Помучивши нас у входа минут 27 и позволив свалить рюкзаки не под дождем, нас наконец-то собрали в отару.
Дали пастуха и тот, после краткого инструктажа все в том же духе, что делать в пещере ничего нельзя, а те кто там все-таки что-то делал оттуда не возвращались (типа шутки ха ха), погнал нас всех вниз по гнусной и склизкой лестнице, один вид которой, отбивал всякую охоту и надежду на благополучное возвращение в мир живых и теплых.
Спустившись, мы сразу прочувствовали те пресловутые 5 градусов, о которых писалось выше.
Пастух наш оказался довольно скучным и развязным молодым уродом, которому явно осточертели и пещера, и ее красоты, и этот бесконечный конвейер пресыщенных и оживленных людей, не знающих, как лучше потратить свои деньги и время.
Он явно все это презирал.
Наверное, он даже слегка тронулся, постоянно водя сюда толпы.
Фантазия его была какая-то болезненная и маньячно-извращенная, особенно когда он пытался рассказывать нам, на что похожи те или иные причудливые наплывы и образования сталактитов и сталагмитов, пересыпая свои заморочные речи и прочую нудотищу пошлыми шутками в духе военного ветеринара в казармах аула Кара-Кырдык-Пердык.
Но это было, к счастью, почти единственное плохое (кроме холода) из того, что мы видели в пещере.
Мешали немного остальные буржуины и бандер-логи, которым всенепременно нужно было увековечить на фото свои рожи на фоне этого подземного чуда.
Они хором хихикали подобострастно над плоскими шутками нашего гида, а он их фотографировал ихними же «мыльницами» и о-о-очень их презирал.
Вспышки камер здесь смотрелись еще кощунственней, чем в Успенском монастыре.
То был храм все же для людей, не только для Бога.
Здесь же все вокруг сверкало, возвышалось и вздымалось, и выпучивалось для чего-то более высшего, мудрого, для которого банальное слово «природа» звучало фальшиво и неискренне. Тут должно быть тихо и задумчиво, действительно, как в храме.
Но колбасился и трепался здесь тот же быдлятник, что и в монастыре.
Только более суетливый, потому что замерзший.
Во всем же остальном это было потрясающе.
Даже я, который, как любой нормальный гном прекрасно знал, что такое пещеры и даже раза четыре был в гигантской Новоафонской пещере и то был восхищен, а что говорить о хоббитах, которые глубже своих домашних нор никогда не спускались.
Пещера красивейшая и страшная, какая-то узкая, с множеством колонн и причудливых наплывов и изваяний, подсвеченная искусно цветным светом.
Особенно неожиданно выглядела дыра наружу, 16-ти метровый колодец, через который дневной свет освещал каким-то мертво-белым сиянием огромный ковер ярко-зеленого мха, росшего на камнях только там, куда падал свет.
Здесь повсюду вода, везде капает и когда наш тошнотный экскурсовод, наконец, затыкается, слышно, какая глубокая тишина здесь царит, только кап-кап-кап везде, со всех сторон и пар от ламп и людей.
В этих каменных сверкающих джунглях, в перекрученных корнях нашей Земли особенно чувствуется, какая она старая.
Вся наша жизнь, такая большая, насыщенная и сложная, все проблемы и переживания по сравнению с вот этими сталактитами действительно только «миг».
Они, не мечутся, не спешат, а только растут себе тихонько с каждой каплей, бесстрастно создавая это каменное «нечто» уже более 5 миллионов лет.
Они чудесны и бесконечны, как время.
И от осознания этого испытываешь особый трепет, когда прикасаешься к ним (что, в общем-то, запрещено – нельзя касаться времени, даже в таком законсервированном виде).
Назад мы возвращались уже с другой группой, остальные пошли дальше, подгоняемые заскучавшим пастухом.
Наверное, наша неподражаемая троица, как-то оживляла его отару или умные реплики Никитоса помешали ему окончательно впасть в цинизм и пошлость и не так презирать человечество, но ушел он грустный.
Может, он все же нормален, и это просто маска?
