СОН РЫЖЕЙ ШАПКИ
сказка
В кладовке на вешалке висела старая шапка. Уже давно никто не вспоминал о ней, и не одевал в непогоду, защищая голову от порывов снежного ветра, а потом, вернувшись домой, не отряхивал ее на пороге, и не вешал сушить у жарко пылавшей печки. Рыжая шапка тоскливо коротала свои дни в обществе старых граблей с поломанными зубцами, о которых тоже давно уже никто не вспоминал, и таких же метлы и дырявого полушубка, сшитого из шкуры неизвестно какого животного. В кладовке было много другого ненужного хлама, и сюда редко заглядывал кто из хозяев, разве что хозяйский сын, весьма вредный мальчишка, прятался здесь после очередной проказы, справедливо опасаясь, что его могут выпороть. Но такие развлечения случались не часто, и старые вещи, забытые в глубине темной кладовки, привычно дремали, радуясь каждому лучику света, который иногда сюда проникал.
– Не могу понять, – сердитым голосом говорили старые грабли, кивая на рыжую шапку, – отчего это некоторые висят так высоко, будто они здесь главные, хотя толку от них не больше, чем от дохлой кошки, из которой они были сшиты!
– Да, да, – поддакивала трухлявая метла, которая давно уже осыпалась, и от которой действительно толку было не больше, чем от ржавых и беззубых граблей, – да, да, эти рыжие выскочки возомнили о себе невесть что, как будто их носили на голове не простые крестьяне, а какие-нибудь герцоги и короли!
И трухлявая метла вместе с беззубыми граблями зашипели и задребезжали, изображая этими звуками веселый смех, и пугая ими выводок серых мышей, устроившихся в гнезде в самом дальнем углу кладовки. Старый облезлый полушубок, висевший на гвозде недалеко от рыжей шапки, ничего не сказал на это. Он был глуховат, и не принимал участия в подобных дискуссиях. Рыжая шапка тоже ничего не ответила на подобные обвинения со стороны метлы и граблей, поскольку, с одной стороны, давно уже привыкла к ним, а, с другой – ей было нечего им возразить. Она и сама уже не помнила, на голове у кого сидела когда-то, и из шкуры какого животного была сшита. Потом она заснула, и увидела странный сон.
Давным-давно в одной восточной стране жил молодой и очень бедный гончар, у которого не было ничего, кроме его старой и ветхой сакли, доставшейся в наследство от покойных родителей, Решил как-то гончар, которого, кстати, звали Муслим, посадить у себя во дворе куст винограда, который со временем обовьет стены его сакли, и не будет она выглядеть такой старой и ветхой. Сказано – сделано. Посадил он во дворе виноград, и стал ждать, когда же из него выйдет толк. Через три года вызрела на виноградной лозе прекрасная гроздь, такая большая и сочная, что Муслим даже не решался сразу ее сорвать, и ждал несколько дней, любуясь на такое совершенство природы. Однако в одно прекрасное утро он увидел, что виноградную гроздь кто-то сорвал, и, огорчившись, стал ждать нового урожая. Через год у него выросли уже две отличные виноградные грозди, но и их кто-то похитил ночью, и так же повторилось на следующий год, только теперь воры унесли уже три огромные грозди. Не стоит большого труда догадаться, что через год воры украли уже четыре виноградные грозди, и решил Муслим этих воров изловить, и расправиться с ними по-свойски, чтобы уже никогда не решались они посягать на чужое добро. На следующую осень, когда на виноградной лозе красовались уже пять огромных кистей, он спрятался за углом своей сакли, и несколько ночей не смыкал глаз, подстерегая обнаглевших грабителей. Каково же было его удивление, когда в свете полной луны увидел он рыжего лиса, осторожно подбирающегося к его заветному винограду. Выскочил Муслим из засады, схватил наглеца за задние лапы, и, размахнувшись, хотел размозжить ему голову о лежащий во дворе камень, но взмолился лис человеческим голосом:
– О мудрый и благородный Муслим, не убивай меня в эту лунную ночь, когда вокруг все уснуло, и только лишь одни цикады нарушают покой этих прекрасных мест. Пощади старого Хитреца, ибо таково мое имя, и я не кто-нибудь, а волшебник среди славного лисьего племени, и могу выполнить любое твое желание. Проси меня, о чем хочешь, и тебе ни в чем не будет отказа!
