Я назвала ее Арганза. И, все.
- Как это? Какая арганза? Почему арганза, и что это вообще? - вопросы сыпались со всех сторон. Спрашивали: соседи, знакомые, родственники и все, кому не лень. Да ни почему. Просто так. Красиво звучит. Ткань такая... хотя, если правильно, то - Органза.
Она появилась неожиданно. В апреле. Из-за угла дома возникла ее серая тревожная мордочка. Глаза дикие, повадки хищные, размеры среднего щенка.
- Подбросил кто-то на край участков, - доверительно сообщила соседка, - было три, двоих сожрали. Таджики. Смотри, не покорми: не отвяжется потом, - и, хрустнув яблоком, задвигала челюстями, разглядывая мой свитер.
Но, не кормить я не смогла. В куски шашлыка, брошенные ей на третий день, вцепилась как волчица. Бесшумно, резко. Поводок, что был куплен неделю спустя, перегрызла тоже тихо и бесшумно, четко наискосок, как бритвой, и в секунду. "Да, подружка, нелегко с тобой придется," - подумалось с тоской. Мысль оказалась провидческой. В первое же возвращение, после трехдневного пребывания в Москве на работе, предстала картина полнейшего разгрома. Из-под навеса было вытащено все, что можно вытащить: пакеты, мешки, перчатки; разгрызены и рассыпаны удобрения, раскатаны мотки шнуров, даже тяжелая лопата, валялась в трех метрах от "места приписки". А сверху все это крест-накрест перевязано зигзагами туалетной бумаги.
- Хорошая девочка, - сказала я и обреченно вздохнула. Мелькнула мысль о яде.
Но, нет, нет. Бороться и побеждать! Прочь малодушие: и… купила цепь.
На цепи она просидела спокойно ровно пять минут, затем раздался такой истошный вой, что сбежались перепуганные соседи.
- А мы подумали, что у вас кто-то умер!
- Нет, нет! Все живы и здоровы, может чайку? Проходите.
- Говорила, не корми, - бубнила давешняя советчица, прожевывая кусок пирога.- Ну да. А свитерочек почем брала?
- Не помню. Как пирог-то?
- Вкууусный.
- Ну ешь, ешь.
Куда бы я ни направлялась, она волочилась за мной, наступая на пятки, совала морду под руки и ничего не давала делать. Все валилось из рук. Днем подлезала под ворота и облаивала проходящих людей, люди шарахались, ночью лаяла просто так. Может быть от скуки. Каждый приезд из Москвы превращался в генеральную уборку. Даже мыло, лежащее в мыльнице на полке уличного умывальника, валялось, разгрызенное на куски. Господи! Мыло-то тебе зачем?
Прошло лето, наступил сентябрь. Арганза выросла. Превратилась в крепкую суку с лоснящейся волчьей шерстью. Широкие лапы, хищные безжалостные глаза. Я по-прежнему уезжала в Москву на работу, возвращалась, и вновь собирала разгрызенные куски. Терпела, но все больше таяло мое терпенье.
Последняя его капля оформилась во всю ту же соседку. Как-то по моему приезду, она тревожно замахала рукой из-за забора:
- Подойди!
- Ну? Говори!
- Кур повадилась таскать. У деревенских, - и мотнула рукой в сторону ветхих крыш. - Танька на днях говорила, застукали ее с курицей в зубах. Шуму было! Еле отбили. Орали так, что думала, глаза у них лопнут. Смотри! С ними лучше не шутить. Хозяйство. Не простят.
- Эх…курицу схватила, а ведь сыта-кормлена. Ну, не судьба, значит...
Ночью извертелась, все думая, куда ж ее - в квартиру? Разнесет. Дикая она, и место ей на природе, да...
Утром, с трудом затащив ее в машину, повернула ключ. Ну, поехали.
Гаражи, где и мой бокс, встречают тишиной и покоем. Пока двигаемся вдоль рядов, то и дело попадаются кучки разноцветных собак. Они мирно лежат на земле и дружно щурятся на восходящее светило. Вот и мой ряд. Никого, лишь в отдалении, у ограды чепрачного окраса, красавец пес по кличке Буян. Крупный, изящный, грациозный. Он знает и любит меня. Вот и сейчас привстал и завилял хвостом:
- Что же ты сегодня мне привезла на завтрак? Неужели, моих любимых сахарных косточек?
- Лучше, - и решительно дернув ручку, распахиваю дверцу, - Оп! Получите!
Стремительный вылет Арганзы производит эффект разорвавшейся бомбы. Тишину прорезает всеобщий лай. Со всех сторон сбегаются маленькие и большие, черные и белые, гладкие и всклокоченные собаки. Но, подлетев, резко тормозят, упершись в мощную грудь Буяна. Что-то во взгляде его заставляет их замолчать и отойти, трясясь и недовольно ворча, лишь самые маленькие продолжают бестолково подтявкивать. Но, они еще глупые и не вполне уяснили себе законы стаи. Им простительно. Пока.
Выбор сделан. Вот она - новая фаворитка, под стать хозяину - молодая, с лоснящейся шерстью и крепкими зубами. Лапы мощные, спина вытянута в струну, глаза бесстрашные, - такая не пропадет. Удивительно, - как похожи их стати и даже окрас. Они словно созданы друг для друга. Замерли, как две статуэтки. Вот уже кружат в извечном танце, принюхивая друг у друга под хвостами. Первым припадает на передние лапы Буян - это приглашение к игре, следом она, заработали хвосты. Вот уже понеслись стремительно, едва касаясь лапами земли, почти по воздуху, хвосты в линию. Это погоня. Он догоняет ее, как тысячи, а может быть и миллионы лет назад. Награда - вечность, воплощенная в нескончаемой череде крепких поколений. А они уже маячат двумя серыми кляксами где-то у горизонта, и мотаются вразнобой крючки их острых хвостов. Тени от проводов становятся резче, зевают с визгом, получившие отставку, теперь уже бывшие "невесты". Я спокойно поворачиваю ключ в замке зажигания. Руки привычно ложатся на упругий руль. Легкий утренний ветерок, проникает в отверстие приспущенного стекла, теребит локон. Облегченно вздохнув, трогаюсь с места. И никаких тебе кур.