3200
Жил на свете кавалер. Был женат, дам любил и достатку некоторого у него имелось, хотя и с перебоями.
И были у кавалера из детей все дочки. Симпатичные. Приветливые и стеснительные, бойкие и романтичные, умные и энергичные – всякие, одним словом. А сыновей у кавалера не случилось ни одного.
Вот как-то ясным утром сидит кавалер на завалинке. Что-то нужное по хозяйству ножичком выстругивает, ус крутит, бороду теребит и простенькие матерные частушки себе под нос бормочет. И вдруг его как молнией по башке осеняет: нет ведь у него сына ни одного, а только дочки!
Передернулся кавалер весь, будто дробовик, в котором патроны кончились. Строгать перестал, в небо голову задрал, а потом побежал в чулан. А там, в уютном пыльном сумраке залежи книг у него сохранялись со стародавних времен. Прищурился кавалер с дневного света, замер. А потом хвать с комода книжку сказочника Пушкина, свет повернул, и ну читать.
Не обманул Александра Сергеич кавалера, все, как есть, ему выдал на первой же, наугад раскрытой, страничке.
- Опыт – сын ошибок трудных! – Шепотом прочел кавалер и в лице изменился. Выходит так, что сын у него очень даже есть. И не малый уж. Он ли за свою жизнь ошибок не наделал? Не мальчик, почитай. Поглядел кавалер искоса себе через левое плечо – а там сын его! Волосы на бакенбардах кавалера тут же встали дыбом и как ветром сдуло его из чулана под яркое солнышко.
- Уф… - глубоко выдохнул кавалер, - Чего только не примерещится под воздействием силы гения настоящего сказочника, - Сказал так, а сам опять через левое плечо покосился. Тут же и сел на землю – там его сынок! Никуда не делся. А что ж, али он нечистая сила, чтобы дня пугаться?
С того дня кавалер жить стал плотнее. То ли чувства обострились, то ли поддержку сыновью стал ощущать постоянно.
Вот, наладился кавалер как-то в лес погуляти. И сын с ним – доверяли они друг другу и, почитай, уж не расставались.
Пришел кавалер в лес, ягоды наливные с былинок срывает, грибкам подмигивает – в другой раз, мол, обязательно с собой заберу. Ходит-гуляет, на стрекозиный полет дятлов поглядывает. Забрался в малинник, ищет редкие малинки созревшие, лакомится.
Вдруг, чу, хрустнуло сзади. Оборачивается – а там сын стоит, дубину над головой держит, вот-вот по кавалеру ударит. Отпрыгнул кавалер, будто заяц, и припустил из лесу прямо по чащобе к полю, что к дому вело.
На середине поля запыхался, упал в траву, потом обливается, грудь как мехи дырявые вздымается. А сын тут как тут. Наклоняется над кавалером и грустно так сквозь зубы цедит:
- Простите, папаша, не виноватый я. Это все эдипов комплекс проклятущий. Он ведь каждого мальчика с рождения преследует. Уж как я с ним боролся, да вот в лесу-то о самостоятельной жизни замечтался, бдительность и потерял. Тут он, поганый, во мне и возобладал. Простите, папаша! – И лбом сыновьим в землю лупить принимается.
Дела.
С тех пор кавалер в лесу гулять перестал.
В чулан стал заглядывать опять, хоть и без особого толку – мало в книжках оказалось верных сказок. А как сядет кавалер на завалинке один, так промежду трудами все глубже задумывается. О сыновьях да дочках. О рождении и смерти. И о том, что такое есть наше рождение, и что такое его противоположность, и откуда они могут проистекать, и следует ли их бояться.
25.2.07