В возвращавшейся же группе экскурсовод был совсем другой, пожилой, с седой гривой и бородой, и явно влюбленный в эту пещеру.
Даже ведя уже всех назад, он продолжал рассказывать и обращать внимание.
И сразу стало интересно, и слушать и смотреть.
Он явно был своим, тоже бродяга, подрабатывавший здесь, и мы обменялись с ним понимающими взглядами и даже немного пообщались.
Наконец мы наверху, замерзшие, но еще двигающиеся.
Погода та же.
Оделись в рюкзаки и пошли.
В шторм и неизвестность.
Пройдя мимо мокрых буханок автобусов, свернули на нашу дорогу.
Через 5 минут нас обогнала женщина, одетая еще с большей претензией на экстравагантность, чем мы.
Тетка видимо вышла из дома налегке за молоком хлебца купить, ну и за одно решила по Крыму прогуляться.
На ней было натянуто все что угодно вплоть до каких-то подозрительных тряпок, шарфов и платков, явно подобранных где-то по дороге.
Она была пожилая, с махоньким рюкзачком.
Ей было очень холодно.
Но обогнала она нас довольно шустро и сразу же растаяла в тумане.
Нас уже не обгоняли машины, никого уже не было, не было.... наверное во всем мире.
Не было и самого мира.
Мы скользили в бушующем, ревущем тумане, как одинокие призраки-назгулы, не ощущая ни времени, ни пространства, ни себя.
я с тревогой думал о никиных мокрых ногах, хотя он не жаловался, и о том, что Чипс совершенно промок, хоть и шел бодро и уверенно, и о том, что спуск с плато ждет нас крутой и неизвестный.
И, самое главное, спуск в подлейшем тумане, в котором ничегошеньки не видно и ориентироваться невозможно, только по компасу.
Причин для беспокойства было много.
Внезапно мимо проплыло фантастическое видение: пустой и одиноко стоящий на обочине желтый «Запорожец».
Его вид навевал мысли о бренности всего живого и мирского, и что никого не минет чаша сия, и шо типа все там будем.
Наверняка зареванные хозяева сейчас бродят на другом краю плато, безуспешно вереща и вопя, ища и аукая его.
Но желтый скакун не слышит.
Он спит, и ему снятся прерии и пампасы, полные сытным бензином и жирными запчастями.
А то бы прискакал на зов.
Так и будет он тут спать века, пока не рассыплется в ржавую пыль, гораздо позже, чем кости его заблудившихся хозяев.
Аминь.
Да...
Я ж и говорю – ураган и туман.
В такую погоду и не то в голову полезет.
Кстати его хозяев мы, кажется, все-таки нашли.
Минут через 15-ть нас издалека окликнули две, почти невидимые фигуры и весьма нервно спросили, не пробегал ли мимо нас маленький желтый «Запорожец».
Мы показали им направление, в котором стояла удравшая железяка, и те радостно затрусили туда.
Судя по их виду, они собирали грибы.
В тумане.
Это нормально.
Этакий «экстрим» под одеялом.
Каждый сходит с ума по-своему...
Потом навстречу нам образовалась группа жутко улыбчивых товарищей, шедших видимо из турбазы, которая была впереди (судя по карте хе-хе).
Погодка им явно нравилась.
Они даже с нами поздоровались.
Счастливые такие....
И вот тут-то, опять старый гном дал маху.
Видимо непрерывный ливень с ветром и туманом окончательно задурили мне голову, потому, что я не остановился, и не расспросил их о той тропе, которая должна была огибать их турбазу, отойдя влево от нашей красной дороги, и по которой можно было спуститься вниз. А должен был, просто обязан расспросить!
Может, понадеялся на себя, на свой опыт.
Хотя какой тут опыт поможет в этой кромешной ревущей мгле.
Опыт...
Опыт говорит, что в таком тумане перемещаться, куда бы то ни было по горам вообще запрещено.
Но нам надо было идти.
Может, дичаю потихоньку.
