Я работала переводчицей в середине 90-годов на русско-финской границе. Участвовала в проекте по выявлению и депортации наших челночниц, торговавших и своим телом.
Обычно они ездили на автобусе. На самом Севере обслуживали норвежцев или «норгов», шведов – «сверей» и финнов, то есть «чухну». Женщины были общительны, работой довольны, пока финики не стали пасти наших. Умные братцы-кролики учили жить: пасиму нэ работа, нэ нато сута прыэхат, тавай-тавай тамой, Русиа! А меня заставляли проводить что-то вроде политинформаций. Типа, наши финские товарищи не допустят, чтобы женщин так эксплуатировали. Ведь в некоторых странах социализм уже построен, а у вас никакой культуры. Вы даете клиентам, их мужьям и братьям, использованные презервативы! Вы даже не моетесь перед бассейнами и по-прежнему носите шапки в саунах. Вы что, совсем дикие?
В результате этих политатак поняла я, что вытесняют нас всех проклятые социалисты. Устроили самую настоящую борьбу за рынок. А когда и меня стали «кидать», не платить проценты от числа отловленных и депортированных, то решила я свое дело открыть, семейное предприятие на вражеской территории. Стала читать по интернету книги "Как выйти замуж за иностранца", навела справки у выученных соратниц.
Выбрала страну знакомую, с готовыми контактами и привычным климатом. Все-таки уже в возрасте, не до америк! Ответил один, даже фото прислал. Рыжий такой, крепенький, нос, правда, картошкой, зато в очках. Улыбка почти интеллигентная. Костюм его меня в смятение привел, однако. На одной фотке изображен он в шапке с рожками, цветастой такой, в рубахе с полосками, при кушаке и в сапогах-мокасинах. Мама родная, прямо скоморох, еврей индейский! На другой фотографии в куртке и шапке-петушке. Типичный турмалай, каких полно было в Ленинграде во время сухого закона.
Списались, прислал приглашение на языке каком-то не финском, прямо скажем. Разве я знала тогда, что Финляндия – страна не только шведского, финского, но еще и языка саамов? В консульстве визу поставили, и вот я уже в поезде. В купе сижу, как дорогая, а не автобусная подруженька. Думала, на таможне обыскивать будут. Но симпатичный таможенник даже не глянул на меня. Может, признал. А может потому, что рядом настоящая сидела. Ну вы понимаете, челночница. Радостно ей так улыбался, но все денежки пересчитал, трусики перетряс, наслаждался, гад!
Ну а дальше сплошной курорт начался. Пекка встретил хорошо. Рыбой мороженой кормил, как тюлениху, много и щедро. Поразилась я: у них тут сплошное натуральное хозяйство. И в магазин-то особенно не надо ездить. Угощал меня суженый лосятиной с брусникой и можжевеловкой.
А утром велел одеться потеплее, сказал, к родственникам поедем, вроде как на смотрины. Вот мчимся на собаках, в ушах звенит, в голове гудит, а вокруг - красота! "Среди хлебов спелых", - затянула я от всего сердца, по-зыкински, а он по-своему, по-собачьи.
Прибыли на место, стали карабкаться на сопку. Дух захватывает от красоты и просторов. Привел меня к коряге замшелой, поваленному дереву.
И вдруг, мама дорогая! Закрутился юлой Дерсу мой, как шаман. А потом, прикиньте, как завоет! Я уж и не знала, назад бежать, к собачкам, или с горы этой чертовой бросаться. Вдруг разом успокоился, опустился на колени, стал дерево гладить, бормотать что-то, временами на меня пальцем показывать.
Поднялся, как ни в чем не бывало, подвел к обрыву, стал окрестности комментировать. Говорит, там чум его, там пастбище, десяток оленей имеет, тут вот охотится. Лось в основном и птички разные. Рыбы полно, налима уважает. Из ягод морошка, брусника, отличная закуска. " А грибы-то дачники собирают?" - спрашиваю. Уставился он на меня, как его папа на красноармейца в тундре. Никого, говорит, здесь нет, кроме нас с тобой, да мамы покойницы, что в дерево превратилась.
Тут уж все я поняла, всплакнула. Как же без людей-то!