– Хорошо, – ответил Муслим, опуская Хитреца на землю, – раз так, сосватай мне дочь самого падишаха, и тогда останешься жив!
– Нет ничего проще, о благородный и славный Муслим, – ответил ему Хитрец, – ибо вообще сватовство, равно как и организация всевозможных свадеб, как в зверином, так и в человеческом мире, есть моя основная специальность. Жди меня здесь в своей сакле, а я побегу, и очень скоро сосватаю тебе падишахову дочку!
Сказав так, он действительно побежал организовывать обещанное сватовство, ибо ни капли не врал, и на самом деле считался волшебником среди славного лисьего племени. Прибежавши что есть мочи ко двору падишаха, Хитрец тотчас же велел дворцовой страже доложить о себе, как о после великого эмира Бухарского, следом за которым идут караваны из сотен верблюдов и индийских слонов, груженых самыми изысканными подарками, которые когда-либо кому-то дарили. Стража, естественно, тотчас же провела лиса к могущественному падишаху, который восседал под пышным балдахином на высоком троне, окруженный невольниками, наложницами и телохранителями.
– Чего ты хочешь от меня? – спросил у Хитреца падишах.
– О великий и могущественный владыка земли, – склонился перед ним хитрый лис, – я прибыл к тебе от эмира Бухарского, чтобы сосватать твою прекрасную дочь, и следом за мной идет караван из тысячи верблюдов и индийских слонов. Не счесть золота и серебра, не счесть драгоценных камней, предназна¬ченных в подарок тебе, о всемилостивейший падишах, если только согласишься ты отдать за эмира свою красавицу-дочь!
– Разумеется, я согласен отдать ее в жены эмиру, и отпустить в Бухару, я уже давно подыскивал ей такого блестящего жениха! – воскликнул распаленный алчностью падишах, который при упоминании о сокровищах совсем потерял голову. – Но, впрочем, где же сокровища, о которых ты говоришь?
– Они, о могущественный падишах, – скорчил грустную мину Хитрец, – захвачены, к сожалению, отвратительным змеем Аждагом, который, как известно тебе, имеет семь мерзких голов, и давно уже разоряет твою страну. Отправь, о падишах, свое войско на вызволение богатого каравана, и тогда все сокровища будут твоими.
Падишах, который, как уже говорилось, при упоминании о сокровищах сразу же потерял голову, и позабыл, что семиголвый змей Аждаг чрезвычайно опасен, и что его невозможно победить никаким, даже самым сильным на свете, войском, а можно лишь только задабривать, или как-нибудь обмануть, тут же воскликнул:
– Я лично возглавлю свое славное войско, и мы отобьем у змея Аждага все то золото и серебро, а также все те драгоценные каменья, которые эмир Бухарский посылает мне с тобой, о славный посол!
А Хитрецу только этого и надо было! Он знал заранее, что семиголовый Аждаг непобедим, и что падишах, а также все его войско погибнет, сражаясь со страшным чудовищем, которое разорило уже множество стран и погубило не одного могущественного правителя. Так оно и случилось. Падишах, глаза которого были ослеплены жадностью, вскочил на коня, и во главе огромного войска поскакал по направлению к глубокой пещере, которая находилась у подножия высокой горы, носившей, по странному совпадению, название Смерть Падишаха. Однако название это было отнюдь не случайно, ибо страшный семиголовый Аждаг тотчас же вылез из глубокой пещеры и начал своими щупальцами хватать воинов падишаха, и душить их вместе с лошадьми, боевыми колесницами и осадными башнями, с помощью которых можно было победить кого угодно, но только не это чудовище. Не спасся от страшного змея и падишах, который погиб из-за своей жадности, оставив единственную дочь наследницей своего трона и огромного состояния. А Хитрец только этого и добивался! Он тотчас же бросился к сакле гончара Муслима, и, схватив его за руку, потащил во дворец падишаха. Разумеется, молодые люди, взглянув друг на друга, сразу же полюбили один другого, и вскоре поженились, счастливо зажив в великолепном дворце. Став падишахом, гончар Муслим немедленно призвал к себе хитрого лиса, и предложил ему для начала избавиться от семиголового Аждага, а потом уже просить для себя всего, чего он пожелает. Хитрец выполнил повеление нового правителя, и, отправившись к подножию горы Смерть Падишаха, увидел там греющегося на солнце Аждага, который уже успел сожрать поверженное им войско, и как раз в этот момент раздумывал, чем бы ему закусить на десерт.
