«Интересно! Подохну я или же нет?» - мысли, мысли – какой козел вообще изобрел думать. Вон инфузория, ни хрена не соображает, а жрет и размножается и не надо ей ничего, а тут…
Перевалиться с боку на бок, с левого на правый. Вроде так сердце работает лучше. А может на спину? «Давай, держись!» - это уже сам себе, пусть и мысленно. Перекатиться по кровати еще раз. Попытаться встать. Не получилось! Еще раз. Опять провал попытки. «Да хрен с ним, с вставанием!» Елозенье по простыне. Толчок чего то твердого в ребра. «Не может быть!» Рука под простынь. Пальцы о что то округлое. Дикая радость, поток крови по всему телу, от одной мысли, что есть. Рука из под простыни. «Гжелка» в руке. Скорее. Чертова пробка. Рывок, горлышко свободно. Доползти до стакана? Пошел он в жопу! Горлышко в рот. Конвульсивное всасывание. Почему не течет? Сука. Гребаная пипетка. Зубами ее. Не идет! Пусть торчит, всосем! Работа кадыком. Жидкость в горло. Падла! Идет толчками. « Дрянь какая то! Может вода?» Ощущение прохождения чего то по пищеводу. «Кажется дошло до желудка!». Подогрев изнутри. Бешеный поток крови по телу. Возможность открыть глаза полностью и даже навести резкость. Ощущение различения предметов в комнате. «Не вода!» Восторг. «Еще поживем!». Улучшение самочувствия. Возможность приподняться. Нога на полу. Вторую к ней. Получилось. Встать. Шатание, но стоять можно. Шаг, еще один. «Да я прямо бегун!». Идиотичный гогот, от одной этой мысли. «Где же здесь сортир?». Прямо, еще прямо. «Ага, теперь налево». Дверь. Рука соскользнула с ручки. Еще попытка. Дверь на себя. «Бля! Она же в другую сторону!». Унитаз. Стоять тяжело. Руки в стену, над ним. Устойчивость есть. «Кажись, почти не промазал!» Улыбка. Путь обратно. Кровать. Упал. Отдышался. «Где она?». Под подушкой, где и оставил. Еще глоток. Шаг до стола. Стакан. Жидкость в стакан. Половина емкости. «Пойдет!». . .
Нега. Долгожданная нега. Тело расслаблено, навзничь, по всей кровати. Руки в разные стороны. Глаза слегка прикрыты, но сквозь узкую полоску приоткрытых век, видно все. Все что твориться в полутемной комнате, с закрытыми шторами. Да разве только это?
Оказывается, как же приятно жить на этом свете. Просто лежать. Просто не думать ни о чем. Нет , не так. Просто думать обо всем, но ни о чем конкретно. Как же просто устроен мир! В нем всего два состояния. Состояние, когда тебе хреново и даже мысли о смерти не заставляют испугаться. И состояние блаженства, когда все вокруг становиться таким славным, таким радостным, что хочется слюняво улыбаться и как дебил хлопать в ладоши. Приятно наблюдать за любыми, самыми скучными вещами. Хотя скучны ли они? И кому скучны? Вот мечется, по комнате тень от занавески. Окно чуть приоткрыто и легкий сквозняк треплет и колышет ткань. По углам смело, но иногда робко выскакивая на середину комнаты, как бы невзначай и прячась за предметами, быстрее старается убежать опять в угол.