Прошло четыре года. Дочь родилась у нас, настоящая саамка. Я устроилась на работу экскурсоводом по вызову. То есть клиентов мало, но когда приезжают новые русские, то мне звонят. И я сажусь в микроавтобус, развожу их по тундре.
Однажды муж собрался на похороны. Умер сосед. А соседи здесь ценятся больше родственников. Пекку пригласили в общину за триста километров от нас. Надо быть в классическом костюме и при галстуке. Лютеранский обряд – вещь серьезная!
Пекка, ростом 1.95 и весом 130 кг., имеет проблемы с гардеробом. Не в силу своих габаритов, а по национальным пристрастиям. Ему доплачивают, если он носит костюм саама. Чтобы поддерживать дух малых народностей, их обычаи и все такое.
Утро посвятили инвентаризации парадных одеяний в нашем доме. По причине "усадки" были отвергнуты несколько костюмов с кушаками, ленточками и бахромой. Я ходила по пятам и приговаривала: "Вырос, дорогой! Ничего, я отдам в Питер, пусть и наши бомжики в саамов превратятся".
Наконец серые сатиновые брюки заслужили доверие. Правда, на причинном месте что-то блестело. Вооружившись автомобильной щеткой, я стала яростно тереть это пятно. Пекка радовался.
Потом нашли рубашку цвета морской волны. Маловата, но под пиджак сойдет.
С последним вышла заминка. Пекка исчез в недрах дома. Я следила за передвижениями его огромных лаковых ботинок, купленных вчера на распродаже. В них путешествовала наша трехлетняя дочка. Она загрузила их всем домашним скарбом, оказавшимся без присмотра. Когда появился на горизонте папа, и ботинки были заброшены, я быстро извлекла поварешки, крышки и прочую утварь из похоронной обуви.
Но вот явился он, и я ахнула! Хитрые глаза пытались сохранить серьезность, рыжие патлы шевелились, как у Олега Попова. От важности Пекку распирало. Он напялил мой синий вязаный жакет, золотые пуговицы еле держались на круглом животе. И вот на моем саамце-неандертальце фирменный жакет. Ярко-синий галстук с золотой бляшкой, сверкающий на правом борте значок "GUIDE".
После примерок мы отправились в супермаркет за едой. Меня высадили из машины и дали инструкции вместе с деньгами. Купить молока и мороженой рыбы. Пекка будет делать чухонский суп, "чтобы все ели!"
Дело в том, что когда готовит он по финским рецептам, я перехожу на голодание. Пекка считает, что только картошка может быть гарниром. Простокваша или молоко всегда должны стоять на столе в качестве запивки. Ну и, конечно, хлеб, густо помазанный маргарином, как без этого?. На десерт, по его мнению, хорош кисель такой густоты, чтобы ложка стояла, или сладкий жидкий творог с ягодами. После всего можно выпить и можжевеловки с черничным пирогом. Ну и жрут они!
Купила овощей, восточных соусов, риса и оливкого масла. Уже собиралась на выход, но тут произошла встреча. Я узнала ее сразу. Почти родное лицо из многочисленных семейных альбомов, которые Пекка не удосужился спрятать.
Украдкой рассматриваю. Типичная финка, с химией и в очках, крашеная блондинка, флегма, лицо напряжено, щеки, как у бульдога. Как будто решает мировые проблемы, выбирая лук! Хотела было удрать, чтобы избежать конфликта. Но вспомнила, что мне тоже нужен лук. И мы рядом, почти касаясь локтями, роемся в лотке.
Вот подошел ее муж, спрашивает что-то. Холодный взгляд, худощав, не национальный костюм. Европеец-сноб. Окинул меня презрительным взглядом, мол, русская!
И вы знаете, что-то со мной произошло. В машине стала тискать своего живого медведя, Пекку то есть."Оторвали мишке лапу, все равно его не брошу, потому что он хороший!" - пела моя двуязычная дочь на заднем сиденье машины, спешащей домой.
Вечером выезживала собак по тундре, пела. О том, что среди немногословных людей, огромных просторов, начинаешь чувствовать людей, как зверь. Взгляд, запах, одежда, мимика. "Не наших" чуешь сразу.
Я уж тут привыкла, что людей встречаю так редко, и почти все мне улыбаются. Потому что улыбка - первый знак общения.
© Copyright: Милла Синиярви, 2003
Свидетельство о публикации №2309090135