– О непобедимый Аждаг, – обратился Хитрец к семиголовому змею, – спасайся как можно скорее, ибо сюда направляется еще более страшное войско, которое новый правитель страны одолжил на время у эмира могущественной Бухары. Знай же, Аждаг, что Бухарское войско славится тем, что не раз уже побеждало семиголовых драконов, шкуры которых затем натягивало на барабаны, а головы засушивало, и выставляло в специальных кунсткамерах на потеху глупой толпы. Полезай как можно глубже в недра этой горы, которая время от времени извергает серу и дым, и сиди там не шевелясь, пока Бухарское войско не покинет эти места!
Испуганный Аждаг, который отяжелел от только что съеденных воинов и коней, и которому вовсе не хотелось вновь драться, тотчас же полез вглубь своей глубокой пещеры, которая оказалась не чем иным, как входом в самую настоящую преисподнюю. Он свалился в нее, и был изжарен шайтанами на кострах за все свои мерзкие преступления, так что не только семи голов, а даже клочка шерсти от него не осталось. А высокая гора стала теперь называться не Смерть Падишаха, а Смерть Аждага.
Хитрюга же лис, вернувшись к гончару-падишаху, склонил перед ним свою хитрую морду, и доложил, что дело сделано, и что молодой правитель может спокойно жить, поскольку страшный Аждаг сгорел в преисподней.
– Награди же меня скорей, о великий Муслим, – сказал он падишаху, – всеми теми сокровищами, которые сулил ты мне накануне. Но лучше всего отдай мне твою старую саклю и тот виноградный куст, который каждый год приносит столь щедрые гроздья. Поверь старому лису, что для него этот подарок будет дороже любого золота и серебра, сколько бы ты их ему не отвесил!
Обрадованный Муслим с радостью согласился на это, и отдал Хитрецу в пожизненное владение свою старую саклю, оставшуюся ему в наследство от почтенных родителей, а также заветную виноградную лозу, которая каждый год приносила так много ягод. Став падишахом, он сделался жадным и хитрым, и был рад, что так дешево откупился, и не отвесил Хитрецу ни золота, ни серебра. Но через некоторое время ему стало жалко заветную виноградную лозу, которая к этому времени давала уже семь гроздей отличного винограда, и он приказал слугам тайно убить Хитреца. Что они и сделали под покровом ненастной ночи, сшив из убитого лиса отличную рыжую шапку, и преподнеся ее в дар падишаху. Падишах любил щеголять в этой шапке на важных государственных приемах, а также одевать ее во время великих сражений, которых на его долю пришлось немало. Шли годы, и шапка постепенно повытерлась и потеряла свой яркий цвет, и ее закинули в какую-то кладовку, а потом и вовсе забыли, теперь уже навсегда.
Таков был сон, приснившийся рыжей шапке, висевшей в клаовой на старом ржавом гвозде в обществе неразговорчивого полушубка, беззубых граблей и осыпавшейся трухлявой метлы. Видимо, что-то подобное приснилось не только рыжей шапке, но и ее соседям, потому что в следующий раз, когда беззубые грабли ворчали, и жаловались на жизнь, они большие не отзывались о шапке так оскорбительно, и даже иногда пытались заискивать, словно видя ее не на ржавом гвозде, а на голове могущественного падишаха, скачущего на коне во главе грозного и непобедимого войска.