Куплю

Павел Мешков
ДН



…Медный таз для варки вишнёвого варенья. Не большой. Дорого…

…Он ударил в медный таз
И сказал: “Кара-барас!..”


…Где-где… Газеты читать надо!.. Вот что я тебе скажу…
Ты бутылочку-то открывай, не стесняйся, неча волынить. Да наливай понемногу! Торопиться нам, вроде, тоже некуда…
А про газеты я тебе на полном серьёзе говорю – читать надо. Они ведь не только для растопки и туалета издаются. Да серьёзно я! Неча ржать-то! За печатное слово, если знать хочешь, и выпить не грех. Собственно на него ж и пьём…

…Тут моя хозяйка газету принесла. “Проспект” называется. Хорошая газета, толстая такая… Правду сказать – мне всего пара листов досталась, какие втихаря выдернуть из газеты успел, а с остальными старуха моя к соседке ушла. Челевизер у меня давно уже сдох, так что я очки своей благоверной на нос нацепил, устроился поудобнее, сижу с умным видом, читаю.
Так себе, скажу, газетка. Про то, кто сколько украл у государства и где спрятал – ни слова. Хотя, какой нам в этом интерес? Где спёрли – наверняка уже ничего нет, а куда сховали, нам не дотянуться… Заграница!.. Кстати, о птичках! Про то, почему мы с мериканцами только что не дрались, а теперь любить должны друг дружку куды попало, тоже ни словечка. А может, мне страница не такая досталась?..
Но! И здесь новостей хватает. Ежели читать правильно. Вот в наше время люди за квартирами годами в очереди стояли, а здесь – будто все разом от квартир избавиться решили. Да ещё и “в срочном порядке”! И с продажей машин что-то не так. Я овец столько разом не видел, сколько их там продаётся. И всё очень дёшево, если этим объявлениям верить. Всё чин-чинарём: тут тебе марка машины, какие причиндалы на неё навешаны, цена в долларах. Я с полчасика карандашиком по полям газеты помахал. Доллары ихние в наши родные, пенсионные, перевёл и вот что скажу: правильно президенту нашему бывшему пенсию увеличили! Ему ведь без машины и самолёта никогда бы столько не начудить. Не поспел бы! Да я и сам на свою пенсию машину любую купить могу. Правда, для этого, ежели я в нулях не особо ошибся, жизнь нужна вечная. А на что мне такие муки? Н-да!
…Ты давай не сачкуй! Лей потихоньку…
Ну, так вот. Перевернул я страницу, а там кто чего купить хочет. Одному “Жигули” подавай не дороже пяти лимонов. Но я уже учёный – первую страницу прочёл. Ежели, думаю, купит – то он Куперфильд…
…Да я тебе рассказывал… По ящику я смотрел, пока он не сдох… Да не Куперфильд! Ящик!.. А Куперфильд – фокусник, навроде нашего Кио, только работает по-крупному…
…О чём я? А!.. Другой - деньги старые скупает. Тоже очень подозрительно! Ведь не без пользы для себя? Но ты подай ему ещё пару конвертов с о/а, да ещё какой-то б/о…
Вот тут-то оно мне и попалось! Ну, в смысле, объявление это. Хочется, понимаешь, кому-то медный таз для варенья приобресть. Я, может, и внимания не обратил бы на эту писульку, но старуха моя, как раз накануне, варенья вишнёвого наварила, таз начистила и убрала. Вишь, думаю, как оно бывает, он купить хочет, а у меня в наличии имеется. И адрес, веришь, здесь недалеко от меня. Спросить какого-то Вадика. Я и подумал, а чего не спросить-то? За спрос денег не берут. И спросил.
Оказалось, у Степановны, что у реки живёт, дачник квартирует. Странный. Рыбу не ловит, по окрестностям, как все другие, не шастает. Правду говорит Степанна – со странностями человек. Не как все. Заплатил вперёд. Всё, что было в доме, перечинил, денег не взял, а у Степанны и соседки её купил два старых самовара и возится с ними в сараюшке. Ну, я к сараю этому прямиком и подался.