Было какое-то оцепенение, даже отупение, хотя полчаса спустя я все же кинулся с расспросами к тем двум прибалтам, которых мы встретили на краю плато.
Для рукамиводителя я совершил непростительную ошибку, которая вылилась для нас в большие и опасные неприятности.
Хотя, легко рассуждать и осуждать (даже себя, любимого), сидя сейчас в сытой и теплой комнате за компутером с кружкой горячего кофе с бубликами.
Короче, так и не остановившись, мы шли дальше, уже шаря глазами по левому краю дороги в поисках тропы.
Навстречу нам еще попалась колоритная парочка влюбленных, шедших в обнимку.
Время, для прогулки с нежностями они выбрали подходящее.
Кавалер был весь в каске и обвязке, ну только из спасработ типа у нас руки по локоть в крови, спасатели мы.
Девушка была замотана, как турецко-арабская гейша и глаз не видно было.
Во, поручик подсказывает, что глаза были видны.
Ну, молодые и заинтересованные хоббиты и сквозь сталь не только глаза увидят, но и все остальное.
Спасатель видимо, что-то нежно нашептывал своей даме, наверно что-нибудь о пользе больших клизьм с фталазолом для оживления пострадавших в лавинах или о искусственном дыхании «рот в рот» с петтингом для того же.
Дама вдохновенно внимала – ей видимо было все равно что, лишь бы внимать.
А может, он просто стихи ей читал, о любви там, о звездочках, Луне, о птичках и коровках.
Или о гиббонах.
Но выглядели они счастливыми, даже в тумане было видно и было завидно.
Вы уж простите старого пошляка-гнома, но ему было завидно.
Да.
Мы же явно счастливыми не выглядели.
Мы выглядели и чувствовали себя очень неважно.
Ветер дул со стороны края плато, т. е. прямо нам в лицо, не давая открыть глаза, заливая все ледяной водой.
Даже дышать было тяжело.
Из обуви, особенно из дырочек для шнурков с каждым шагом с веселеньким чвирканьем выплескивались фонтанчики черной воды и грязной пены.
Терпение иссякало, у нас начиналась легкая истерика от всего этого маразма.
Но мы идем.
Я шепчу злобное нечто, типа – достало все, хватит, сколько можно и т. п..
Сзади Никитос также злобно матюкается на все подряд – на погоду и природу, на буржуев, на машины, на пещеру, на погоду, опять на буржуев (чем-то они его сильно обидели), на себя, на Чипса, который своими байками про пресловутого Боженьку и пасквильными рисунками так разозлил его, что потом никакие наши подачки и остатки супа не могли умаслить разбушевавшегося Господа.
Чипс же понуро и виновато чавкает кроссовками сзади меня, во всем полагаясь на мудрость старших.
Ругался поручик, правда недолго, долго погода не позволяла, а я думал: ну ладно, мы Боженьку прогневили, а другие за что страдают, они тоже хихикали и рисовали?
Вроде бы нашли нашу дорогу, уходящую влево от основной и, похоже, туда куда нам и надо и даже тур из камней был там, где и должен быть.
Бредем.
По усилению ветра чувствуется, что приближаемся к краю плато.
Но дорога, как и полагается нормальной крымской дороге начинает плавно заворачивать на юг, т. е. в противоположную нам сторону.
Сквозь зубы, поминая в который раз всех картографов мира, поворачиваем и идем обратно. Где-то мы пропустили поворот на север к краю, к тропе вниз к теплу и жизни.
Здесь же сплошной мордорский туман, мрак и смерть.
В тумане все как в открытом космосе.
И люди, и звуки, и время.
Пару раз я тыкался к краю, думая, что нашел тропу.
Но по мере приближения к пропасти создавалось впечатление, что ты находишься в аэродинамической трубе – тут соединялись ураган с нижними восходящими потоками, и поэтому меня попросту отшвыривало от края!
Ощущать себя былинкой было жутковато и неприятно.
Дуло так, что у меня щеки шевелились, дышать было невозможно, и глазные яблоки изнутри давили на затылок.
Наверное, если прыгнуть вниз в это «нечто», то тебя (не меня, тебя!) просто выкинет обратно.
