в котором я родился, я был наиподлейшим из гадов. Меня даже из университета выгнали. Знаешь, за что? За то, что я был лучшим в том, чему нас там учили. Ага, так тоже бывает… Они-то надеялись, что их выпускники станут учителями химии в сельских школах. Ну, или на худой конец, работниками какой-нибудь лаборатории по изучению возможностей современной фармацевтики в производстве лекарств для смертельно больных, - всю жизнь ставить опыты на крысах, загибающихся сотнями за день от твоих неудачных попыток найти способ лечения СПИДа.
- СПИДа? – переспросил Ник.
Я удивленно посмотрел на него и усмехнулся про себя. Ну да, тут же и СПИДа-то нет… Единственная неразрешимая проблема этого мира – это отсутствие проблем. Правда, поговаривали о возможном взрыве сверхновой, но меня, если честно, даже больше волновало состояние моих ногтей. Может, и заусенцев на пальцах тут тоже ни у кого не бывает? Они мне никогда не нравились…
А вслух продолжил:
- Это болезнь такая, тебе не грозит, думаю, – тон вышел несколько покровительственным, но мне было все равно. – Так вот, в моем мире уж точно никто не ожидал того, что студент химико-биологического факультета начнет синтезировать новые виды так называемых «запрещенных веществ» и преуспеет в этом – да еще как! Я в свои восемнадцать нашел то, что некоторые искали всю жизнь – и отдавал это людям. Почти даром отдавал, если подумать. Знаешь, ведь это даже и наркотиком в полной мере назвать нельзя – разве что, из-за психологического эффекта, да и то на избранных… Физиологического привыкания – никакого. И никакого видимого воздействия на организм, в отличие от кокаина, например. Хотя, человек так устроен, что ему проще винить в своих слабостях какие-то объективные на его взгляд факторы… Поэтому все мои клиенты и говорили о «ломках» и потребности в дозе. Так ведь привычнее, чем признать, что ты можешь отказаться, но не хочешь – просто не хочешь. Да и если подумать, зачем? Зачем, если ты естественно и неминуемо сам когда-нибудь к этому придешь – стоит только подождать… Вот и зачем ждать, если можно испытать это сейчас. И если без фанатизма – даже не один раз… Хотя, если честно, почти никто больше двух-трех приходов не выдерживал – получал «передоз» и уходил навсегда. Некоторые решались сразу после первого. Но клиентов было немного, так как у кучи народу есть «противопоказания», как я это называю. Ну, и есть те, у кого временный иммунитет…
Ник, похоже, нашел в хаотически посещающих его мыслях формулировки основных вопросов:
- Макс… Я мало разбираюсь в химии, а тем более – в наркотиках. Мне все это мало интересно, если честно… Объясни мне, как идиоту, по пунктам: кто ты и почему мы так похожи – это раз. Откуда ты знал Оливию – это два. И как то, что ты мне рассказываешь уже битый час, связано с ее убийством – это …
- … Убийством? А кто сказал, что ее убили? – Я вопросительно приподнял брови.
- Хм… Твоя правда – никто. Но я не понимаю – отказываюсь понимать – как здоровая женщина может просто умереть?.. Люди просто так не умирают…
- А что такое смерть, Ник? А? Что это, по-твоему?
Я слегка улыбнулся, вспоминая, скольким до Ника я задавал уже этот вопрос.
Парень, как и многие до него, лихорадочно пытался вспомнить определение из энциклопедии. Что-то про прекращение биологической жизни организма… Я сделал нетерпеливый жест.
- Ага, именно так – прекращение функционирования тела. А что для души? Для разума и чувств? Для твоего внутреннего «Я»? Смерть – это состояние, брат. Смерть – это рай и ад, - согласен?
- Возможно. Я часто думал об этом когда-то давно, когда умер мой отец. Лив помогла мне понять, что со смертью он не закончился… - парнишка был абсолютно, до странности, откровенен. Я вздохнул.
- Эээ… Тут она не совсем права была, Ник. Как раз «закончиться» и есть счастье смерти… Тебе это может сказать только тот, кто умер и не закончился. То есть, к примеру, я.
У Ника, видимо, не на шутку разболелась голова – так, что я вынужден был потереть правый висок, надеясь, что он не придаст этому особого значения.
- Слушай, не взрывай мне мозг – давай по пунктам. Кто ты?
Я закатил глаза и притворно вздохнул. Опять – двадцать пять… Право же, я самонадеянно думал, что этот будет сообразительнее…
- Мое имя ты уже знаешь. Я родился в стране, называемой Россия, в моем «родном» пространстве. На здешней карте ее, кстати, нет.
- О’кей, допустим… Как ты попал сюда?
- Я умер.
- То есть, ты – призрак?
- Не-а. Я такой же «призрак», как ты и как любой из жителей этой планеты.
- Но как это возможно? Ты ж сам сказал, что умер – то есть, биологическая жизнь твоего тела закончилась, так?
- Так. Но не в этом мире, брат, - я прикурил новую сигарету, - видишь ли, Ник, я умер и попал в Рай. И не надо на меня такими удивленными глазами смотреть – ты думаешь, у всех рай одинаковый? Думаешь, я ощущал бы себя в раю совершенно счастливым и довольным, если б витал бесплотным духом вокруг золотого дворца среди облаков и пел «Аллилуйя»? Смешно, ага... Так вот, этот мир – МОЙ рай. А я Рай без тела не представляю, брат, - ухмыльнулся я.
- Бреееед… - Ник потянулся было за сигаретой, но передумал.
Я оценил это проявление силы воли - убрал пачку со стола. В отрывочных, хаотичных мыслях Ника кружились сейчас в хороводе миллиарды миров, и он все никак не мог поместить эти бессчетные Вселенные в границы своего сознания. Я вздохнул.
- Ладно, не веришь – придется попытаться дать тебе проверить... – я поднялся с дивана и достал «волшебный пакетик», как говорила Олив, из кармана джинсов.
- Тут достаточно, чтоб ты понял то, о чем я пытаюсь с тобой толковать уже два часа. Только инструкцию внимательно читай – я набросал на досуге, чтоб не рассказывать.
Маленький пластиковый пакет с надписью «P&H» упал на стол перед Ником.