Всё точнёхонько, как Степанна и говорила. Сидит в сарае за верстаком парнишка, перед ним два самовара сияють, аж глазам больно, всякие штуки железные к этим самоварам прилепляет и под нос себе бубнит что-то. Блаженный, одним словом.
Прокашлялся я погромче, чтобы внимание его на себя обратить и разговор завязать. Он из сарая вышел, Вадиком представился, присесть предложил. Поболтали мы с ним пару минут, и что же ты думаешь? Действительно, нужен человеку медный таз! Ну, позарез нужен!
- Я тебя, дед, не обижу! – говорит. - А то время поджимает, и Луна на створ траектории Леды лезет, – как-то расстроено закончил он.
По чести говоря, мне до его затруднений особого дела не было. Тут со своими бы проблемами разобраться! Однако, отчего человека не уважить? Смотался быстренько я до дома, таз у бабки своей стибрил и обратно, к Вадику. Думаю себе: до следующего лета моя всё равно не хватится, а где оно ещё, это лето и где я? До лета ещё дожить надо…
Вадик мой, как меня с тазом увидел, аж загорелся весь, как тот самовар.
- Ой! – говорит. – Дедушка! Вы уже резонатор принесли!
- Чиво принёс? - спрашиваю.
- Да таз вот этот!
И отстегнул мне в рублях столько, что я, грешным делом, подумал, а не купить ли заодно у кого-нибудь моей старухе новый таз?
После этого я в сарае, правда, недолго задержался. Так ведь сарай - он не магазин, в ём с карманом, полным денег, делать нечего! Так что я к магазину быстренько подался, но заметил, что Вадик из самоваров топки повыламывал, а на их место натолкал проволоку и всякий хлам. Помню, удивило меня это очень. Ежели ты такой рукастый мастер, так на фига вещи портить? Оно, конечно, дело хозяйское… А тут ещё Вадик принялся по моему тазу железкой постукивать, прислушиваться к чему-то и дырки по краям вертеть. Ну, думаю, старуха моя не видит!.. Она б его этим тазом!.. Да и меня бы здесь же закопала бы… С тазом вместо воротника…
И вот, веришь, сколько странностей в этот день было! Излишек денег я дома на части разделил и по заначкам рассовал, в магазин сгонял, пузырёк купил, а выпить, как есть не с кем! Я и туда, и сюда – нет никого! А дай, думаю себе, пойду да с дачником, с Вадиком, стал быть, вмажу. Он, чай, к этому делу непосредственно причастный. По дороге у Степанны на огороде огурец прихватизировал и к сараю. А Вадик упёрся!
- Нет! – говорит. – Не пью я. И не мешай мне, дед! Видишь, время поджимает.
Какое, к бесам, время, думаю… Солнце чуть ли не в зените торчит! И не пьют в наших краях только верблюды. Да и те не пьют только пока не дорвутся до халявы… Я к Вадику и так, и эдак, а он упёрся, как баран на мостках… И от барахла своего не отрывается. Присобачил к самоварам сверху по тазу, ну что твоя спутниковая антенна, поставил их друг против друга и ходит вокруг. Тут стукнет, на часы посмотрит, там подпаяет, а где и пластилином каким-то подмажет. И всё бубнит что-то себе под нос. Ну, совсем не в себе человек!
Вижу я, что с этой стороны его за жабры не возьмёшь. И решил тему сменить.
- Ты, Вадик, не серчай! Я ведь к тебе не просто так, а по делу. Челевизер у меня сдохнул ещё в прошлом годе… Старуха запилила совсем!.. А мне-то чё? Только компания нужна. Не пьёшь – так мне больше достанется. Посидишь просто… Поболтаем…
Бедный Вадик ажно пятнами зелёными весь пошёл. Зевнул как-то странно, криво и с хрустом, схватил пакет целлофановый с верстака:
- Вот! - шипит сквозь зубы. – Вот тебе, дед, твой телевизор. Иди домой и всё путём будет…
Пристроил он мне этот пакет в руки поверх бутылки и к двери меня выпихивает. Я извернулся, в пакет заглянул, а там пластилин какой-то зелёно-коричневый. Кило три. А на фига мне столько пластилина?