Чуть ли не ползком я все же смог с трудом заглянуть вниз, но там были только отвесные отполированные скалы, уходящие в никуда.
Спуска не было.
Вдруг из мглы постепенно возникают две высокие, склонившиеся друг к другу, как бы шепчущиеся, фигуры.
Под рюкзаками в оранжевых специальных чехлах, в тяжелых ботинках и капюшонах они напоминали чем-то пришельцев, инопланетян, что-то космическое было в этой нереальной картине типа «Радиоактивный буран на Венере».
Космонавты эти столкнулись, кажется, с той же проблемой, что и мы – они заблудились.
Они рассматривали карту.
Космонавты оказались эсто-о-онцами - па-а-арнем и дефффушко-ой.
Упакованы они были прекрасно для такой погоды.
Нас они встретили очень радостно, как умеют радоваться только эстонцы – они нам улыбнулись.
Посмотрели уже вместе карту нашу, свою, пообщались, перекрикивая рев ветра, и решили, что надо всем вместе возвращаться на основную дорогу и искать все с начала.
Посовещались и пошли.
Мы.
Мы пошли.
Наши же высокие и улыбчивые друзья полученную информацию видимо уже начали переваривать, но еще не усваивать, поэтому и остались стоять там, где и стояли в тех же склоненных позах памятника погибшим и недошедшим.
Пять минут спустя, чуть ли не касаясь носом земли, я, наконец, замечаю еле видную тропку.
Когда наткнулись на первый тур, даже не поверили – она, наша кривая дорожка!
Но только после третьего тура, я послал Ники за эстонцами, искренне боясь, что те будут стоять там, где мы их оставили до завтра.
Чудно видеть, как удаляется, растворяясь в тумане стройная, но недовольная фигура молодого хоббита, и, как 10 минут спустя она проявляется снова, ведя за собой двух громадных иностранцев, чем-то напоминающих своей медлительностью и спокойствием пастухов деревьев – Фангоров.
Наши фангоры улыбаются, что-то радостно мычат и гукают.
Идем дальше уже все вместе по еле заметной тропке.
Еще один тур, еще.
Вышли к самому большому, это уже на самом краю плато.
От него нужно идти вниз (в описании сказано).
А вниз и глянуть страшно, не только идти: мрачные скалы, камни, пучки травы, осыпи и все это мокрое, скользкое и резко вниз, вниз в никуда.
Не хочется туда лезть.
Хочется жить, гулять под ручку с девчонками, нюхать цветочки.
Бродим вокруг тура, ищем тропу.
Эстонцы явно идут на поводу, вернее стоят, довольные, что нашелся кто-то, кто в таких условиях решает за них.
Ждут от своих белых братьев решающих действий.
А у белых братьев голова кругом идет – куда идти?
Вдоль края вправо и влево тропы нет.
Возвращаться назад и искать опять тропу у нас нет сил, хоббиты и я сильно устали, промокли и замерзли, нам надо быстрее вниз, мы уже пятый час под рюкзаками и дождем.
И вот тоже не маленький (в смысле ума и находчивости) гном, он же большой белый брат решает взять инициативу на себя.
Вроде ниже пошла тропа.
По крайней мере очень похожа.
Мы начинаем спуск.
Если бы я знал, что нас там ожидает, я бы конечно десять раз вернулся бы искать другую дорогу.
Но не дано, не дано нам, увы, знать свое будущее...
Часы я давно уже запрятал поглубже в карман шорт, правда, мокрых насквозь.
Накидки наши рвутся, они тонкие и не приспособлены для таких ветровых нагрузок.
На пузе напузник, там документы, деньги.
Сухие пока.
Итак, спускаемся.
Наши эстонцы как два бычка на веревочке движутся за нами сзади, что-то гукают, обильно посыпая нас сверху камнями.
Очень круто и скользко.
Страхуемся своими верными палочками, у Чипса все та же, еще с Мангупа.
Спускаемся серпантином.
Туман проклятый не дает толком сориентироваться, выбрать правильный путь.