- Что это? – парень моргнул несколько раз. Я усмехнулся.
- Это твой Рай, Ники… Ну, или Ад – как повезет.
VII
Мы шли по бесконечному лабиринту длинных белых коридоров, полных теней. Люба держала меня за руку – крепко, но не так, как обычно беззащитный ребенок пытается держаться за сильного взрослого. Наоборот, казалось, что это она меня ведет и боится только того, что я потеряюсь по дороге. А путь был длинным – мы останавливались иногда, чтобы передохнуть, и, опуская веки, я видела интересные, порой очень странные картинки. Словно заглядывала в чужие миражи и реальности: ложе из лепестков роз, хранящее сон влюбленных на заре; высокие стены замка в облаках, шпилями башен устремленного к солнцу; радугу в ночном небе, усеянном звездами; песочное море пустыни со спасительным оазисом; шумные праздники и тихое сопение прелестного малыша в люльке; лавки, заполненные ювелирными украшениями неземной красоты; лесную дорожку, усыпанную золотыми монетами… Но на каких-то промежутках пути девочка просила меня не закрывать глаза – я ослушалась только однажды, из любопытства. Того, что мне привиделось, было достаточно, чтоб сойти с ума, если бы я не была уверена, что все это не наяву. Огромное поле, усеянное отрубленными головами людей. Окровавленными, кричащими, плачущими, изрыгающими проклятия, укоризненно молчащими…
Люба с обидой посмотрела на меня.
- Ну что ты как маленькая? Попросила же…
Я не знала, что сказать. В горле стоял комок от увиденного.
- Что… что это было?
Девочка пожала плечами.
- Чей-то кошмар – тут так написано, - она указала на стену.
Я прочла, еле успев за пробежавшей серой тенью букв:
«Тому, кто не верит в «Абу Сайаф», но живет по ее законам».
Я не стала переспрашивать. В происходящем было слишком много неясностей, чтобы цепляться за детали.
Но уже очень скоро я почти забыла о жутком видении – белые стены нашего бесконечного пути стали постепенно расширяться, и из узкого коридора мы в какой-то неуловимый момент вышли в огромное белое ничто. Именно так – я не могла понять, где пол, а где потолок, есть ли верх и низ, лево и право. Все одно – единое белоснежное пространство вокруг. Насколько хватает взгляда. Белый цвет словно был «надет» на глаза изнутри, и, если бы не пятно Любы на его фоне, я бы растерялась. Да что уж! Испугалась бы до смерти.
А девочка улыбалась:
- Здесь начинаются полноценные миры. И дальше ты пойдешь сама.
- Миры?.. Дальше? Куда?..
- Ты увидишь, Мари. Не бойся. Ничего не бойся.
Обернувшись, я посмотрела назад – туда, откуда мы пришли – в надежде увидеть стены, что сопровождали нас. Но не увидела ничего – только пустоту. Теперь она была и впереди – малышка растворилась во всеобъемлющем белом. Почему-то захотелось плакать. Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и… замерла. Двери! Множество дверей в хаотично расположенных плоскостях. Открыла глаза – вновь белая пустота. Моргнула – ничего не изменилось. Зажмурилась – снова двери! Сделала шаг – аккуратно, медленно, как слепой щенок. Но быстро освоилась в этом странном месте, где зрение было не нужно. Подошла к ближайшей двери – дернула за ручку. Закрыто. Вспомнила про ключ, который лежал в кармане - замок легко поддался, и я, сама не понимая, почему, - бесстрашно шагнула в открывшееся беспросветно темное пространство.
***
Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что нужно разомкнуть веки, чтоб прогнать темноту. Тихий утренний лес встретил меня трелями птиц и стрекотанием насекомых в высокой траве. Свежий летний воздух наполнил легкие, а первые лучики солнца, отражающиеся в росинках, заставили меня прищуриться. Трава и листья деревьев сказочно блестели, и мне почему-то вспомнилось детство… Я обернулась – на этот раз в поисках двери. Ее нигде не было. Потерла глаза руками и поняла, что жутко устала – хотелось есть и спать. И еще умыться.
Лес, посреди которого я очутилась, не был густым – я стояла на протоптанной дорожке, свидетельствующей о том, что здесь часто бывают люди. Пройдя по ней метров сто, я увидела огромных размеров старый пень. Дерево не было срублено – скорее всего, его когда-то давно свалила буря – слом ствола был неровным, и внутри него образовалось углубление. Сейчас оно было полным кристально-чистой воды – видимо, ночью прошел дождь. Все это очень напомнило мне креативный дизайн раковины в моей ванной – я хотела создать иллюзию озера в домашних условиях. Для этого пол был поднят на полметра, а ванная комната второго этажа соединена с первым, чтоб потолок с солнечно-лунной подсветкой был как можно выше. Во второй уборной все равно не было особой необходимости в доме для двоих. Сама ванна была встроена в пол по технологии бассейна, а вдоль стен в больших прямоугольных кадках с землей рассажены кусты и даже пара маленьких деревьев мелкокорневой породы. Зелень прекрасно дополняла стены, выложенные видеокафелем, который был запрограммирован на постоянный показ лесного пейзажа. Естественно, обычная раковина ну никак не вписывалась в такой интерьер, - мы стилизовали ее под примерно такой вот пенек. Поменьше, правда, и искусственный… Но Толик шутил, что все настолько живо, что кажется, вот-вот из-за этого пня выйдет хоббит. А по мне так не хватало травы и птичек.
Я улыбнулась своим мыслям, плеснула водой на щеки и смочила губы. Во рту пересохло – набрав воды в ладошки, уже было собралась пить, когда шелест листвы донес до моего слуха голоса. Они были слишком далеко, чтоб разобрать слова, и я, не раздумывая, пошла в их направлении.
Вскоре вышла на поляну у большого озера чуть в низине. Деревянный пирс вел прямиком в его тихие воды, и на нем, свесив ноги, сидели двое мужчин с удочками спиной ко мне. Рядом стояло большое ведро. Чуть поодаль, на опушке леса виднелся добротный деревянный дом, рядом с которым был припаркован, свидетельствуя о цивилизации, вполне современный джип. Я тихо спускалась к пирсу, стараясь, сама не зная, почему, оставаться незамеченной как можно дольше.