Упёрся я поплотнее спиной в дверной косяк, приостановил, так сказать, своё отступление и давай на совесть Вадику давить:
- Ты меня, мил человек, за зря обижаешь. За чем же так над старым человеком шутки шутить? Челевизер - это одно дело, а пластилины-замазки всякие – совсем другое…
- Никто тебя, старый… Дед, не обижает! – начал кипятиться Вадик. – Чеши домой, слепи из унипласта… из пластилина квадрат плоский и скажи ему: “Ты телевизор!” И волшебное слово не забудь, – вдруг ухмыльнулся он.
Я аж опешил. Это что же получается? Он меня что, за идиота принимает? Или на мне где-то “старый дурак” крупно написано? Расслабился я от возмущения, а Вадик воспользовался таким моим состоянием и выпихнул меня из сарая. Обидно мне стало от такой “фиаски”.
- Это что же? - спрашиваю. – Челевизер твой пластилиновый без провода работать будет? Аль воткнуть куда надо?
- Воткни, дед, воткни! – заржал как лошадь Вадик. – Твоему “челевизеру” этот провод необходим будет, как подковы тиранозавру.
Я было снова рот открыл, спросить что-то хотел, а Вадик, даром, что был такой вежливый, как рыкнет:
- Шёл бы ты, дед!!!
И дверь сарая перед моим носом захлопнул, да ещё изнутри на крючок закрыл. Я на него даже не обиделся. Чем-то расстроен был человек. В Ямане вон Лешка рыжий жил, так он на рыбалке в сердцах такое на всю реку завернуть мог – не знаешь, смеяться или плакать. А уж куда меня Вадик послал, без карты и вовсе не ходят. Да и годы мои уже не те, чтобы в такую даль без толку мотаться. Так что я сараюшку с тылу обошёл, в тенёчке на травке устроился, бутылочку открыл и огурчик разменял.
Глянул я на мир обновлённым взором – хорошо! Солнышко светит, речка течёт, мужики на стрежне совсем уж внаглую снасти проверяют, орут друг на дружку, вкуровцев не боятся…
Дурак, думаю себе, этот Вадик. Такой пейзаж на пыльный сарай променял! А, кстати, как он там, болезный? И досочку у задней стенки сарая аккуратненько оторвал, в сторону сдвинул. Вот он, Вадик! Как певец Леонтьев в челевизере мечется у самоваров, рокин-рол на тазьях выстукивает. Сплошной металл! А ещё примус меж самоварами поставил, тот аж звездой сияет! Прямо дискотека в клубе.
Я то на Вадика посмотрю, то на речку, то душу порадую да огурчиком закушу. Все тридцать три удовольствия разом! Вот так все вместе мы и добрались до “полбутылки”.
Здесь меня, видать от переизбытка чувств, отчётливо потянуло в сон. Сильно сопротивляться я не стал. Устроился поудобнее, Вадиков пакет под голову подсунул, на часы свои ручные глянул.
- Полчасика вздремнуть - не грех! – сам себе вслух говорю. - А ты, челевизер, - я пакет под головой слегка поправил, – подушкой пока побудешь.
И - как провалился…

Проснулся я, ежели часам моим ручным верить, как Штирлиц, ровно через полчаса. Настроение бодрое, взор орлиный. Вот только звон в ушах стоит. Глянул на реку. Мужики уже к берегу пристали, осетра в кусты волокут и кроют матом всю окружающую среду. Но звон этот надоедливый явно не их рук дело. Я к горлышку приложился, и тут мне как мозги омыло! Вадик!