Тени. Великие тени. Они исходят от движения и света. Они играют друг с другом и наблюдателем за ними. Они быстры, неуязвимы и бессмертны. Но бессмертны лишь миг. Но миг ли это. Искра тоже живет лишь миг. В искре костра жизнь. Миллиарды искр, миллиарды миров. Они сгорают вместе с мирами и живут этим пламенем. А тени? Серые призраки спокойствия и неуверенности. Их игра прятки. Кажется только что под ногами нахальный контур, он кривляется уверенный в своей безнаказанности, но мгновенье и он пропал, он растворился в небытии, он ушел в свой дом, в свой мир теней, ушел, чтобы вернуться. Они возвращаются в любую секунду и игра их продолжается вновь. Чего они хотят. Любят? Ненавидят? Или им все равно? Кто это знает, кроме них самих? Но серое безмолвие, их черта. Они никогда не нарушали табу молчания, они…
Жидкость на дно стакана. Еще немного. Вот так. Сотка. Отлично. Закусывать не надо. Закуска градус губит. Рука уже не дрожит. Она уверенно подносит край емкости к потрескавшимся губам. Осторожно накладывает край на нижнюю губу и резко уходит вверх. От таких переворотов, прозрачная жидкость плавно перетекает в открытый рот и стремиться вниз по пищеводу, слегка обжигая все на своем пути. Но это приятное жжение. Это ощущение возрождения. Появления новой реальности. Реальности, где он бог и тварь одновременно. Где нет этого мира, суеты и бессилия, эмоций и желаний. Там все по другому. Другие лица, другие слова, но такая же жизнь как и в этом мирке, от которого он только что ушел.
Кто это? А вот еще. И еще. Толпа мохнатых, улыбчивых существ, стоит посреди комнаты. Какие рыльца! Все такие добрые, ласковые, аж противно. До слюней противно. Ну чо они все улыбаются и улыбки мерзкие. Неужели они всегда так лыбятся? Уроды! Что то лопочут. Вот еще! Гладить , сволочь пытается! Я те поглажу! Пидар несчастный! Все хорошо в меру. И телячья нежность тоже.
В углу шевеленье. Ласковые придурки верещат, но стоят кучей и добрыми глазами смотрят на мохнорылого монстрика, вылезающего из за занавески. Во идиоты! Они и его пытаются гладить! А он поумнее их будет! Они его уговаривают на своем языке, а он знай хватает их и долбит головами об пол. «Во! И кто получается прав? Толпа ласковых дебилов, или сильный одиночка?…».
Все надоели! Меняю картину! В этот раз грамм семьдесят. Вот так. Жидкость прозрачна и спокойна. Она поднимается над толстым дном стакана, переливаясь серебристыми бликами. Ща она допериливается! Красавица нашлась! В глотку ее. Уф-ф. И как ее коммунисты пьют.
Люди, люди, люди… Одни люди вокруг. Они бегут, спешат, торопятся. На хрена? Ведь они даже сами не знают, что на самом деле им ничего не нужно! Вон какой то толстопуз несет на хребте скрученный ковер. Толстяк отдувается, пыхтит, но свирепо прет вперед, стремясь затащить ношу в свое жилище. А зачем? Вот загнется он и не надо ему будет ни ковра, ни шкафа, ни машины, ничего. И ведь он это знает! Знает и прет. Может он думает, что ему еще очень долго? Или ему это только так кажется? Конечно кажется. В беге нет времени на раздумья. Надо бежать. Надо успеть. Куда? Они все бегут не зная куда и зачем. На них интересно смотреть со стороны. Они даже не подозревают, что наблюдатель рядом. Он смотрит пристально, неотрывно, они ему интересны. Попытка найти хоть одно лицо отличное от других. Минута, две, три, пол часа… Не получается! Все в погоне. Лица мелькают, несутся. Горящие взоры нацелены на добычу. Блин, одни охотники. Так, секундочку. Это кто? В несущемся потоке, неспешно бредущая фигура. Взгляд спокойный и какой то не твердый. В нем не чувствуется отчуждение, ему похоже наплевать на гонщиков, которые его толкают и пинают, не желая замечать на пути. Интересный типус! Посмотрим поближе! Увеличение. Приближение. «Странная походка!». Качание из стороны в сторону. Твердости нет. «Да он пьян, тварюга!». Столько времени потрачено на наблюдение за этим жлобом! Лучше бы на девчонок смотрел. Вон, например, какая пошла. Амплитуда движения задницы, из стороны в сторону, как у маятника курантов. Ну все надоели! Пора менять обстановку!
Стакан. Жидкости буквально децел. Ведь всем известно, что децел это ровно половина фуцела. Стакан ко рту. Поглощение. «Поехали!».