И вдруг в тихом спокойствии лесного утра, раздался радостный возглас мужчины:
- Клюет! Пап, клюет!!!
- Ну, так и тащи – чего орать-то, Ники, - по-отечески снисходительно сказал второй голос, - Сейчас всех карасей распугаешь.
- Ух ты, большуший! – не унимался тот, кого назвали Ники, - он меня перетянет, отец! – парень с азартом тянул удочку, прогибающуюся под тяжестью добычи.
А в следующий момент я не знала, чему удивляться больше – небывалых размеров рыбине длиной с полметра, бьющейся о доски пирса, или тому, что довольный клевом «рыбак» оказался… Максом.
***
Я просто стояла и смотрела, как он оборачивается, не в силах сдвинуться с места. А Макс, увлеченный рыбалкой, не сразу заметил меня.
Когда наши взгляды соприкоснулись, я почувствовала радость, сравнимую лишь с детскими воспоминаниями о ней. Мы, как двое детей, смущенно не могли сделать и шага, сказать и слова от переполняющего нас застенчивого счастья. Счастья встретиться без надежды на встречу…
Его губы прошептали: «Живи ». Все громче и громче, с каждым шагом, уже бегом: «Живи… Живи!.. Live!!! LIV!.. Лиииииииииив!!!!» Я не сразу поняла, что это обращение. А как только он обнял меня, я почувствовала, что он обращается не ко мне. И что это – не Макс. Парень был похож на него внешне – как капля воды на другую – но голос, взгляд, объятия, запах… И это имя – имя другой женщины. Лив. Кто она? Кто ОН…
- Меня зовут Мария, - тихо прошептала я, не обнимая, но и не отталкивая «не Макса», который, казалось, был совершенно счастлив встретить меня здесь. Я с горечью представила взгляд, который неминуемо сопровождает разочарование: ведь он тоже должен был почувствовать, что я – не Лив.
Молодой человек отстранился немного, но не выпустил меня из объятий.
- Мари?.. – к моему удивлению, он не был разочарован, как я ожидала. Немножко озадачен, возможно, но не разочарован.
Я кивнула, видя себя в отражении его огромных глаз цвета шоколада – чуть темнее моих. Сердце укололо новое сравнение и еще одно абсолютное сходство с тем, кого я искала. Как же это возможно?... Максим и не Максим одновременно… Но мне искренне не хотелось сейчас, чтоб он отходил – даже на шаг.
- Мое имя Ник, Мари.
- Очень приятно… - по инерции промямлила я, думая о своем, а Ник сбивчиво продолжал:
- Как вы сюда попали?.. Боже, я счастлив видеть вас… Я так счастлив, Мари!.. Вы… Вы действительно похожи на Оливию… Одно лицо! Когда Макс сказал – я не думал, что…
- Макс? – я не поверила своим ушам, подозревая, что попала в иной мир, чем тот, что мне нужен и уже продумывая, как бы мне опять вернуться к дверям.
- Да, Макс. Вы его ищете?
Я промолчала, не зная, что и думать.
- Ну конечно же его… - ответил сам себе Ник словно какого-то другого Макса, чем тот, которого он имел в виду, не могло существовать в природе в принципе, - совпадений не бывает.
Вздохнув, парень задумчиво нахмурился, как будто решал сложную задачку в уме.
- Но я вынужден вас расстроить, Мари. Макса здесь нет.
В его глазах я прочла сожаление.
- И меня очень скоро не будет тоже…
***
Мы сидели на пирсе у озера – вдвоем – пока отец Ника готовил рыбу. Смешно, но мне показалось, что Виктора, – этого славного и веселого человека, которого я видела впервые в жизни, – я знаю очень давно. И ему не пришлось объяснять, кто я и откуда. Домик был в двух шагах от озера, и он обещал позвать нас, как только будет готов обед, понимая, что нам с Ником нужно поговорить.
Но мы молчали – просто смотрели на блестящую воду, слушали птиц и грелись в нежности солнечных лучей. Слов было не нужно – когда наши глаза соприкасались взглядами, мы улыбались, и видели в улыбках друг друга то, что не скажешь вслух. Мы летали на крыльях молчания, так много значащего для нас обоих, и всё стало неважно. Кроме смысла нашей тишины.
Запах жареной на костре рыбы и печеной картошки вернул нас на землю – отец Ника принес две тарелки прямо на пирс.
- На чай заходите в дом – мать там сладостей привезла, - он успокоил нас тем, что не один, и направился обратно.
- Здесь, наверное, красиво зимой…
- Наверное. Ты на лыжах стоишь?
Я рассмеялась, с удовольствием принявшись за еду.
- Примерно так же, как рыбачу. То есть, никак. Не пробовала никогда.
- Исправим, - сказал Ник с уверенностью.
- Ой ли? – я повернулась к нему, улыбаясь.
- Если хочешь, конечно, - осекся он, - когда найдешь Макса – вернемся сюда втроем.
Это прозвучало до гениальности просто и до абсурда неправдоподобно одновременно. В образовавшуюся паузу мы успели поесть, громко нахваливая повара. Родители Ника сидели на длинной скамье-качели с навесом у дома, и, обнявшись, что-то читали. Доев, мы поблагодарили их дружным: «Спасибо!». Виктор помахал нам рукой в ответ.
- А как же Лив? Ты не будешь искать ее? – решила возобновить разговор я.
- Ей здесь не понравится, Мари, - Ник грустно улыбнулся, смотря куда-то вдаль.
Я искренне удивилась.
- Почему? Разве в этом мире только это? – я обвела взглядом лес и озеро, - Тут ведь и города должны быть…
- Конечно, есть, - Ник улыбнулся, и мое сердце пронзила стрелой щемящая нежность к этой улыбке, кто бы ни был ее обладателем, - но не думаю, что это те города, в которых она хотела бы побывать…
Я с сомнением пожала плечами.
- В любом случае, я думаю, что стоило бы ее спросить.