Заглянул я через дыру в сарай. Без вопросов! Его работа! Метаться Вадик перестал, стоит на часы свои поглядывает, бормочет что-то и то по одному тазу, то по другому какой-то блескучей штукой молотит.
Я в ухе малость поковырял. Странно! Вроде Вадик старается, по тазьям всё сильнее и сильнее лупит, а звук как бы всё тише и тише становится. Тут пришлось мне и глаза протереть. Чертовщина всякая стала чудиться. Однако пригляделся… Да нет! И с глазами всё в порядке. Только меж тазьями то ли свет волнами ходит, то ли тёмное что перекатывается. Медленно так. Туда- сюда.
А Вадик знай себе наяривает по тазам, те аж светиться начали! И тишина настала в природе, как в гробу. Пятно посерёдке меж тазьями остановилось, и стало чёрней угля. Вадик сумку какую-то подхватил и мырьк в это пятно! И с концами сгинул!
Тазья раскалились до бела и потекли на землю вместе с самоварами. Испугался я. Думал, пожар будет, Степанне сплошной ущерб. Сарай обежал, дверь в угаре так рванул, что крючок с мясом вывернул. Вбежал вовнутрь, а тазья, самовары и всё, что Вадик к ним пришпандорил, в кучу блестящую спеклось и куча эта аж инеем покрылась.
Ей Богу, не брешу! Чуток руки себе не отморозил, пока все эти артефаки домой к себе волок. И рукавицы, которые я у Степанны в сарае прихватил, не помогли…
Артефак, необразованная твоя морда, это такое научное явление в природе, которое существует в единственном числе и необъяснимо с научной точки зрения. Понял? Я ж говорю тебе – читать газеты надо, хотя бы в туалете. Разлей, чего там осталось… Так вот!..
Кое-как огородами добрёл я до дома. Хорошо, что по дороге никому на глаза не попался! Видок у меня ещё тот был: весь в поту от жары, в одной руке пакет с пластилином, на другой две рукавицы натянуты и железяка медная аж трещит от мороза, зубами горлышко полупустой бутылки придерживаю, чтобы она у меня под рубашкой в штаны не провалилась… Но, как матрос на корабль, к себе домой добрался.
Железяку под забор в лужу бросил. Та моментально замёрзла. В смысле лужа. Ну да ничего! Астраханское солнышко уже к вечеру всё это безобразие артефачное привело к общему знаменателю. Отогрело, значит, и прогрело. Я потом весь этот ком в Камызяк, во “Вторчермет”, отволок. А ты подумал, что я, дурень старый, тяжесть эту ледяную от Степанны к себе как сувенир пёр? Это ж чистейшая медь! Хороших денег, промежду прочим, стоит. Правда, приёмщик тамошний, угорь вазелиновый, обсчитал меня, кажись, рублей на десять.
- Зачем ты, дед, металл плавил? – спрашивает. - Светлый он какой-то… Небось, ворованный?..
- У тебя лично что-то пропало? – оттянул я на него. – Вот как блызну щас в лоб клюкой за оскорбление личности, так у меня враз, как этот ком, спечёшься! Вишь, крышка самоварная напополам торчит? Чистая медь! Пожар у меня в сарае случился, – нашёлся я. – Вот самовары с тазом для варенья и объединились.
Приёмщик головой недоверчиво помотал, но металл на весы бросил и принял.
Бог ему, приёмщику, конечно, судья, на сколько он меня нагрел, но как-то, попозже, завернул я на энту базу. Узнать хотел, не возьмут ли они часом пару килограммов ртути. У меня случайно завалялась. А у ворот машина иностранная стоит, и жлоб шесть-на-восемь, в шмотках спортивных, столб подпирает. Лысиной потной на солнце зайчики пускает, рожа - лучше на ночь не вспоминать. Бандит, одним словом.
- Зря ты, дед, припёрся! Сегодня база работать не будет!
