XIV
Отзвенел для Эдьки последний звонок. У меня до окончания учебного года оставалась ещё неделя. Таданища, хоть и давала домашнее задание, но тетради на проверку уже не брала, поэтому выполняла я всё кое-как, а иногда и вообще ничего не делала. Брат все эти дни отсыпался. Когда я приходила после школы домой, он только заканчивал завтракать.
- Покушаешь и садись заниматься, - приказала ему мать на третий день такого отдыха.
- Разбежался, - фыркнул Эдик. – У нас первый экзамен – сочинение. А к сочинению подготовиться за три дня невозможно. Все книги, предусмотренные программой, всё равно уже прочитать не успею. Так что придётся брать свободную тему.
Послонявшись какое-то время по двору и дому, Эдик, заявил матери, что идёт в кино.
- Хорошо, - кивнула она, протягивая сыну рубль. – Только перед этим зайди в парикмахерскую и подстригись. Зарос - смотреть не приятно.
- Не приятно - не смотри. А если хочешь, чтобы я подстригся, дай пять рублей.
- Ты с ума сошёл! Стрижка тридцать копеек стоит.
- Тридцать копеек на стрижку, остальное мне за то, что согласился подстричься. Меня лично, моя причёска устраивает.
- Хорошо. Можешь не идти в парикмахерскую. Вот расскажу отцу, так он тебя в субботу силой туда отведёт.
- Не забывай, что я отцу тоже кое-что рассказать могу, - усмехнулся брат.
- Эдик! – Вдруг взвизгнула мать, - Это уже выходит за всякие рамки! Сколько можно меня шантажировать? И главное, было бы чем. Отцу расскажешь? Ну и что же ты ему расскажешь? Что, по-твоему, такое преступное я здесь совершаю?
Эдька от неожиданного крика Мани на какое-то время опешил, потом рассмеялся.
- Ты, может быть, и ничего не совершаешь, но вот дядя Коля... Я скажу сегодня папе, что когда он был в Баку, сюда дядя Коля приходил.
- Ну и что с того? Папа знает это.
- Знает? – на лице Эдьки проступила удивлённая усмешка. – А во сколько он отсюда уходил, тоже знает?
- Он всё знает! – выкрикнула раскрасневшаяся Маня и, протягивая Эдику пять рублей, добавила, - Уходи с глаз моих долой и не мотай мне нервы. Скорее бы ты уже в институт поступил. Хотя, если будешь так готовиться, то и выпускные экзамены толком не сдашь.
- Мои проблемы, - крикнул уже в дверях Эдик, засовывая небрежным движением деньги в карман.
Выждав некоторое время, я подошла к Мане.
- Мне тоже пять рублей дай.
- Чего-о-о?
Весь вид у неё был такой, что даже немного страшно стало. Казалось нож, которым она так ловко орудовала, стоя за кухонным столом, сейчас полетит в меня. Но промолчать почему-то было ещё страшнее, и я продолжила:
- Я тоже знаю, что дядя Коля сюда приходил, когда папа в Баку уехал. Эдик его только один раз видел, а я знаю, что он тут каждую среду бывал.
- Так ты что, не спала? – зелёные глаза матери искрились гневом, и я на всякий случай на несколько шагов попятилась.
- А, что я виновата, если долго уснуть не могла?
Мать, похоже, взяла себя в руки и совершенно спокойным, непринуждённым тоном ответила:
- Тебе что-то приснилось. Дядя Коля сюда по средам не приходил. Он был здесь всего лишь один раз, когда от папы письма перестали приходить. Он хотел меня успокоить. И мы с тобой вместе сегодня же вечером папе всё это расскажем.
- Ты же Эдику сказала, что папа и так всё знает.
- Вот именно. Чего ты от меня хочешь?
- Пять рублей, - уверенно заявила я, прикидывая, на что потрачу столь крупную сумму. – Эдик же получил от тебя такие деньги.
- Ты хоть соображаешь, что ты тут говоришь? С какой стати я должна тебе их давать?