- Я не найду ее, Мари, - сказал Ник, - чувствую, что не найду. Знаешь, ведь мы не были близки… Она просто позволяла мне восхищаться ею издалека. Не понимала меня во многом как человека, хотя понимала во всем как пациента. Меня это иногда из себя выводило, но я всегда знал, что она – не моя. Просто не моё. Хоть и тянулся к ней необъяснимо… И благодарен ей за многое… Возможно, я даже люблю ее, - он посмотрел мне в глаза с открытостью, которой я не ожидала, и я отвела взгляд. Его последние слова задели что-то глубоко в душе, но я отогнала это ощущение мыслями о другом.
- А я люблю Макса, - сказала я, - Ник, все эти годы я жила воспоминаниями…
- Хм… Кстати, а почему ты не вернулась? Он ведь год прождал, надеясь.
«А я – десять!» - хотелось крикнуть, но я не решилась нарушить волшебную тишину заповедного места, что царила здесь. Глубоко вздохнула.
- Ты не понимаешь, - наконец, сказала я с укором, - я не приемлю зло в любом его проявлении. А то, чем он занимался, это зло.
- Химия? – улыбнулся Ник.
- Наркотики! – вспылила я, - это ведь губит судьбы людей!.. Легкие деньги за счет чужого несчастья…
Ник улыбнулся еще шире.
- Принципиальная.
Он вдруг обнял меня за плечо, притянул к себе и коснулся лба губами. Я, вздохнув, отстранилась, внутренне ругая себя за нежелание делать это – его объятия были такими теплыми!..
- Я по дружески, - оправдываясь, опустил глаза, как смущенный мальчишка.
- Да, я принципиальная, - я сделала вид, что не услышала, - И вообще, почему я должна была вернуться? Он ведь тоже знал, где меня искать!
- Мари, ты ничего никому не должна. Вопрос только в желании…
- Не только, - внутри меня боролось два чувства – противоречия и симпатии к этому человеку, так похожему на Макса, но такому… другому, - мама мне с детства говорила, что есть слово «хочу», а есть слово «надо».
Ник рассмеялся.
- Ну и что же тебе было «надо»? Чтоб он бросил то, чем занимался ради твоих принципов? Изменил свою жизнь ради тебя? Жизнь, в которой ты толком и не разобралась…
«Да!» - снова прокричала я мысленно. – «Да, хотелось! Неужели так много хотелось?..» Каждое слово отражалось во мне нежеланием понимать, но голос звучал так участливо и по-доброму, что смысл сказанного не воспринимался как обвинение. И все же хотелось плакать. От бессилия. Хотелось доказать свою правоту и объяснить, что по-другому было нельзя, но я сама чувствовала, что аргументов для этого не достаточно. И понимала, что по-другому было МОЖНО…
- Ник, я люблю его, - еле сдерживая слезы, прошептала я.
А он просто наклонился ко мне и поцеловал – удивительно легко, нежно и с такой непринужденностью, с абсолютной уверенностью, что вправе это сделать. Словно мои губы были созданы для его губ. А у меня не возникло даже мысли отпрянуть. Спрятав удовольствие под ресницами, улыбаясь сердцем и душой катившимся по щекам слезам, я целовала – так, как всегда мечтала быть целованной. А в ответ получала свою мечту.
«Наверно, это мой рай, Мари…» - услышала я напоследок.
Я открыла глаза, и этот поцелуй вместе со всем этим миром уступил свое место бескрайнему белому.
VIII
Парень задумчиво рассматривал пустой пакет из-под наркотика.
«Вид препарата: порошок для вдыхания через нос. Другие формы выпуска: в виде таблеток и курительных палочек. Действие препарата: строго индивидуально, - читал Ник, - Три наиболее распространенных вида действия – состояние «Рай», состояние «Ад» и «Пограничное» состояние. Переход в каждое из состояний после приема препарата возможен в зависимости от нервно-психологического равновесия принимающего. Как правило, при первом приеме определяется одно из состояний как константа для принимающего, но возможны редкие случаи изменения действия препарата. Наступление «Пограничного» состояния после приема препарата означает временный иммунитет к его компонентам. Повторный прием при данном эффекте не рекомендован в течение года.
Противопоказания: не рекомендуется употреблять лицам младше 21 года. Возможны делирии (провалы в сознании) и смещение граней реальности, сильное неконтролируемое влияние на неустойчивую психику подростка. Не вызывает физиологического привыкания. При постоянном употреблении в разрешенных дозах вероятно наступление комы. Передозировка препаратом вызывает кратковременный делирий и летальный исход»
- М-да, - сказал парень вслух, - понятно, что ничего не понятно…
На обратной стороне инструкции он прочел:
«С пожеланиями и предложениями вы можете обратиться к производителю «Max P&H ltd», тел/факс»
Внизу было подписано от руки:
«Звони на мобильник, если что». И личный номер Макса.
Набрав его на коммуникаторе, Ник услышал знакомый, чуть насмешливый голос:
- Ну, что, брат, нашел свою Лив?
- Нет. Зато встретил твою Мари.
Тишина в трубке известила о том, что собеседник не ожидал такого поворота событий.
- Она что…
- Нет, она жива. Тебя ищет – бродит между мирами. Ты это, гений… Придумай, может, что-нибудь, а? Она любит тебя… - Ник вспомнил соленую от слез девушки сладость ее поцелуя. Еще раз с горечью подумал о том, что Мари целовала только его схожесть с другим.
Макс вздохнул.
- Ясно, друг. Я что-нибудь придумаю… Ты будешь еще брать?
Ник задумался на секунду.
- Я подумаю. Не сейчас.
- Ну, звони, если что…
Но их уже разъединили. Ник выключил коммуникатор и откинулся на спинку дивана. Вспомнил отца и маму… Мать он не знал – она умерла при родах. Но у отца никогда не было других женщин, и Ника он воспитал в том ключе, что если уж выбрал себе спутницу жизни, то она и после смерти должна тебе сопутствовать. Огромная любовь к матери Ника и уважение ко всем остальным женщинам мира предопределили отказ его отца от второго брака. Он был поглощен своим бизнесом и воспитанием сына, а память о жене грела его душу уверенностью, что они обязательно когда-нибудь встретятся.