Я ругаюсь и кричу сквозь рев ветра и дождя на Михалыча, опять и опять показывая, как правильно работать со страховкой на таком крутом склоне и молю Бога, что б наши палки нас выдержали.
Пока все обходится без жертв и паники.
Хоббиты осторожно, след в след сползают за мной, эстонцев уже почти не видно и я периодически притормаживаю, чтобы их подождать.
Наконец становится ну... очень круто, вниз уходят почти вертикально красные скалы, справа проглядываются другие, но там дрова полные – не пройти.
И тропы никакой нет.
Медленно движемся влево, летят камни, слышны только скрежет подошв на плитах, пыхтение и сдавленные хоббичьи матюки.
Я, тщательно выбирая полочки для ног, проползаю несколько «шагов», потом подстраховываю Чипса, опять и опять показывая ему как работать с палкой.
Потом опять сползаю ниже и опять страхую Чипса.
Приходится иногда подставлять маленьким ногам свой кулак или палку вместо ступени.
Ники идет сам, но видно как он напряжен и сосредоточен.
Обувь его ни к черту.
Когда он несколько раз поскальзывается, у меня как что-то обрывалось внутри.
Но ничего, цепкий хоббит попался.
Я почти все время говорю им что-то, этакое подбодрибельное и одобрябильное, наверное, больше успокаивая себя.
Может и не надо, а может им помогает.
Ты кошка, типа пантера – стелись по склону, крадись, что б ни один камешек не шевельнулся, не спеша, проверяй каждое движение тщательно и беспрерывно.
Изящно и пластично.
Пусть в тебе проснется паук, цепкий, внимательный.
И главное, спокойный.
Стоит чуть запаниковать и хана (это уже не говорю).
Но мы спокойно работаем, и боятся просто некогда, страх в таких ситуациях приходит от безделья, но по мере нашего продвижения влево растет у меня тревога – куда же мы спускаемся?
И где тропа?
Чертов туман!
Чертова буря!!!
Все человеческие и нечеловеческие чувства направлены на склон.
Время потеряло свои очертания и исчезло.
Нас невесомо давят рюкзаки.
Мы забыли про них.
Мы забыли про все...
Я вспоминаю, как когда-то на Алтае мы вчетвером, по две связки, почти сутки болтались на веревках и бурах, спускаясь по вертикальному ледовому склону, обильно посыпаемые сверху камнями, и тоже абсолютно не чувствуя веса своих 30-ти килограммовых рюкзаков. Тоже «отдыхали».
Так и сейчас.
Ничего в этом мире не осталось.
Только этот склон и наше вечное движение "шепотом" по нему.
И еще мучительное наслаждение от ощущения власти над собственным телом, телом дикаря, цепкого и ощетинившегося, и содранные мокрые пальцы, не чувствующие боли, и сырой запах смерти из ревущего тумана.
Мы уже тысячи, миллионы лет ползем по этому бесконечному склону, мокрому от наших слез, пота и дождя.
Скальные ежики в тумане.
Вдруг кричат.
Оборачиваюсь в ужасе.
Но все в порядке.
Это эстонцы.
Они возвращаются наверх.
Они, наконец, поняли, что что-то не так.
Вернутся, наверно решили еще наверху, а осознали это только сейчас.
Горячий эстонский темперамент раньше не позволил.
Но ребята они улыбчивые, хорошие, и мне жалко, что они уходят.
Хоть и медленные, а взрослые.
У них великолепная обувь, но нет наших палочек-выручалочек, и они, помахав нам и прощально погугукав, исчезают вверху в тумане.
Мы остаемся одни.
Вниз не хочется, а надо.
Но очень круто и скользко.
И идем мы уже больше часа.
От нас валит пар.
У меня опять ноет плечо и растянутая нога, хотя я за работой об этом забываю.
Но надо перекурить.
Я усаживаю заморенных и озабоченных хоббитов на первой подходящей полочке, оставляю рюкзак и с двумя палками иду на разведку.
