Москва застряла между весной и летом. Майское солнце слегка подшутило, а я повелась и достала все летние вещи. Пока я этим занималась, солнце сделало ручкой, небо затянули такие тучи, что можно рукой достать. Но отопление выключить успели.
В офисе было адски холодно. Сидела в джинсах, майке и отвратительном жакете оранжевого цвета, смахивающем на одежду дорожных рабочих. А на стуле, стараясь не попадаться мне на глаза, пряталась за сумку куртка...
Комп зависал через каждые пять. Количество горячего чая во мне превышало допустимые нормы в десятки раз. Хотелось обхватить кружку руками и дремать… Часа в три позвонила Ларка.
-Что собираешься делать?
-Домой собираюсь свалить пораньше.
-Хорошая мысль. В Питер поедешь?
-В принципе можно… На выходные, отгульчик прихватить.
-Я про сегодняшний день говорю – поедешь?
-Спятила?
-В Питере плюс двацать три, между прочим, и белые ночи. Короче, ты едешь?
Я стала тоном Миронова что-то мямлить насчет своих любимых вещей, без которых я никак не могу… Мне нужно собраться….
-Ты что, голая на работе сидишь? - напирала Ларка. Ее напору не мог противостоять даже трамвай, который она умудрялась останавливать, голосуя на дороге. Внешне Ларка была похожа на молодую Софию Ротару, но более изящную и порывистую. Моя замерзшая душа не могла больше противиться:
-Я попробую, денег нужно достать.
-Займи у кого-нибудь. У меня есть, на крайняк хватит на двоих. Я жду тебя у Ленинградского в пять.
Ларка отключилась стремительно, пока я не успела передумать. Питерское тепло и белые ночи уже замаячили передо мной.
Дорогу в Питер помню плохо, кажется, простыни были влажные…
Зато потом – мы сразу рванули на Невский! Благо, что налегке, нагулялись, поели в дивной кафешке, спустились к набережным. Тут я вспомнила, как давно я не была в Питере и как люблю этот город, его прямые улицы, дома-памятники, кисейный мостики и музеи, музеи, музеи... Я готова была целовать довольно ухмылявшуюся Ларку за ее идею приехать сюда. Так мы гуляли до вечера, то есть до белого вечера.
У меня на улице Черной речки жила сестра, а на Васильевском – тетя. Но нам и в голову не пришло позвонить заранее. Оказалось - обе они, видимо переехали на дачу. Дороги туда я не знала, Ларка понадеялась на меня и телефоны своих знакомых вообще не взяла.
Мы как-то и не очень расстроились, главное было, что мы здесь. И белые ночи - вот они, и мосты совсем скоро разведут… Посидели еще немного в каком-то кафе-корабле, прямо на Неве, где и познакомились с Серегой и Вовой.
Серега был супер-красавчик, высокий, неимоверно худой, он напоминал Джона Леннона, видимо знал об этом и вел себя соответственно, даже очки были ленноновские. Вова со своим нормальным ростом, обычной комплекцией и стриженой кудрявой головой в его лучах таял и терялся. Оба были музыкантами, точнее – еще учились. Сергей – фортепиано, Вовка – саксофон. Ларка не стала тянуть резину и спросила, нет ли у них на примете квартиры, где можно переночевать? Почему она это сделала, я поняла позже, а пока просто удивилась, помня, что мы собирались искать отель.
-У меня можно, - робко предложил Вова, - родители в отъезде…
-Это плохо, - нахально констатировала Ларка, - вы ж приставать будете!
Взяв со своих кавалеров клятву послушания, мы направились на улицу, параллельную Невскому. Кажется, Достоевского. Не могу объяснить, как девушки это чувствуют, но я уловила, что оба парня положили глаз на меня.
Квартира очень подходила для съемок фильма о жизни какого-нибудь ученого. Вовин отец, как позже выяснилось, на самом деле был профессором. Огромное количество книг, всюду, куда ни посмотришь, были пристроены, привешены полки с книгами. Можно было бродить по комнатам, расположенным хаотично. Сначала мы даже заблудились.
Вова поил нас чаем с рижским бальзамом. Я присмотрелась к его поведению. Он привычно исполнял роль тени Сергея. Мне стало ясно, что у него никогда не было девушки. Все доставались Сереге – лучшему другу. Вовины взгляды были одновременно робкими и откровенными, но в них не было никакой надежды на успех. Я видела, как он старался спрятать дрожавшие от случайного прикосновения, руки и… подавала надежду. Еле заметную, тут же терявшуюся в переходе взгляда на Сергея и разговоре с ним. Мне хотелось изменить привычную ситуацию и показать Вовке, что он может нравиться. Он сам нравился мне гораздо больше самоуверенного Сергея. Это была чистая, никем не прочитанная книга, полная противоположность залацанному фолианту. Его непосредственность подстегивала меня, Вовка привык к поражениям, он краснел при каждом прикосновении и все время спрашивал глазами: «Неужели я?»
Видя такую ситуацию, Ларка довольно искусно соорудила из себя Брестскую крепость и отправилась спать, тем более, что было уже почти утро.