Ник вертел в руках старое фото в рамке со свадьбы родителей. «Виктор и Лана – вместе навсегда», - гласила надпись под улыбающимися лицами молодоженов. Теперь Ник знал почти наверняка, что это правда. Их рай – один на двоих. Или на троих – вместе с ним?.. Парень улыбнулся, представив картинку, которую они с Мари наблюдали – домик у озера и тихая гармония быта его влюбленных друг в друга родителей.
Мари… Она, как показалось Нику, была моложе Лив. По крайней мере, в ее взгляде не было того отпечатка всепонимающего опыта и снисхождения ко всем людским порокам и недостаткам. Она не понимала Макса и не хотела принимать его занятия. Хотя, Ник был уверен, узнай она об этом больше и сделай она хоть шаг навстречу наперекор своим принципам, им было бы намного легче…
«Не мое это дело», - думал он, но никак не мог прогнать из мыслей образ девушки. Ее темные душистые волосы, ее непосредственная улыбка и янтарные глаза с отблесками солнца. Вспомнил, улыбнувшись, то, как она облизывала пальчики от папкиной стряпни… Как звонко смеялась и мило возмущалась… Как потрясающе целовалась!..
«Господи… Я, кажется, влюбился в девушку, случайно попавшую в мой наркотический рай…»
***
У меня раскалывалась голова – ворох мыслей и ни одной о том, как показать Мари дорогу в этот мир.
Жизнь с Олив – этой потрясающей, гениальной женщиной, которая всегда была открыта новым ощущениям и в то же время словно изнутри закрыта для чужих чувств, - была для меня чем-то вроде увлекательных занятий в университете. Но я посещал их изредка, потому как был уверен, что со временем она сама начнет искать встреч. Но шли годы, а этого так и не происходило. Я жил в раю – мой бизнес процветал. Кроме P&H, который был доступен только очень узкому кругу лиц, моя фирма занималась поставкой легких релаксаторов в регионы и рекламой, - Хун Са помог мне открыть собственное дело после того, как я создал и развил ритэйл-подразделение в его корпорации. У меня было столько денег, сколько было нужно для того, чтоб заниматься всем, чем я хочу – экстремальными видами спорта, азартными играми, даже благотворительностью… Я объехал весь мир – весь этот огромный мир, где было так много интересного и удивительного. Занимался фотографией, программированием 3D-игр, развил телепатические способности в тибетской школе разума, попробовал себя в рекламном бизнесе, создав крупнейшее медиа-агентство. Все шло легко. Все было удовольствием.
В общем, годы не прошли даром, но мне нужна была Олив. Ни одна из встреченных мной девушек не могла сравниться с Мари, кроме нее. Но, в отличие от Мари, Лив одобряла и принимала все, что я делал… Только мне казалось, что между нами стоит этот Николя. Она не рассказывала, но я знал, что мы появились в ее жизни с разрывом в год, и все, что она не могла себе позволить с ним, как с пациентом, она делала со мной как с любовником. Поначалу меня это забавляло, но потом я осознал, что между нами нет и никогда не будет того, что было между мной и Мари… Ведь для Мари я был единственным.
И мне осталось только ждать. Чего – я и сам не знал. Может, того, что Мари попадет сюда, хоть это и означало ждать ее смерти в другом мире, а может, того, что Лив забудет о Нике рядом со мной и мы вместе уйдем отсюда когда-нибудь, когда придет время…
Но ни того, ни другого не происходило.
А тут еще это! Честно говоря, я был уверен, что Ник – этот чуть застенчивый и заносчивый я-юрист – после P&H воссоединится со своей докторшей, и все будут счастливы. Потому как я чувствовал себя немного виноватым в ее передозе – я понятия не имел, куда она направилась – Олив никогда не рассказывала о своем Рае. Вообще-то, политика фирмы не позволяла продавать наркотик сверх безопасной для жизни дозы, но в ее случае я сделал исключение.
А она была стойкой девчонкой… Почти восемь лет на P&H! Что-то держало ее в этом мире. И я наивно полагал, что этим «чем-то» был я. Но в последнее время стало очевидным, что она стремилась туда, где нет и не будет ни меня, ни ее драгоценного Ника.
Ладно. Надо думать, что делать с Мари. С моей Мари, блуждающей между мирами…
IX
Следующую дверь я выбирала тщательно – прислушиваясь к ощущениям, задумываясь о том, что меня ждет за ней. Я прошла множество створок разного вида и размера в нерешительности, прежде чем одна из них открылась без моего участия. Заглянув, но, не отпуская дверную ручку, я открыла глаза и увидела женский силуэт на фоне звездного неба. Внутри было очень холодно, но женщина была обнажена.
- Ну, чего ты ждешь? Входи… - и словно прочитав мои мысли та, чье лицо было скрыто безлунной ночью, добавила, – не бойся, ты не надолго. Это не займет много времени…
Я вошла, поежившись от холода. Странное ощущение одиночества проникло грустью прямо в сердце и остановило слова у горла.
- Не говори ничего, я позвала тебя не для диалога. Просто слушай.
Женщина приблизилась ко мне так, чтоб я смогла различить черты ее лица. Черты своего лица…
- Посмотри вокруг, - здесь нет никого кроме меня. И здесь у меня есть все. Я не желаю ничего более, чем видеть эти звезды, холодные и прекрасные, и слышать музыку собственных мыслей. Здесь нет глупости и страданий, которые есть в любом ином мире, где есть место другим людям. Здесь нет отрицательных эмоций, потому что нет положительных… Я долго думала, прежде чем остаться здесь. И даже в последний момент я сомневалась. Но я счастлива – своим собственным счастьем.
Я слушала и думала о Нике. О его уверенности в том, что он никогда не найдет эту женщину. И она была обоснованной – Лив сама не хотела, чтоб ее находили.
- Скоро мои мысли закончатся – в этом небе не останется места для новых звезд. Тогда моя душа уйдет отсюда к другим. Она закончится, насладившись покоем. Она уже прожила достаточно жизней… И этот мир – ее последний, Мари.
- И что потом? – решилась спросить я.
- Я не знаю. Не знаю… Наверное, что-то хорошее. А может, плохое… Но что-то новое. Возможно, не в одиночестве…
- А как же… Ник?..
Лив улыбнулась.