Снег. Снег в глаза. Кажется нет спасения, нет конца и края этому снегу. Он лупит по щекам, по ресницам и векам, вышибая слезу, из уголков глаз. Бля! Куда это меня занесло? Мерзкие снежинки! Каждая из них, если одна, прекрасна и неповторима. Но что делают суки, когда собираются вместе! Да еще и ветер, который помогает им творить гадство! Ну точно как и мы, как люди. Поговоришь с кем ни будь, один на один. Так сразу видно свой в доску парень, кажется и друг почти, но встречается он с себе подобными и куда девается его доброта, мягкость, честность. Только что разговаривали с ним о совести и соглашались друг с другом, как прошло пол часа и он, вместе с другими буквально срет на голову своему недавнему собеседнику… Ноги застревают в сугробах, а ледяная пороша все так же сыплет сверху свои комки. Во занесло! Кажется, уже не по щиколотку, похоже по колено. Ноги вязнут в рыхлых сугробах, лицо уже ничего не чувствует. Снежинки забили все щели одежды, пробираются все глубже и глубже, стараясь своим холодом остудить то немногое, что осталось в организме. «Караул! Замерзаю!» - это уже не крик, это вялое шептание, обессиленных голосовых связок. Но даже если и крик, то кто его здесь услышит? Один! На всем свете! На всем этом свете! Снежные сугробы уже по пояс. Нет сил, да и желания ворочаться, выбираться из них. «Да будь, что будет!» - еле шепчут лопнувшие на морозе губы. Фигура, занесенная снегом, по грудь, останавливается, прекращает движение и начинает клониться вниз. Последний раз поправить съехавшую на нос шапку, рука к голове. «Странно, пальцы не разгибаются! Как зажали что то!». Руку к глазам. Помутневший взгляд на предмет в руке. «С-Т-А-К-А-Н! Бля! Какой мудак! Вот оно, спасенье!». Еще усилие, стакан к губам. «Слава богу! Она не замерзает!». Не замерзая, но становясь тягучей жидкость льется в почерневший провал рта. «Раз, два, три! Ухожу!»…
Комната, все та же комната. С тенями занавесок и блуждающим сквозняком. Бутылка, уже из под водки. Ни осталось ни капли. Тело на кровати, среди изорванной простыни, сбившегося матраса и разбросанных подушек. Стакан, еще покрытый изнутри росой влаги, которая никогда не была водой, лежит рядом с рукой, он досягаем, но бесполезен, как презерватив при онанизме. « Ну и ладно! Самочувствие улучшилось!» Можно встать. Ноги на пол. Ступня запуталась в тряпке. Чуть не упал. Что за тряпица? Во, да это же мои штаны! Попытка одеть их. Зачем? Не известно. Получилось! В кармане что то трет. Что там? С третьей попытки рука попала в карман. Пальцы зажали что то. «Ну ни хрена себе!». Пачка купюр, разного достоинства, в трясущейся руке. «А черт! А я страдаю!». Магазин прямо в доме, только на первом этаже. Надо лишь спуститься на лифте и сделать несколько шагов. «Где рубаха?». Поиски, метания по комнате, с переворачиванием всего, что попалось на пути. Заодно найдены тапки. «Во майка! Пойдет!»…
Поход за живительной влагой закончен. По крайней мере на сегодня, да и на завтра тоже. Он занял около сорока минут, хотя торопливость присутствовала в каждом движении. Опять та же комната, та же кровать, сидящий на ней и стоящий перед ним картонный ящик. Он прикрыт, но вожделенный взгляд казалось прожигал верх коробки, устремляясь в еще не изведанные глубины. Долго так продолжаться не могло. Движение руки и из под чуть приоткрытой крышки на обозрение, извлечена первая из десяти бутылок. Рассматривание ее на свет, оглаживание рукой и сдувание не существующей пыли с округлых боков. Уже аккуратное откупоривание сосуда, с одновременным поиском, глазами, стакана. «Вот он! Где и оставил!» Да и куда же ему было деваться? Так, сколько на этот раз? Половину? Точно половину! Не бутылки конечно, а стакана, да и это не мало, граненый все таки! «В-п-е-р-е-д! В рот, вам всем компот!» …
Нет больше обоссаного всеми котами и им подобными подъезда, нет больше отвратительной, жирной рожи продавщицы, отпускающей ему заветную коробку и ее мерзких смешков в его качающуюся спину, ничего больше нет. Есть только он и только тьма. Парение в ней, легкое, воздушное, ни кем не нарушаемое. Он летит раскинув руки, разрезая тугой воздух, как скальпель хирурга сечет плоть. Свобода! Полет! Скорость! Без усилий и напряжения набор скорости, чуть вниз, теперь вверх. Хорошо! Вираж, еще один! Просто класс! Может еще прибавить? А с другой стороны на хрена? Все равно спешить не куда и не к кому! Полет, полет! Да сколько можно! Все равно как бы не летал, а ни куда не прилетишь! Проба сорваться в штопор. Получилось! Ну и что? Да здесь даже разбиться не получиться, не обо что! Выход из штопора, пике, вираж, а дальше что?