А в моей, кстати, тоже стриженной голове, уже проснулась и рвалась наружу Разрушительница. Я гладила Вовкины вьющиеся волосы, проводила пальцем по дрожащим губам и при этом делала вид, что внимательно слушаю Сергея, по-привычке не терявшего надежды.
-Ну, и что ты сидишь? – спросила я у Сергея, - пойди и приготовь мне ванну.
Я бы сказала, что он не пошел, а вылетел, как джинн из бутылки. Тогда я подарила Вовке первый поцелуй. Он не умел целоваться, я провела губами по его губам, потом раздвинула сомкнутые намертво зубы языком и буквально вошла в него. Мы целовались до прихода Сергея, как сумасшедшие, моя футболка уже висела на голове, как заинф. Вовка целовал мою грудь, удивляясь ее преображению.
-Ванна готова! – объявил Сергей, ничуть не смущаясь нашим видом.
-Прекрасно! Я иду туда, а позже, может быть, позволю одному из вас заглянуть ко мне… Не вздумайте вообразить что-нибудь лишнее!
Ванна была наполнена пеной и лепестками всех домашних цветов, которые Сереге удалось найти в квартире друга. Я сбросила все, что еще оставалось на мне из одежды, и погрузилась в ароматы. За дверью происходил тайный сговор. Интересно, удастся Сергею опять сыграть на дружеских чувствах? Мне не хотелось, чтобы это произошло, но я терпеливо ждала, призывно плещась и тихо мурлыча в ванной. Наконец, раздался голос Вовы:
-Можно я войду?
«Браво!» - подумала я про себя, сказав вслух: – зайди!
-А я? – тут же присоединился неугомонный Серега.
Ну, это уже слишком, голубчик. Не будь таким самоуверенным, он же твой друг. Вслух же я опять сказала:
-Заходи и ты. У меня дивное настроение.
И вот друзья-соперники стоят в ванной и созерцают тучу пены, из которой видна только моя голова. Сжалившись, я выставила ногу и, глядя на Вову, сказала: «Она твоя!» Не веря своему счастью, Вовка стал целовать мою мокрую ногу, покрытую клочьями пены. Я понимала, что приятного в этом мало и провела по ней рукой. Стараясь не высовываться из пены, я протянула Сергею вторую ногу. Этот повел себя гораздо смелее, опустив в воду руку, моментально нашедшую нужный путь, за что и был вскоре наказан.
Все! Мне надоело, вода уже остывает… Вова, принеси, пожалуйста, банную простыню!
Это было последним испытанием Сергея. Как только Вовка вышел, он тут же влез в ванну прямо в джинсах. Но мой Вова уже научился отстаивать свое счастье, он тут же возник с простыней, в которую я вошла, поднявшись во весь рост из пены, как Афродита, видимая одному ему, оставив Сергея в одежде принимать ванну. Обернувшись, я сказала: «А ты гад, Сережа. Это же твой лучший друг, как ты говорил…Вот и побудь в его шкуре!»
Утром нас разбудили звуки музыки. Сергей тихо играл что-то грустное. Вовка впервые проснулся не один, я чувствовала, что его плечо затекло, но он боялся пошевелиться. Потом он целовал меня и говорил, что он самый счастливый человек на планете, что в конце недели приедут родители, и я с ними познакомлюсь. Мне было страшно сказать ему, что мы вечером уезжаем, и я уговорила Ларку остаться еще на день.
Вчетвером отправились в мой любимый Петергоф смотреть фонтаны. Серега вел себя уже совсем иначе. Положение фигур на доске изменилось. Он радовался счастью друга. Первый раз! Вовка действительно был счастлив, теперь он неутомимо что-то рассказывал, оказалось он знает историю каждого закоулка в огромном парке. Он перестал быть тенью. Мы так и гуляли по аллеям, занимая целый ряд и переплетая за спиной руки.
Когда я на следующий день, наконец, сказала Вовке, что мы уезжаем, он повел себя непредсказуемо. Никогда не куривший до этого, он достал сигареты, видимо отцовские и, глядя в экран телевизора, курил их одну за другой. Он гасил сигарету и тут же зажигал следующую. Я была бессильна. Тогда Сергей махнул рукой, чтоб я вышла, и стал ему что-то втолковывать. Он объяснял другу правду, заключавшуюся в том, что я больше не вернусь. Самое страшное, что мне не хотелось уезжать. Притяжение действовало все сильнее. Я хотела остаться с этим мальчиком, еще не научившимся врать и притворяться.
-Вовка! – сказала я, входя в задымленную комнату, - Я вернусь в следующие выходные. Ты мне веришь?
Через неделю я опять ехала в Питер на влажных простынях.
Жизнь между Питером и Москвой продолжалась еще больше года. Поездки занимали времени больше, чем встречи. Каждый раз Вовка тащил с вокзала в руке сумку, под мышкой – меня. По-моему, даже грузчики стали нас узнавать. Потом что-то разладилась, я уехала в командировку надолго, там встретилась со своим будущим мужем. Вовка с родителями готовился к отъезду за кордон.
Ларка, кстати, тоже вскоре вышла замуж. За Сергея. Они до сих пор вместе, по крайней мере, неделю назад было именно так.