Старший по возрасту из моих дедов - отец моей матери, Моисей Пейсахович Хитеров погиб в июле 41 года.
Это практuчески все, что известно мне о нем наверняка и задокументировано, остальное сложено из обрывков воспоминаний матери и бабки.
Написано было в извещении, пропал без вести. И понимай это как хочешь. Потом, yже будучи довольно взрослым, я узнал, это означает, что его солдатский медальон не нашелся где-то, где ему пришлось сложить голову. Бабка моя даже приблизительно не знала и никогда не узнала, в каких местах это случилось, да и было ей не до этого. Война стремительно приближалась к Брянской обласи, где они тогда жили в городе Клинцы и надо было спасаться самой и спасать мою мать Полину тридцать пятого года рождения и ее сестру Софу, трех месяцев тогда от роду. Дед по-русски говорил с акцентом, роднымu языками его были болгарский и ладино, идишу он научился, когда его семья, руководствуясь неведомыми мне соображениями, перебралась из окрестностей города Велико Тырново на Украину, в Житомирскую область, в местечко Трояново.
Семья была большая и, конечно небогатая, как и все семьи многодетных еврейских мастеровых в то время, перед русской революцией. Дед был третьим не то четвертым сыном в семье, учился в хедере и был красивым и умным мальчиком. Все его любили, вспоминала бабка, не много помнившая подробностей о семье мужа, а рассказать подробней было мне некому, вся дедова большая семья, кроме одного из братьев, еще в гражданскую подавшегося за счастьем в Америку, погибла. Я не знаю, как именно уничтожили евреев именно в Трояново и подробностями не интересуюсЬ из постыдного опасения добавить боли и горя к известному мне уже.
Дед Моисей закончил начальную школу и помогал своему отцу, моему прадеду, в сапожной мастерской, там пришла революция, за ней гражданская война, потом еще немного и стал он подростком, вступил в комсомол, невзирая на упреки отца, что не годятся порядочному еврейскому юноше эти глупости и, похоже на каком-то комсомольском сборище познакомился с юной тогда Идочкой, моей бабкой, тоже комсомолкой. Так оно у них и шло, как водится, с ухаживаниями и сватовством, потом они поженились, потом появилась моя мать, потом тетка Софа, потом началась война, потом он погиб, а потом и вся его большая семья.
От него осталась одна-единственная фотография, где он с завитой по тогдашней моде бабкой Идой и моей маленькой матерью в кружевном платьице, смотрит прямо и с улыбкой. Сидя в белой рубашке и черном новом пиджаке. Передовик труда местной обувной фабрички, певец и шутник, неунывающий человек, которого все любили. У него там крупные руки и широкие плечи рабочего человека, у которого все есть, что нужно для жизни.
От брата, уехавшего в Америку и временно потерявшегося, он перед самой войной уже получил письмо с расспросами о семье, тогда еще многочисленной, и среди прочего дед ответил так: Слава Б-гу, все здоровы и в доме каждый день есть еда и одежда всем на каждый день, и на субботу с праздниками. Дед хоть и знал минимум четыре языка, в письме был не скор и оттого выходило у него весомо.
Этими нехитрыми словами и я сам руководствуюсь в жизни, добавляя: и чтоб не было войны. Потому что она может в единый миг сделать бессмысленными заботы о здоровье близких и куске хлеба для них, а у меня и так не много, для чего я хотел бы жить.
Да и вообще, свинство по-моему, когда людей убивают.