Пронизывающий холод, снова исходящий из её глаз, мурашками пробежал по всему моему телу. Однако легче в тот момент было сквозь землю провалиться, чем, отказаться от требований, признав, таким образом, своё поражение.
- А с какой стати, Эдику дала?
- Ему в парикмахерскую надо!
- Сама говорила, что стрижка тридцать копеек стоит.
- Знаешь что, - закричала вдруг мать, - кто ты такая, чтобы я перед тобой отчитывалась? Да. Я дала Эдику деньги. Но эти деньги не ты, а я заработала! Не доросла ещё, что б меня в чём-то упрекать! – к крику прибавилась усмешка, но внезапно снизойдя на тихий и недовольный тон, Маня добавила, - А папе я сегодня расскажу, что ты деньги стала вымогать.
То, что мать может наябедничать отцу, исказив при этом всё до неузнаваемости, сомнений у меня не было. Представить себе реакцию Бориса, тоже особого труда не составляло. Однако показать испуг, по-прежнему было страшнее, чем наступать.
- Ну и говори, - я постаралась произнести это с максимальным безразличием. – А я скажу, что дядя Коля к тебе на прошлой неделе приходил. Мне не могло это присниться, потому что приходил он днём. Его даже тётя Глаша видела, она в это время в огороде возилась.
- Ну и что? – Маня, пожав плечами, криво улыбнулась. – Нужно было ему, вот и приходил. Ничего в этом такого нет.
Отступать, уже было поздно. Я решила бить до конца, выдав всю, имеющуюся у меня информацию:
- Нужно было? А я знаю, зачем он сюда приходит. Папа не знает, а я знаю!
На лице Мани наконец-то вырисовался испуг, который она тщательно попыталась прикрыть улыбкой и даже кое-как кусочек смеха из себя выдавила.
- Ты знаешь, зачем сюда приходит дядя Коля? Ну и зачем же, по-твоему?
- Ясное дело, - вопрос мне показался глупым, и я слегка усмехнулась. – Он приходит сюда с тобой заниматься.
Из рук Мани со звоном выскочила эмалированная миска, которая наверняка разбилась бы, если б была стеклянной. Поднимать её мать не спешила.
- Заниматься? Чем заниматься? – тихо переспросила она.
Мне не приятен был этот допрос. Явно деньги она давать не собиралась, выгоды своей, в такой болтовне я не видела, поэтому хотелось всё побыстрее закончить. С другой стороны, доказательств и точных сведений о том, чем там Маня с Колей занимаются, у меня не было, и я решила ответить несколько размазано:
- Ну, не бисквиты же печь, ты его учишь. Он, ведь, мужчина...
Манины черты лица обострились настолько, что казалось, можно о них порезаться. Она сначала сильно побледнела, а я внутренне забеспокоилась, не стало ли ей плохо, но через пару секунд раздался полный энергии и сил её крик:
- Так ты за нами подглядывала?!
Я удивилась. Как можно подглядывать за тем, как два человека занимаются математикой, да ещё и для поступления в институт?
- Что я там могла увидеть? – последовало моё возражение. – Я ведь всё равно в этом ничего не понимаю.
- Не понимаешь, говоришь? А откуда же ты знаешь, что мы там кое-чем занимались? Боже! Какой кошмар! – мать схватилась за голову. – Одиннадцать лет девчонке, а она уже такими вопросами интересуется! Да, я в твои годы ещё с куклами играла.
Вспомнив, как однажды Таданища отругала меня за то, что на уроке математики залезла на три темы вперёд, я решила, что здесь имеет место аналогичный случай, и поспешила уверить Маню:
- Да, вовсе и не интересуюсь. Зачем мне сейчас подглядывать, если, через несколько лет меня всему этому научат неспеша?
- Через несколько лет? – Маня смотрела на меня с нескрываемым ужасом. – Кто тебя этому научит через несколько лет?
Имена учителей, которые будут вести у нас различные предметы, нам предстояло узнать лишь вначале нового учебного года. А кроме того, не было у меня ни малейшего представления, какая тема в каком классе изучается, и что необходимо знать на вступительных экзаменах.
