В этот вечер его чередуясь отпевали фальцетом несколько чернокожих юношей, специально высланных к нам из-за границы на скопления благородных обожателей.
Сам я для данного мироприятия скинул пару рублей, и даже настроил пианино.
Вечер выдался жарким. Звонкие голоса чернокожих мужчин разбивались тонкими вибрациями о стаканы с терпким глинтвейном.
Глинтвейн слыл напитком мягким и задумчивым.
Быстро навёл дурман, легонечко так подтолкнул под локоточки к сцене. Совсем, совсем легонечко, почти неприметно.
А после усилий боле не требовалось, пёстрый красный костюм всю работу сделал за меня.
Ах, эти дамы в амфитеатре, эти гасторбайтеры на деревьях, я пел соловьём ,изливаясь и курлыча.
Голос мой, скрипучий от природы своей, вдруг преобразился.
Редко благородному человеку представляется шанс на себя нарадоваться.
А мне вот представился. И уж как я радовался, как отплясывал...
Потом, в общем оказалось, что всё это игра воображения, а я, как некстати, накачанный транквилизаторами, битых пять - шесть часов провалялся в клетке с обезьянами в зоопарке имени кого-то там.
Так что ты извинись за меня перед Софочкой. И непременно напомни о деньгах.
N