Мастер

Плохо даже не то, что мы смертны,
а то, что мы смертны внезапно.
М. Булгаков.

-1-
«Что тут сказать?.. Сказано уже много было, всё это было действительно так, без преувеличения. Об этом человеке невозможно сказать что-либо плохое. Мастер ушёл, а Бегемот бегает по подъезду... У меня полное убеждение, что он просто ушёл, уехал в командировку . мы можем его больше его не увидеть, но он нас будет. Возможно, когда-нибудь Димка пригласит нас к себе – в чудесную страну Зазеркалье, мы опять попьём пива и поговорим о жизни – с ним было здорово говорить о подобных вещах». Вслед за этой, абсолютно от него неожиданной речью, мой дядя поднял бокал, призывая помянуть того, о ком он только что говорил. Остальные, сидевшие за круглым, покрытым клеёнкой, кухонным столом, тоже подняли бокалы и встали.
За эти две недели я поняла, что ненавижу поминки, точнее, ненавижу их десятикратное повторение. Как-то слишком обыденно – хлопотать на кухне, есть различные изысканные яства, пить спиртные напитки (такой фон вызывает устойчивые ассоциации с праздником, или вызывал ранее). Делай, девочка, всё как и раньше, лишь с небольшой разницей – Мастера больше нет. Ему абсолютно всё равно, что происходит здесь, а безутешные родственники, по ходу дела пытаясь уличить иного во лжи, в неточности, в искажении Великой истины, делятся друг с другом абсолютно ненужными фактами его биографии, произносят пафосные речи, от которых всегда тошнило его и меня. Они не понимают – человек разный со всеми, он старается быть таким, каким его видит окружение и соответствовать ему, но это не значит чью-то неискренность, это означает лишь неспособность собрать 3D изображение из фактов и демонстрацию узости собственного мышления. Ей-богу, смешно. Постепенно поминки перерастают в нравоучительные со мною беседы и наставления о том, как следует вести себя теперь, на что остаётся улыбаться и горячо заверять о том – по-другому, конечно, не может и быть.

-2-
Я – дочь Мастера. Это не просто констатация факта, это концепция дальнейшего поведения и формирования характера. Любовь к «шуткам за гранью гламура», полнейшее презрение к этому самому гламуру и, как следствие – возможно большее выставление напоказ мужского начала, рубашки – белые, чёрные и клетчатые, обилие жаргонных словечек, нарочная небрежность и пофигизм в бытовой сфере жизни, прелесть колумбийской и сицилийской мафии, соответственно, фильмы Роберта Родригеса и игра «GTA: Vice City», уважение к дону Корлеоне, отбитые пальцы, сломанные ногти и погнутые гвозди. Ненависть к иному типу лиц женского пола и стихи к другому, попытки быть умнее и оригинальнее, чем я есть – вот список моих скудных развлечений, начиная с Нового года. Бесконечное ёрничание, неприветливость, нескончаемые и разнообразные издевательские тона в голосе, радость только тогда, когда остаёшься один на один с собой и с домашней техникой. А когда спишь, бесконечно спишь, и снится тогда, мол, всё хорошо, «всё по правилам, всё по местам». Он жив, приходит домой, говорит: «Это ошибка была, не меня похоронили, а я подождал, да и к вам пришёл». Говорит – не умер он, да и не с чего вроде, а я ему отвечаю просто «папа» и вздыхаю облегчённо, смеюсь над слезами и отчаянием, когда мы были уверенны в его смерти, хоронили, вовсе ведь не его.
Просыпаешься – плачешь, ревёшь, глупо трёшь глаза, кричишь матные слова в пустой квартире, если так легче. Рубашки молча висят в шкафу, солнышко светит, ничто не меняется – и внезапно я будто бы ловлю укоризненно-отеческий, светло-печальный взгляд Вито, потерявшего сына Сантино Корлеоне, будущего наследника всей империи, убитого в 20 с небольшим лет. Он не стал мстить, а, наоборот, заключил мир со своими врагами, чтобы не проливать ненужную кровь. Мне не за что мстить – несчастный случай, ошибка, смертельная болезнь не могут быть отомщены. Дон Корлеоне учит меня жить дальше.
Крёстный отец. Не знаю, есть ли у меня тот, кто официально носит это название, но я выбираю этого. Кто-то скажет – это слишком жестоко, однако жизнь жёстче. Выстоять против жестокости можно ещё большей жестокостью, теми же методами, в наши время теория «непротивления злу насилием» не работает. Всё меняется. Хоть у кого-то мысленно можно спросить совета, подумать, как сделали бы эти двое – один вымышленный, другой настоящий, но теперь тоже ушедший в область вымышленного, живущего внутри других, и, сопоставив осмысленное, поступить возможно правильно.

