Темный, приглушенный мягкий свет стелется сквозь тяжелые позолоченные шторы, озаряет эту неподвижную комнату. Тяжелую мебель, сделанную видимо чрезвычайно давно в стиле позднего ренессанса, с характерными завитками и тонко вырезанным узором, хрустящий, лакированный паркет, большую люстру, зажигавшуюся судя по наопившейся на ней пыли, только по случаю прихода гостей, и молоденькую девушку, сидящую на табурете, в позе наиглубчайших размышлений. Ее хорошенькая головка чуть склонилась вбок, как бы взвешивая навалившееся на нее обстоятельства, по накрахмаленным щечкам тоненьким ручейком текли слезы. Он была недурна собой-пышное бальное платье, вечернего синее оттенка придавало ей восхитительный шарм и в тоже время подчеркивало невыразимую кротость ее образа, локоны волнами спадали на декольтированную грудь, вдумавшуюся от каждого вздоха, от каждого порыва чуственнго сердечка. Казалось ничто ее не интересовало, кроме собственных мыслей и раздумий, хотя взгляд подведенных глаз был прикован к беспрестанному стеклу окна. А там,зима,белым-бело,и тишина,тишина,тишина.
Вдруг так неожиданно и резко, послышались вдалеке громкие шаги. Они все приближались и приближались, и наконец, рывком отворилась дверь, и в комнату вбежал запыхавшийся юноша. Не сказать бы что франт, но, тем не менее, одет он был по последней моде-в черном пальто,белой накрахмаленной рубашке и шляпе, как вихрь, ворвался он вэти тихие покои.Скинув с себя верхнее одеяние, он кинулся к ее ногам. Руки, как легкие крылья, взмахами были готовы выплеснуть все то, что было у него на сердце. Импульсивная мимика, жесты и глаза,так искренне и неотрывно глядящие на нее одну.-Я вас люблю. Простите меня,простите.Какой Я был дурак. Больше не будет боли, уж это я вам обещаю. Вы больше не будете страдать из-за меня. Этим покончено-он полукричал, утопая в потоке собственных чуств, задыхаясь страстью речи-О,я знаю, я не достоин хотя бы докаснутся до вас после всего, но, о Боже, как Я раскаиваюсь. Такого больше не повторится,я вас клянусь,я не допущу больше этого!-она посмотрела на него. Неподвижен был этот взгляд,но в то же время отдавал безграничной добротой, глубиной, которая наерное недоступна для описания. Юношу осветили эти глаза-они придали ему новые силы ,и он с еще большей уверенностью и настойчивостью, как молитву, начал повторять слова столь чуственные и пронзительные, слова искренние вылетали из его сердца. Меж тем с девушкой начали происходит странные изменения. Волосы ее медленно волосок за волоском начали седеть, лицо стали покрывать вековое морщины, идеально ровная спинка все более горбилась,а, кожа еле заметно начала терять свою упругость. А юноша смотрел неотрывно в бездонное море глаз и потворял-повторл-повторял-Любимая,милая, родная,боли больше не будет, боль уйдет раз и навсегда. Я больше не причиню ее тебе.»А она все тлела и тлела. Так прошел день ,загоралась ночь, как сакраментальный огонь в пещерах древних людей. А картина оставалась неизменной в своей статике, лишь черты девушки все более и более изменялись. Спина изогнулась в огромный горб, локоны покрылись ветхой тканью седины, руки, спокойно покоившееся на коленях, начала сводить старческая дрожь, на лице, словно блики, танцевали морщины. Лишь глаза остались неизменными, спокойно смотрели они в глаза юноше, растворялись в них. А он,казалось и не замечал перемен в облике ее, лишь монотонно, на одном дыхании повторял он единственную фразу, стоя на коленях под светом лучистой луны. –Я люблю тебя. Боли больше не будет. Я никогда тебя не обижу!-повторял он, заворожено глядя в глаза. Тогда она открыла свой беззубый рот и еле слышно произнесла –«Я тебе верю!»