- Ну, будет же у меня какой-нибудь учитель, - пояснила я Мане, однако, увидев, что ужас на её лице получил оттенок отчаяния, успокаивающе добавила, - может, конечно, не через несколько лет, но к окончанию школы я всё равно всё это уже буду знать, так что подглядывать за вами, мне абсолютно ни к чему.
Неспеша подняв миску, Маня попросила, принести из сарая пару луковиц. Когда я вернулась, она вполне доброжелательно поинтересовалась:
- А зачем тебе вдруг понадобились деньги? Ведь всё необходимое я тебе покупаю.
- Ты не покупаешь мне всё необходимое, - возразила я, - у меня даже формы школьной нет.
- Но учебный год уже закончился. А в конце лета купим мы тебе школьную форму, если ты так хочешь. Хотя, на мой взгляд, такая симпатичная девочка, как ты, должна выглядеть наряднее всех.
Я с удивлением уставилась на мать, обалдев от всего услышанного настолько, что какое-то время не могла вымолвить ни слова. Она же, как ни в чём ни бывало, продолжала:
- Я думаю, будет лучше, если мы сошьём тебе школьный костюм: юбочку в складочку и жилетку. Я видела, многие девочки сейчас так ходят.
- Я тоже видела, - ко мне вернулся дар речи, - но такую форму не хочу, потому что белая рубашка быстро пачкается. Мне уже в этом году надоело каждые два дня её стирать, а потом переживать, высохнет ли.
- Ну, ты нашла причину, - засмеялась мать, дружески мне улыбнувшись. – Рубашек-то можно сразу несколько сшить. Сейчас в комиссионном магазине гипюр часто продают. Можно одну блузочку гипюровую сделать.
Моё воображение подсказало, что всё, описанное Маней, должно не плохо выглядеть.
- А когда ты мне это сошьёшь? – уточнила я, не определив точно для себя, можно ли в данный момент Мане верить. – У тебя же в июне экзамены, в июле я еду в лагерь, и ты с Эдиком тоже уезжаешь.
- Ну, шить-то буду не я, а мы закажем в ателье. Там, говорят, сейчас у них работы мало, так что, может, дня за три всё сделают. Надо ещё подумать, какой цвет мы выберем.
- Коричневый, - уверенно заявила я. - Раз костюм вместо формы, то цвет у него должен быть такой же.
- Ой, ну что ты, - Маня недовольно скривилась, - коричневый цвет не твой. Я потому и форму тебе не покупаю.
- Тогда чёрный – мне всегда нравились контрасты.
- Фу-у, чёрный тоже не годится, - отрицательно замотала головой мать. – Синий цвет тебе идёт больше всего.
- Но у меня уже пионерская юбка - синяя. И потом, зачем ты сейчас моё мнение спрашивала, если сама уже давно всё решила.
- Ну, я же не знала, что у тебя нет вкуса.
Чувствуя, что отношения вновь могут испортиться, я поспешила Маню покинуть, будучи вполне собой довольной: пусть пять рублей не получила, зато о новом школьном наряде договорилась. Уверенность, что Коля приходит к Мане заниматься математикой, плотно засела в моём воображении.
Вечером мать не стала жаловаться на меня отцу, да и я помалкивала, а на другой день она купила мне гольфы, хотя до этого утверждала, что на моих тонких ногах они держаться не будут. Теперь мне и самой нравилось стоять рядом, когда она готовит обед, потому что к обычным разговорам прибавились обсуждения моды. Правда порой я казалась себе какой-то уродкой, так как на всё, что мне нравилось, мать реагировала: «Тебе такое не пойдёт», или: «На тебе это красиво сидеть не будет». И всё-таки, когда она купила мне два новых, оригинального покроя, ситцевых платьица, несмотря на то, что их до отъезда в лагерь носить нельзя было, я мысленно поблагодарила брата за то, что, тот, сам того не ведая, подсказал мне, как надо вести себя с Маней.
(продолжение следует)