-3-
Была у нашей семьи мечта такая – посетить Латинскую Америку или Ямайку, родину ска, регги, даба и иных, с ними связанных ответвлений музыки. Ска у нас бесконечно качалось по вечерам из глубин Интернета, занимало место на компьютере, на дисках и на полках. Играло ска круглосуточно, да и сейчас, пока я пишу, тоже играет.
«Когда меня не станет, храните коллекцию – потом продадите за большие деньги» - шутил он, зная об своей болезни. Мы, также зная о нём, размахивали руками и просили такого не говорить. В день операции, на вопрос об её успехе, пасьянс «Косынка» не разложился. Правда, не раскладывался он и миллиарды раз до того, но тогда почему-то угадал. Чёртов пасьянс…впрочем, просто я не умею его раскладывать.
Ска, особенно испаноязычное, стало спасением Мастера, единственным, что в последний год его не раздражало, хобби, на которое он тратил средства и время, которое развлекало лучше всего остального. Без любимых дисков и колонок, без работающего МР3 проигрывателя в машине, мы не ездили никуда. В те редкие времена, когда мы ездили в машине вдвоём, ска и ска-панк играли громко, оглашая проносящиеся мимо районы политизировано-панковскими текстами и весёлой, вне зависимости от текста, музыкой с гитарой, бас-гитарой, выделением слабых долей и непременной духовой секцией – основой любого ска. Чем больше труб, чем они слышнее и громче, тем веселее и скашнее становится песня.
Тогда и сейчас мне почему-то кажется особенно обидным, что музыку с собой в больницу он не брал. Желал вернуться, конечно, но ощущение, что человек лишился его главной, с трудом найденной, радости. Как ребенок без любимых игрушек. Теперь у меня появилось много хороших друзей, но к сожалению, осиротевших, лишившихся своего главного хозяина – 5 серых колонок во главе с другом Сабвуфером, аналогично 5 чёрных во главе с ещё одним Сабвуфером, МР3 магнитофон и компьютер, воспроизводящий на пяти чёрных колонках хорошие песни. Слушать сейчас что-либо другое, например, русский рок, к которому я тоже отношусь с симпатией, кажется предательством, так что всё содружество музыкальных агрегатов воспроизводит преимущественно ритмы с латиноамериканскими корнями.
А я так и не научилась качать музыку. Традицию, впрочем, можно продолжить и позже, при наличии выделенной линии в Инете.

“Viva la calle ska!!!” [Skalariak]*
* Да здравствует улица ска.

“Hasta siempre, comandante!..” [Carlos Pueblo]*
* До свидания, команданте <Че Гевара>, ты с нами вечно.

Вот и эпитафия – надо только заменить одно слово.