С трудом спускаюсь метров на 10 вертикально вниз, моих маленьких почти уже не видно и чтоб не заблудится, я втыкаю одну палку для ориентира, благо есть куда ее воткнуть. Медленно теперь ползу вбок, влево траверсируя склон и прикидывая, пройдут ли мои храбрые здесь с рюкзаками.
Иду.
Ползу.
Шепчу.
Снизу из тумана постепенно нарастает непонятный шум, какое-то шипение, бульканье, даже рев.
Похоже на беспрерывный спуск воды в сотнях унитазов одновременно.
Эти звуки, несущиеся из-под ног, отнюдь не улучшают настроение.
Я один, вокруг вертикальная пустыня, главное не потерять направления назад на палку, не заблудиться.
Вроде впереди завиднелось что-то более обнадеживающие, чем то, по чем мы спускались до сих пор.
Проявились какие-то деревья темными пятнами, под ними склон положе, но к нему нужно лезть по голым скальным плитам, по которым обильно стекают мутные ручьи.
Ниже виднелись заросли можжевельника.
Круто, правда, все это было, но все же надо рискнуть.
А главное – туман внизу временами начал редеть, рваться и пару раз я все-таки кое-что увидел.
Нам предстояло спуститься в узкое крутое ущелье, по которому несся вниз, ревя поток (это он так неприятно шумел мне из тумана), но что дальше не было видно.
Но граница этой дряни, под которой мы уже топаем второй день, как под мутным и грязным колпаком уже близка и это не может не радовать!
Надо идти!
Победа будет за нами!
А куда ж ей, сердешной, деваться?
Я возвращаюсь к молчаливым хоббитам, надеваем рюкзаки, и продолжается бой.
Еще более тщательно страхуясь и страхуя Михалыча, осторожно спускаемся по разведанному пути.
Наконец, начало этого самого нехорошего скального языка, по которому несется вода, и мы с Михалычем с ходу траверсируем его – я ниже, он выше.
Никитос ждет, пока мы пройдем неприятный участок, и я вернусь, чтобы подстраховать его.
Потихоньку, потихоньку, медленно, но спокойно и уверенно без паники мой храбрый маленький хоббит, видимо сильно труся, но, держа себя в руках, продвигается по скалам вслед за мной, не смотря на все беснование погоды и природы.
«Три точки опоры! Идешь в три такта! Спокойно!» ору я Чипсу и он умница все делает правильно, и не спеша, и шаг за шагом мы медленно приближаемся к краю красных скал.
Прошли.
Фу-у-ух!
Решив, что Никита пройдет и сам, я снизу машу ему.
Хотя потом раскаиваюсь: надо было бы подстраховать.
Но Ники спокойно и быстро проходит неприятное место, и мы опять все вместе начинаем спускаться прямо вниз, с нетерпением ожидая, когда туман останется вверху.
Идем.
Идем.
И идем...
Склон немного проще, много «живых» камней, ураган бушует так же, но мы идем.
А что, сесть и плакать, что ли?
Спуск ведет к потоку, несущемуся с другого склона, его уже видно, еще чуть-чуть и мы, наконец, ниже тумана!
Уффф!
Так же круто и скользко, но хоть видно.
Над головой плотный "потолок" несущихся туч, периодически чиркающих о наши мокрые головы.
Вид внизу особо не радует – мы среди явно нехоженых склонов и мрачных красных скал.
И опять очень круто.
Постепенно мы все же выходим к потоку и вдоль него к потрясающему порогу, с которого этот поток с воем обрывается водопадом в уже совсем безнадежную пропасть.
Справа и слева почти отвесно уходят вверх скалы, засыпанные камнями и грязью, скользкой как мыло.
Тупик.
Приехали.
Строили-строили и, наконец, построили.
Плыли-плыли и на берегу укакались.
Та отож.
Такие веселые мысли бродят в моей мокрой голове, когда я разглядываю эту безрадостную непроходимую картину, которую венчает еле видный сквозь дождевую завесу спасительный лес глубоко внизу, и торчащие из этой зелени безобразные вышки ЛЭП.
(продолж след)