- Ник ждет…
Она подошла ко мне совсем близко и взяла за руку. Я поразилась, насколько холодной и в то же время энергетически теплой была ее ладонь. И эта толика теплоты в мире холода поднималась от кисти вверх к моему сердцу. Мне безотчетно захотелось прикоснуться к Лив – не столько к телу, сколько к ее мыслям, в которых было столько того, что для меня непостижимо…
Почувствовав это желание, она провела рукой, которая держала мою ладонь, вверх, к моему плечу, шее, лицу. Затем притянула меня к себе, обняв. Я захлебнулась в новых для меня эмоциях – бархат кожи женского тела и запах длинных шелковых волос вызвали легкое головокружение. И я, закрыв глаза, обняла ее в ответ и почувствовала, как она тает в моих руках, оставляя внутри меня что-то свое… Что-то очень теплое и нежное.
И я подумала о Нике.
***
Ник не мог уснуть – уже час ворочался в постели. Так много всего произошло за день - Макс, наркотик, родители, Мари... Вспоминал последний звонок Лив. Почему она просила о помощи? «Я видел страх в ее глазах…»
- А как ты думал? Умирать всегда страшно, особенно когда умираешь навсегда.
Ник резко сел на кровати и потянулся к выключателю.
- Лив?!!
- Нет, Ники… - его руку нежно накрыла прохлада маленькой ладони, не дав включить свет, а губам в следующий момент запретил говорить поцелуй. Он задохнулся от радости в ее дыхании, волна, прокатившаяся мгновенно от губ до низа живота, накрыла его тяжелой негой желания. Сердце забилось быстро-быстро, когда Ник почувствовал прикосновение холодной кожи обнаженного женского тела к его груди и ногам, согретым теплым одеялом. От нее пахло свежестью зимнего ветра, а ее волосы блестели и переливались в свете фонаря Луны, светящего в окно, как воды реки, усыпанные звездной пылью. Она целовала Ника все настойчивее, проникая языком в глубину его рта, согревая дыханием щеки, возбуждала его страстными теплыми мягкими поцелуями шеи. Борясь с короткими вдохами и глотая наэлектризованный воздух, Ник озвучил то, что мешало ему принять эту женщину, которую он хотел больше всего на свете:
- А как же Макс?.. – и тут же проклял себя за то, что сказал, сжавшись в ожидании ее отстранения.
- Макс будет потом… Завтра… Сейчас - только ты и я, - прошептала она, вздохнув, - Ты и я, - эхом сквозь непреодолимое притяжение их тел.
Ник перевернул ее на спину и выдохнул в поцелуй:
- Мари!..
Они любили друг друга всю ночь – без слов, без лишних вопросов, без сна… Ник раскрывал секреты незнакомого женского тела – один за другим, – наслаждаясь всплесками обоюдного удовольствия. Мари – без тени стеснения – отдавалась ему вся, открывалась для самой себя с новой стороны – бесконечно страстной и бесстыдно требовательной любовницы. Она улыбалась тому, как искренне Ник реагировал на каждый ее всхлип, каждый выдох и вдох, каждый стон… Как настойчиво он вел ее –руками, ртом, всем своим существом, – к вершинам наслаждений, раз за разом помогая покорять все новые и новые. Она удивлялась своему ненасытному желанию во что бы то ни было доставить удовольствие этому мужчине, которого знала меньше суток, но чувствовала так, как никого и никогда… Впервые за много лет ей не нужно было закрывать глаза, чтоб представить того, с кем она действительно хотела бы заниматься любовью. Она терялась в этом взгляде, обрамленном длинными ресницами, он растворялся в поцелуях, нестерпимо сладких, несравнимо нежных, необъяснимо страстных, они тонули в улыбках, среди ночи освещающих вспышками счастья этот мир… Мир, где они нашли друг друга.
Х
Этому не было объяснения. Я ни на минуту не усомнилась в том, что поступаю правильно прошлой ночью. Теперь же я сидела, обняв колени, на подоконнике, уставившись стеклянными глазами на просыпающийся незнакомый город. Ник спал, отключив будильник час назад. А я сходила с ума от безысходности – чувство вины лежало на плечах немым грузом, стекало по щекам неугомонными слезами. Я пыталась приглушить всхлипывания, но получалось слабо.
«Мне нужно увидеть Макса – я обязана найти его», - решила, наконец, заняться чем-то, когда мне надоело просто сидеть и жалеть себя.
Вытерев слезы, я спустила ноги с подоконника, легко спрыгнула на мягкий ковер, стараясь не разбудить Ника, и огляделась в поисках своей одежды – ее нигде не было. У кровати на ковре я нашла только ключ.
«Значит, я вернулась из мира Лив голой…»
На стуле висела рубашка Ника – мне она оказалась почти по колено. Я руками расчесала волосы и уже собиралась выйти, когда услышала его голос:
- Ты собираешься так по городу ходить? – с иронией сказал он, - Даже не принимая во внимание то, что это немного странно смотрится – женщина в мужской рубашке и босиком, - на улице достаточно прохладно. Ты просто замерзнешь.
- Прости, я не хотела тебя будить…
- Глупости. Я закажу тебе одежду. Назови размер, - сказал Ник, приподнимаясь на локте и включая домашний коммуникатор.
Его дисплей тут же ожил и в квартире раздался сигнал входящего звонка.
- Номер не определен, - известил диспетчер голосового управления, - принять или отклонить?
Ник обернулся ко мне:
- Это Макс, скорее всего. Ты...
Он не договорил – я замахала руками, как ненормальная, с умоляющим видом попросив его не выдавать, что я здесь. Ник коротко кивнул и принял звонок.
Они условились встретиться через час у Макса – Ник так и не понял, зачем тот позвонил, и назначил встречу сам, сказав, что нужен еще пакетик P&H.
А я все это время сидела, опершись спиной о стену, и, закрыв руками лицо, плакала. Звук его голоса – такой далекий, и такой близкий, - воскресил массу воспоминаний, но я совсем не хотела больше встречаться с ним… Обозвала себя трусихой, которая не умеет отвечать за свои поступки, но и это не помогло справиться с чувством вины и нежеланием видеть Макса.