Как то не по себе! Но за то спокойно! Пусть слегка одиноко, но такой покой и нега, что окупается все. Опять набор высоты, опять падение. Вверх, в низ. Вверх, в бок. Бля! Надоело! И чо теперь опять делать. Кромешная тьма, ни хрена не видно и один идиот красиво парящий в пустоте. Интересно, сколько можно так летать? Да сколько захочется! Во сейчас захочу и перестану. Так где он?
Руку в пустоту. Грани цилиндрической формы плотно ложатся в руку. Осторожно, как бы не перевернуть. Грани гранями, а жидкость жидкостью. Аккуратно к губам. Переворот кисти руки и …
Сквозь тонкие прутья плетеной хижины, мутно просвечивает сумеречный воздух. Небо затянуто свинцовой поволокой и кажется моросит мелкий дождик, обтекая стены и подленько пытаясь просочиться лужами, через порог внутрь. Но крыша не течет, в хижине полу тьма, уют, тепло. В центре стол, рядом лавка. На ней удобно сидеть, спокойно. Спокойнее даже чем летать в пустоте. Сидеть и смотреть сквозь не плотно пригнанные друг к другу прутья, это ли не блаженство. Это ли не наслаждение. Можно так сидеть долго, очень и очень долго. Интересное место. Пожалуй, не захочется и уходить. А зачем мне куда то спешить? Я свободен! Вот она воля! Вместо пыльного города мягкая трава. Вместо смрада улиц и подворотен, мягкий свежий воздух! И тишина! Нет рева и сопенья, нет шуршания и скрежета, визга и топота, нет – да вообще тихо, что тут сказать. В таком месте можно смело отпускать детей гулять, не опасаясь ни того что они попадут под машину, ни уродов извращенцев, которыми в последнее время запугали всех вокруг.
Ну надо же! Только подумал о детях, так вот они! Похоже мальчишки! Двое! Бегут и смеются. Ну так что ж , дети должны смеяться! Это радует, это красиво и так должно быть. И конечно именно здесь, в тишине и покое. Где слышно клекотание птиц, шуршание листьев деревьев и мягкий шелест травы. Где тишина выплетает свои узоры спицами ветра и нитями ручьев. Где покой, к которому так стремишься, обволакивает со всех сторон, пряча тело в свои мягкие и теплые ладони.
«Что ж они так орут?». Маленькие монстры, не останавливая своего бега, рвут на куски мягкое марево покоя. От их звонких и визгливых голосов, звенит в ушах. Они носятся вокруг хижины и орут дурными голосами о чем то своем, понятном только им.
«Бля! Кто их сюда привел?». Они носятся и визжат. Неужели обязательно так испохабливать игры? Обязательно орать? Все! Надо успокоиться! Все хорошо, просто чудесно! Просто дети затеяли возню. Просто…
«Да хорош орать то!» . Это невозможно. А вот и мамаша. Красивая. Длинноногая. Идет, улыбается глядя на своих отпрысков. Да, хороша! Какой изгиб бедра! Какие ноги! Так и захочешь… Вот она их сейчас и успокоит.
Что она делает? Она смотрит в их сторону со слюнявой улыбкой на красивом лице. Ей что ли доставляет удовольствие их занятия? Они же надувают жабу, через соломинку! Она же просто квакала, ни кому не мешала! «Да что ж вы делаете? Уроды недоразвитые!».