-4-
Мастер на самом деле не был строг, но плохо или поверхностно зная его, можно было подумать именно так. Я, пожалуй, назвала бы это не строгостью – стремлением к совершенству, перфекционизмом, тенденцией упорядочить свою жизнь и построить её по своим правилам. Меня он наверняка не считал человеком острого ума и блестящей логики: вполне в моём духе задать вопрос в середине фильма касательно его сюжета вообще или про то, кто такой этот человек, хотя до того раз 10 он мелькал на экране в самых различных ипостасях. Рассеянность, несобранность и огромная лень не возвышали меня в его глазах, однако бывали такие времена, волшебные, которые просто не должны были кончаться. И понимаешь тогда, утверждаешься в мысли: этот человек ведь весёлый, умный и вообще встречается один на миллион. Способность легко объяснять сложные вещи, при этом пристрастие к шуткам в стиле «Монти Пайтонс» и безбашенно-весёлой, хотя иногда и лиричной музыке удивительно сочетались. Он с неохотой признавался, мне, по крайней мере, что в молодости ему нравились щемящие песни СашБаша, бунтарская Г.О., иже с ними Sex Pistols, Хендрикс, Джоплин, («…это была всего лишь предыстория перед тем, как я узнал о слабых долях…», Сартр, Достоевский, Сэлинджер. Последним летом он прочёл несколько книг, рекомендованных мною (по алхимии в частности, патриотичную пародию на Гарри Потерра «Дети против волшебников»), чем я очень возгордилась, и вообще, имея в наличии больше свободного времени, мы общались чуть больше.
Сыграла свою роль и дача, выбранная с разборчивостью и мечтами о будущем – ещё одна отдушина Мастера в последние полтора-два года. Я там преимущественно лежала в шезлонге на солнце, иногда учила уроки, ела от скуки сахар – то, что всегда было в доме, посматривая одним полуприкрытым глазом на брата, самозабвенно копавшегося в песке. Не любила я дачу, вот что – ни компьютера, ни телевизора и невозможность выполнения намеченного, а в основном, банальное желание эгоиста – остаться в одиночестве на любимом месте, желание, страдавшее в случае семейных вылазок.
Планы были, конечно, грандиозные – посадить ёлки, фруктовые деревья, овощи-цветы там разные, ну, как положено. По мне, и так неплохо – притащи магнитофон и валяйся, дыши на здоровье, гуляй по деревне, изучая неизведанные места и наведываясь в местный магазин.
Это мечты, думается, в ближайшем времени несбыточные. Со следующего лета я всё же собираюсь опять ходить в лес за грибами и потренироваться ловить рыбу – рыбалка как-никак более подходит концепции, изложенной в отрезке -2-.

.
-5-
В книгах пишут, что после смерти близких или друзей люди начинают внимательнее относиться к своей жизни, стараются сделать что-либо для увековечения себя в истории, пытаются оставить память о себе. Я за собой такого не наблюдаю – воспоминания никак не помогут на твоём рубеже, только вызовут икание, переворачивание в гробу и воспетое в анекдотах «кувыркание на небе». («Идут Василий Иванович с Петькой по облакам и перекувыркиваются…») Жить надо в удовольствие, а воспоминания перетерпят
Факты, изложенные выше, являются лишь малой частью полного жизнеописания, но перед вами не биография, а обрывки жизни, претендующие на художественное произведение, своеобразная уплата долга, дань Мастеру, ушедшего на свой рубеж. Я слишком замкнута, чтобы прямо кому-то что-то сообщить, ныне бояться нечего. Самое непостижимое, что это всё – никаким способом ему не сказать ничего более, не проверить реакцию, не сделать того, что можно было бы сделать до этого. А надо ли было? «Самое лучшее слово – это дело», писал Хосе Марти. Слова – глупые звуковые колебания, я же склонна к излишней демагогии и словоблудству, к делам – в меньшей степени, так что неудивительно.
Мастер ушёл, а Бегемот бегает по миру… - вольная перефразировка высказывания, начинающего повествование.
Я не верю в Бога, точнее верю в Джа-Растафараи, но он далёк от подобных проблем, проще и роднее, и никакой церковью не признаётся – еретик я, вот. Джа всё устроит в лучшем виде, конечно – ему места не жалко, все в царстве его развесёлом уместятся. Ска играет, наизусть выучено, на слух, роман о Крёстном отце занимает почётное место среди остальных книг. Странная взаимосвязь, наверное, впрочем, их связывает не только мужской характер, здесь же и слово «отец», прямое обращения, исчезнувшее теперь из моего устного, но не письменного и мысленного лексикона.

9-10 апреля 2007г.