Ник подошел ко мне и погладил по волосам. Успокаивал как провинившегося ребенка, осознавшего свою неправоту – Мари, девочка, не плачь… Мы пойдем вместе, все будет хорошо…
Но я должна была увидеться с Максом сама – один на один. Я должна была…
«Ты ничего никому не должна, - вспомнила я фразу Ника – Вопрос только в желании». Но тут же отогнала эту мысль, испугавшись своих желаний…
Пока я принимала душ, мне уже принесли одежду – я нашла на стуле в спальне аккуратно сложенные джинсы и свитер, в прихожей стояли странного вида кроссовки моего размера. Одевшись и положив Любин ключ в карман джинсов, я вышла из комнаты – Ника нигде не было. В прихожей нашла кредитку и записку с адресом Макса, под которым было подписано той же рукой имя – Лив Мари Райт.
Я проглотила комок, подкативший к горлу, и, взяв деньги и бумажку с адресом, вышла.
***
Пока такси везло меня по многоуровневым дорогам на другой конец этого огромного мегаполиса, каких я никогда не видела, я пыталась думать о том, что скажу Максиму, когда увижу. Но все время мысленно возвращалась к прошедшей ночи, к берегу озера, на котором я впервые встретила Ника, к ощущениям, что я испытывала рядом с ним… Смешно, но при всей схожести с Максом, они были совершенно разные – в манерах, в разговоре, в постели… Хотя, чем конкретно они различались, я сейчас не могла сказать – воспоминания, которые последние десять лет заменяли мне сны, уступили свое место новым неожиданным эмоциям. И сравнивать совсем не хотелось.
Я внутренне так и не подготовилась к встрече, когда синтетический голос водителя оповестил меня об окончании пути. Улыбнувшись, я поняла, чему обязана его молчанием всю дорогу – Макса всегда раздражали болтливые секретарши и таксисты, в его раю просто не могло быть иначе. Протянула роботу кредитку Ника и услышала:
- Николя Виктор Кристи, назовите контрольную комбинацию слов для списания денежных средств с вашей личной карты.
Я задумалась лишь на мгновение.
- Лив Мари Райт, - сказала, вспомнив неуместную подпись в записке.
«Мы говорим на одном языке, Ник, - подумалось мне, - хоть и живем в разных мирах… Это лишь код. Хотя, если подумать…»
Но времени думать уже не было – я стояла перед входом в парадную квартиры человека, которого не видела десять лет. Человека, умершего в нашем мире. Человека, которого я любила…
Развернула бумажку с адресом. Этаж 21, апартаменты 21.
«Одна квартира на этаж. Что ж, торговля наркотиками и в моем мире прибыльное дело…», - подумала я и вошла.
Подъем на лифте показался мгновением, удары сердца о виски отсчитывали секунды, оставшиеся до встречи. Я подошла к двери из темной породы дерева с позолоченным номером и молоточком.
Глубоко вздохнув, я трижды постучала – стук был оглушительно громким, но дверь никто не открывал. Еще раз – никакого эффекта.
После третьей попытки из-за двери послышался голос:
- Ники, не шуми так. Я уже иду, - и шуршание возни с замком, - квартира новая – только въехал. Приходится закрываться на механику, пока не поставят датчики… Сейчас, погоди, что-то заело…
Я вспомнила про «ключ от всех дверей».
Дрожащей рукой достала его и поднесла к ультрасовременному механическому замку с тонкой прямоугольной лункой. Не представляя, как он откроет эту дверь, но, свято доверяя Любиным словам, я попыталась вставить его в замочную скважину и услышала:
- Ч-черт! Ник. Я, кажется, ключ сломал прямо в замке…Не открывается! Надо вызвать техподдержку…
- Не надо, - голос срывался на шепот, я старалась взять себя в руки. Закрыла глаза.
- Эй, брат, ты там? – спросил Макс.
- Не надо поддержку, - сказала я громче, - Максим… Это я.
- Мари?.. – удивление было очевидно даже через дверь.
- Я сама открою… Дай только… Ключ вставить…
Но ключ никак не подходил. Он то проваливался в скважину, бесполезно проворачиваясь в ней, то вовсе в нее не лез. Нервничая, я поворачивала его разными сторонами, шевелила внутри, пытаясь зацепить за какие-нибудь детали замка, но эта технология была принципиально иной, чем устройство ключа. Магическая вещь сейчас казалась бесполезным куском металла - он был бессилен перед этим последним препятствием, ничтожным в сравнении со всеми теми трудностями, что я уже прошла.
- Макс… он не подходит… - с отчаянием в голосе и в душе сказала я.
- Подожди, я вызову…
- Не нужно, - слезы ударили в глаза, - это знак.
- Господи, Мари, ты не меняешься! – от этой фразы повеяло раздражением, что вызвало новый поток моих слез, - это всего лишь сломанный в замке ключ. Совпадение.
- Нет, - меня уже было не переубедить, - нет, Макс… Эта дверь не для меня – мне нечего за ней искать…
- Что… что ты такое говоришь?
- Мы чужие с тобой… Всегда были чужими. Принципиально разными…
- Но ведь только противоположности притягиваются…
- Ага, до такой степени, что десять лет ничего друг о друге не знают… И даже в этом твоем раю… Есть только один человек, которого я забрала бы в свой… - я опустилась на пол перед дверью.
***
Я не мог понять, что такое она говорит. Я был так безумно, нереально счастлив тому, что она нашла меня! При звуке ее голоса за дверью от неожиданности у меня задрожали колени, и показалось, что из-под ног уходит пол. Мари! Моя девочка. Моя любимая девочка! Она здесь, она рядом, она за этой глупой дверью, которая отказывается открываться… Отказывается открываться в МОЕМ раю!
- Макс, - я слабо различал ее слова, но они с силой били меня своим смыслом, - Эта дверь не для меня – мне нечего за ней искать…
«Но почему? Для чего тогда это все? Мари, любимая, ты – все, что мне нужно, все, чего мне не хватает здесь!» - громкие мысли укладывались в не слишком уверенные фразы:
- У меня в этом мире есть все, кроме любви. Ты – моя любовь! И ты нужна мне…
- Тебе нужна не я. Тебе нужно свое отражение во мне…
- Я ничего не понимаю. Ты ведь не смогла забыть меня! Значит, ты до сих пор… любишь? Так?..