Надо ей сказать. Сказать что… Как сказать? Ведь все равно она не поймет ничего, глядя как резвится ее чадушко, издеваясь над жабами и собаками. А чуть вырастая над себе подобными. Подожди он еще подрастет, тогда он будет издеваться уже над тобой, а ты все так и будешь сопливо улыбаться опасаясь ненароком не расстроить и не обидеть дитя, вымахавшее уже выше родителей. Так ты и будешь лыбиться каждой его придури и хамству. Нет! Я ее уже не хочу! Она противна своей глупостью, своей лестью. Нет больше в ней желанности, нет восторга, при виде нее. От всех, только что вожделенных ног и изгибов волшебного тела, остаются лишь добрые слюни в уголках пухлых губ. От умопомрачительного взгляда огромных глаз, лишь выпученные глазные яблоки слабо зеленого цвета, сливающиеся с жабой, которую надувает ее отпрыск. «Какая мерзость!».
Стоп! Получается, что она стала противна из за своей любви? Пусть к маленькому чудовищу, но из за любви? Странно! Даже очень странно!
Опять стоп! Надо подумать об этом с другой стороны! Вот если… А надо ли думать вообще над глупостью? Над чужой глупостью, от которой можешь уйти в любую секунду? Конечно нет! Да пошла она! Эта, пусть даже и очень красивая мамаша куда подальше! Я ухожу! От вас ухожу!
Стартовая подготовка. Стакан! Есть стакан! Запуск! Есть запуск! Поехали!!!
Блуждание, блуждание, блуждание… «Какого хрена тебе вообще надо?» - как вопрос самому себе. Поиск ответа. Ответ рядом, он почти ощутим, осязаем, он есть. Только где? Какой он? Неужели маленький человечек рождается лишь для того, чтобы всю оставшуюся жизнь видеть эти рожи? Скучать на общественных увеселительных мероприятиях, таскать в свой дом всякую срань, от диванов и ковров, до ложек и вилок? Вот он царь природы! ЧЕЛОВЕК! Постоянно жующий всякую дрянь, от листьев травы, до трупиков животных, после чего извергающий свои отходы, через все свои отверстия. ЧЕЛОВЕК! Считающий себя венцом творения и валяющийся под забором разметав пьяные сопли. ЧЕЛОВЕК! Абсолютно спокойно растаптывающий себе подобного и умиляющийся при виде совокупляющихся хомячков. Гадящий во все стороны и убивающий все вокруг, не могущий понять, что другому может быть больно, но совершенно не терпимый к собственной боли. Считающий себя умнейшим и не понимающим, из за собственной жадности и плотоядности, самых простых вещей. ЧЕЛОВЕК! Лгущий и предающий на каждом шагу и требующий честности и верности от других. Погрязший в водке, наркотиках, гомосексуализме, воровстве, проституции, убийстве, насилии и трепологии, что все это во благо. КОМУ? А хрен его знает, видимо только ворам, пидарам и убийцам, а равно бюрократам и юристам, которые вообще мало чем отличаются от первых.
Рождение. Мама. Папа. Любовь. Сказки о рыцарях и чудовищах, об эльфах и феях, о королях и принцессах. Ведь в это верят, это любят, этим гордятся. Потом выученные наизусть стишки, рассказываемые стоя на табуретке, в присутствии припершихся в дом гостей и их уже пьяные аплодисменты и улюканье. Новый год, ожидаемый задолго до наступления и судорожные поиски подарков, оставленных под елкой Дедом Морозом. Ожидание каждого следующего дня рождения и измерение роста, по отметкам на обоях. Первый портфель-ранец и цветы к первому сентября. Первая любовь и прогулки до рассвета. Ее рука, доверчиво отданная в его ладонь и клятвы в вечной преданности. Первый поцелуй, подаренный ей ему, как нечто самое ценное и дорогое. И запах ее волос. Потом…
Потом, все это резко и сразу, хотя у некоторых длится какое то время, но все равно улетает, как гавно в унитаз. Она почему то оказывается редкостной стервой и шлюхой, он кобелем и козлом, а все остальное таким дерьмом, что оно размазывается по розовым очкам их носящего, перекрашивая их линзы в свой неповторимый цвет. Его вечно не чищенные зубы и не мытые ноги, радостно перекликаются с ее выщипыванием собственных усов, перед зеркалом и бритьем подмышек. Друзья оказываются себе на уме, а вместо рыцарей, на сцену выходят юристы и проститутки. То есть, все становится нормально, как у людей. Утренний подъем, пожирание яичницы и пробежка до рабочего места. Восьмичасовой рабочий день, с перерывом на обед и регулярное дуракаваляние в процессе смены, после чего еще одна пробежка, но уже в сторону дома. Ужин, разогретый обрюзгшей женой, отложившей, на это время, журнал мод. Просмотр вечерних новостей и сон, на разложенном диване, повернувшись задом, к заду жены. Правда, иногда программа более расширена. Она заключается в пыхтении и двиганье тазом, в течение двух минут перед сном, на засыпающей от скуки благоверной, которая, не смотря на обыденность и лишний вес, пытается изобразить какие то чувства, изрыгивая слабо хрипящие стоны и вяло, мотая головой по подушке.