Я быстренько личико дебильное скроил, головой понятливо покивал и засеменил мимо, и за угол. Там в заборе сучок выбит – весь двор видно. А во дворе ещё трое жлобов, подстать первому, с приёмщиком беседы беседуют. То его мордой к забору приложат, то в бочку пожарную окунут и всё спрашивают, откель, мол у него, приёмщика, какой-то “иридий”. Слово я точно запомнил, потому что они там довольно долго эти процедуры проводили, пока приёмщик не заорал:
- Вспомнил!!! Мне тот металл дед какой-то, из местных, сдал!!! Пожар у него был недавно!! Сарай горел!..
Чем-то мне эти его слова не понравились. И хотя сарай у меня в полном порядке я, от греха подальше, быстренько на автобус и домой подался. И с металлоломом временно завязал. Ну их, эти лёгкие деньги!..

…С челевизером всё, поначалу, гораздо лучше получилось. Я на столе в горнице газетку разложил, пластилин Вадиков на неё вывалил и давай челевизер лепить. Изрядный блин получился! Побольше же хотелось. Я его ножом подравнял, подправил, как смог. Провод с вилкой электрической от старого ящика ножницами отстриг и к блину прилепил. Чувствую себя полным идиотом, но огладил его с надеждой и говорю:
- Ты теперь челевизер!
И, вспомнив слова Вадика о волшебном слове, добавил:
- Пожалуйста!
Блин подёргался в судорогах, слегка вспух, разгладился. Внутрях у него что-то хрустнуло… И всё! Верх, правда, как стекло сделался, но ни ручек каких, ни дырки для звука… Зато ножки на торце проявились! Пришлось всё это дело дрожащими руками на ребро ставить, на ножки чтоб. Что и говорить! Красивая штука получилась, только что не работает. “А с чего бы это ей работать! – осенило меня. – Надо же электричество подключить!”
Сунул я вилку в розетку. Без толку! И тут чёрт, наверное, мимо пробегал. Под ребро меня ткнул.
- Был бы ты… - говорю вслух. – Хороший челевизер, не поломанный, показал бы мне сейчас голых баб… Пожалуйста.
Хлоп! И на экране голые девицы появились! Да какие!.. Ходят, ноги задирают, трясут всем, что шевелится, и не по-нашему лопочут! Я такого безобразия в жизни не видел, да и во сне не приходилось. Сижу, слюни пускаю, и тут, как на грех, старуха моя припёрлась! Глаза выпучила на экран, воздуху хватанула и напустилась на меня:
- Так вот чем ты, пень трухлявый, без меня здесь занимаешься! Значит сорок лет лапушкой была ненаглядной, а как из тебя, старый кобель, песок посыпался, так ты на молоденьких пялиться начал, глаза твои бесстыжие! И на что польстился?! Воблы сушёные! Хочешь, я тебе сейчас такое покажу, что этим шнуркам пупырчатым завидно станет?!!
Старуха моя ещё с молодости и на слово, и на руку шустра была, так что я не то чтобы напугался, но насторожился сильно. Со стула вскочил, экран спиной прикрыл и говорю:
- Стоп! Такие вещи с кондачка решать негоже! Дохтур меня ещё в прошлом годе предупреждал, что от всех этих излишеств инфаркта могёт приключиться. Ты что же? Смерти моей безвременной хочешь?
Пока моя старуха пуговичку на кофточке теребила да соображалкой шевелила, я челевизеру, эдак через плечо, тихонько бросил:
- Убери курвов с экрана! Выключись, пожалуйста!
И не очень-то удивился, когда экран загаснул.
Но тут и моя законная переключилась на другой канал.
- Ты где такой цветной телевизор взял? – спрашивает. - А? Украл! Вещь, наверное, дорогая, и теперь тебя найдут и в тюрьму посадят!
Вот тебе и диагноз, и лечение в одном флаконе! Я вдруг понял, что моя старая вот-вот голосить начнёт по мне, безвестно сгинувшему в Сибири. Не люблю я этого, а потому как рявкнул!
- Окстись, карга старая! Накаркаешь ещё, успеешь! Выменял я этот челевизер, а не украл.