Молчание.
- Мари! Ты любишь меня?!!
Я услышал тихие шаги за дверью.
- Мари!!! Не уходи…
Впервые за много лет я плакал. Вспоминал, какими теплыми были ее руки, каким гибким и податливым было ее мягкое тело, какими большими и влюбленными глазами смотрела она на меня когда-то давно… У меня было много любовниц, но такой искренности я не встретил ни в одной из тех женщин, кого пытался узнать после Мари. Ее открытости не хватало даже Лив, и поэтому я не смог занять ею место в моем сердце, оставшееся пустым.
- Максим, - музыка ее шепота вновь вернула меня в реальность, - я многого не понимаю в том, что происходит. Но я знаю наверняка – я не принадлежу этому миру. Ни в жизни, ни после смерти я не хотела бы быть его частью – эта реальность меня пугает… Не жалей ни о чем – то, что было между нами было, прекрасно. Но в одну реку не войдешь дважды. Однажды наши дороги разошлись, и в этом был смысл. Мы все сделали правильно…
Я не знал, что сказать на это. Я чувствовал все иначе, но выразить этого не мог. Только отчаяние… Только глубокое непонимание.
- Справедливости нет – я это всегда знал, – мой голос казался безжизненным.
- Ты прав. Но каждый получает то, во что верит. И каждый достоин того, что получает.
- Да? Значит, ты была достойна столько лет жить без любви?
- Получается, что так… Но, знаешь, я не считаю, что была несчастна. И сейчас здесь со мной – чудо, давшее мне возможность понять, что я могу быть счастливой…
Я как наяву увидел то, что происходит за дверью – ребенок лет пяти, белокурая девочка, стояла напротив заплаканной женщины, подпирающей дверь моей квартиры.
- Любовь не оставила меня, - шептала Мари, - Любовь открыла мне нужные двери.
Она протянула девочке какой-то ключ, и та, улыбнувшись, исчезла вместе с ним.
И вдруг я вспомнил все – жизнь от начала и до конца. Любовь… Я ведь не знал, что это такое!.. Никогда не верил в ее существование в отрыве от самого человека. И над теорией «половинок» смеялся, считая свою душу чем-то цельным. Но только сейчас я почувствовал, что Любовь – это нечто другое. Не люди, не половинки, не притяжение тел… Это то, что мне так и не удалось познать. Это не химия, не физика, не биология…
Я как ненормальный бился в закрытую дверь, но не она отдаляла меня от той, которую мне не вернуть. В отчаянии я опустил руки. Я не понимал.
- Мне больше ничего не нужно, - прошептал одними губами, но даже если бы я кричал, Мари бы меня не услышала – все ее мысли были с Ником, и я проклял свое умение их читать, - Я просто больше ничего не хочу…
XI
Ник, как и многомиллиардное население этого мира, даже не успел понять, что произошло. Одна вспышка – и рая для чьей-то души не стало, вместе с самой душой, которая закончилась, слившись со своей первоосновой. Не надеясь на новую жизнь…
***
«Где я?»
Нет ответа. Абсолютная тишина – ни звуков, ни мыслей. Пустота.
Осколки сознания, врываясь в этот мир холодной невесомости, пытались отвечать на вопросы.
«Что со мной?»
Все та же тишина в ответ.
Предположения, теории и гипотезы... Ничего. Пустота, по капле заполняемая... страхом?
Кап-кап. Кап-кап. Кап-кап.
Слезы взорвавшегося солнца.
«Кто-нибудь выжил?»
Может быть… Кто-то, но не я.
Последний вопрос. На все остальные я знаю ответы.
«Что такое Любовь? Мне кто-нибудь скажет, что это такое?»
Может быть… Когда-нибудь… Даже покажет… Но не сейчас. Не этой душе. Не в этом теле, дитя…
«Дети? Причем здесь… дети?..»
XII
Вода была теплой. Озеро перед домом Виктора и Ланы переливалось всеми цветами радуги, висевшей над ним. Ник с Максимом сидели на берегу. Я любила купаться по утрам, да и врач говорил, что плавать в период беременности очень полезно.
- Мам, а откуда берутся дети? – задумчиво наблюдая за мной, спросил мой маленький сын, когда я вышла из воды. Ник бережно накинул мне на плечи теплый халат.
Я посадила Макса на коленки лицом к себе, положив маленькую детскую ручку на свой живот, который уже не скрывал скорое появление на свет новой жизни, и серьезно сказала:
- Солнышко, это сложный вопрос… Их тела создаются природой. А души - это часть единого Бога, который вкладывает частичку себя в каждого, давая нам возможность создать свой собственный мир. И объединяются души с телами любовью, - я тепло посмотрела на улыбающегося мужа.
- Чего?.. – ребенок нахмурил брови, не понимая, о чем речь, - Любовью?
Ник рассмеялся:
- Конечно любовью. Без нее никуда.
- Мам, пап, я вас очень-очень люблю! – торжественно объявил малыш.
- И мы тебя, - улыбаясь, сказала я.
- И у нас будут дети? – Максим загнал в тупик новым вопросом, но я все же попыталась противостоять его наивной логике.
- Нет, солнце мое, любовь бывает разная…
- Макс, короче, детей приносит аист, - перебил меня Ник.
- Ага, ну конечно, или их находят в капусте, - насмешливо добавила я.
- Ну что я, маленький, что ли? – громко возмутился сын, - я же знаю, что моя сестренка у мамы в животике! Ее же туда не аист положил?!
Мы с Ником переглянулись, и он подал мне знак, что ответит.
- Сын, аист положил ее в капусту, которую проглотила мама. А когда сестренка вырастет в животике – мы ее оттуда вытащим вместе с капустой!
Я еле сдерживала смех от такого объединения версий.
-Хм… - задумался маленький любопытный незнайка, - а зачем надо было ее глотать, если потом все равно вытаскивать?
- Ммм… Ну… Чтоб унести! – нашелся муж.
- А зачем нам капуста? Можно же было просто сестренку проглотить?!
Мы дружно рассмеялись.
- Все-то тебе нужно знать, - потрепал Ник сына по голове, - слушай маму – она дело говорит…