- Выменял? – Она аж руками всплеснула. – Это на что ж ты его выменял? На свой склероз, что ли?
Обидно мне стало. Совсем старуха меня ни во что не ставит. Тут меня ещё одна мысля посетила: одним выстрелом перебить всех заяйцев в округе мелкой дробью и чтобы меня самого не задело.
- Склероз мой личный, и я его никому не отдам! – огрызнулся я для начала. – А челевизер я выменял на медный тазик из-под варенья вишнёвого.
Про то, что таз я сначала продал за наличные, я, понятное дело, старухе своей ни гу-гу. Все жилы вместе с деньгами вытянет, если узнает. А так ей все мои заначки нипочём сразу не найти. Мне кажется, что только дурак кладёт свои яйца в одну корзину, да ещё и сам сверху садится…
- Да такой цветной телевизор, небось, как раз таз денег и стоит! Всклень! Совсем меня дурой выставляешь?!
- А ты, как есть… - начал было я, но сдержался. – Цена вещи определяется её нужностью для человека. Вот нашёлся нужный человек и поменялся…
- Это кто же? – перебила меня жена.
- Ага! Щаз я тебе все свои рыбные места перескажу! А не ндравится тебе мой челевизер – иди к соседке поболтай.
- Да ладно тебе! – Тон моей старухи стал примирительным. Она отодвинула меня плечом от челевизера, и я с готовностью убрался в сторону, прихватив со стола свою недопитую бутылку и сунув её за тумбочку. – А где ж каналы включаются?
- Не угодишь на тебя! – пробурчал я. – Это спецальная модель. Надо сказать, что хочешь посмотреть, добавить волшебное слово и… - Я хотел сказать: “…Смотри на здоровье!”, но похоже было, что бес, ткнувший меня в рёбра ранее, как раз возвращался к себе домой и снова вздел мне куда-то. - В пояс поклониться!
- Как это? – очень удивилась жена.
Мне бы здесь притормозить, но я уже не мог остановиться. А уж чем можно угодить жене, я знал доподлинно. Говорю ей:
- Смотри, старая и учись! Повторять не буду.
Вдохнул в грудь воздуху побольше, глянул на челевизер ласково, а сам думаю, что ежели не сработает, то носить мне на ушах сковороду до самой моей смерти.
- Дорогой челевизер! Покажи нам концерт Верки Сердючки! Пожалуйста!
И поясной поклон положил.
Слава Богу, Верка со всем своим экстерьером на экране и возникла!
А старуха моя таким вот образом челевизер теперь и переключает. Сказать, чтобы не кланялась, – боязно. Прибьёт, как пить дать! Но это не самое неприятное было. Меня ж дальше понесло! Успех, так сказать, развивать. Заяйцев после выстрела собирать. Верно говорят: “За двумя заяйцами погонишься, ни одного заяйца не поймаешь!”
…И не проси! Не покажу! Хоть ты за пузырьком побежишь, хоть от него. Старуха нас и на порог не пустит. Я ведь тогда её на магарыч раскрутил. Сбегал быстренько в магазин. Соседи к нам зашли поболтать и наш челевизер поглядеть. С ними приобретение и обмыли по русскому обычаю. Я в этот день на грудь всё-таки многовато принял, вот и прикорнул, сидя за столом. Ну и, пока моя с соседкой прощались, сосед, гад ползучий, наковырял из заднего угла челевизера грамм двести пластилина. Чтоб ему …!
…Да чего ты его защищаешь?! Не он… Откель тогда, скажи, у его внука-дебила матафон маленький заграничный появился?! От него все собаки в селе два дня выли. Может, сам купил? Или у соседа пенсия больше, чем у меня? Пусть ещё радуется, что внучек его безмозглый матафон этот в Волге утопил, а то бы я…
После этого старуха над моим челевизером шефство взяла. Даже меня к нему близко не подпускает. Боится, старая, что по пьянке сломаю чего-нибудь…