Остается не решенной только одна проблема – на хрена все? Ведь когда-то были сны! Они были красивые, иногда даже цветные. Звали, манили, вели, давали волю мечтам и грезам. «А что теперь?».
«О чем может быть мечта?». Да о чем угодно! К примеру женщины. Всегда хочется чтобы вокруг их было много. Все такие стройные, высокие, доступные лишь ему, обволакивающие вниманием, только его. Так! Стоп! Этого не хочется – этого хотелось! Только в начале они воспринимаются как что-то воздушное, не земное, возвышенное. Хрень все это! Такие же животные как и он сам, только вместо стакана в руке у них прокладка в штанах, да вместо футбола по ящику, «GOOL» в глянцевой обложке, или другая подобная херня. Все одно и то же. Те же мысли, похоть, подлость, хамство, поливание грязью ближнего и дебильный восторг перед идиотом из юсовского фильма.
Что еще? Деньги? Конечно приятно когда они есть, а если они уже есть – то что дальше? Пятнадцать раз слетать в Турцию, каждый раз нажираясь халявного пива, за «шведским» столом и регулярно облевывая, после этого, номер гостиницы или пляжный шезлонг. Купить домашний кинотеатр с колонками из красного дерева и мягкой тряпкой смахивать с него пыль, опасаясь поцарапать дорогую вещь? «Что еще то?». Ну много еды, много водки, хотя как раз ее то много и не бывает. Все!? Вроде все! За исключением мелочей, ну да стоит ли еще и на них обращать внимание.
Еще, еще, еще…
«Не знаю-ю-ю!!!».
«А может! Может!.. Ну не знаю-ю-ю!».
Но ведь все так живут и все счастливы, все довольны и веселы. Всем хорошо и приятно. Вот к примеру как радостно собравшись за столом, у себя дома, накормить, а особенно напоить своих друзей, прибежавших по первому зову и в течении всего вечера слушать их пьяные бредни и воспоминания, которые уже слышал раз сто и знаешь наизусть. Как здорово, после этого, проснувшись на утро с головной болью, убирать, оставленные ими плевки и окурки, растертые по всему полу и драить слипшуюся от жира и объедков посуду.
Или можно пойти в ресторан, клуб, куда там еще…? Заказать подбежавшему на цирлах халдею, в белых носках, целый список и уплетать его, пялясь на чопорных ****ей, за соседними столиками раскручивающих на деньги своих пузатых друзей и скучающих шлюх у стойки бара. При этом для полной радости жизни, стараться не оглохнуть от громогласного музыкального сопровождения всего этого действия. Ну, уж конечно если захочется, что бы скучающая шлюха подсела за твой столик, так это то же можно. Можно и продолжить с ней или просто послать подальше, когда она станет совсем не выносима.
Что еще? Можно купить квартиру, машину, дом… Еще? Что еще?!
«Г-а-в-н-н-о-о-о!!!».
«Не-хо-чу!».
Ведь были облака. Они точно были. Лежа на спине, вдыхая запах травы, можно было придумать, на кого похоже облако, можно было узнать в нем, кого ни будь, представить что это не белое марево на лазурном небе, а белоснежные барашки волн на океанских волнах. А ночью звезды, миллионы, миллиарды блестящих точек сплетающихся в созвездия и кружащихся в танце, вслед порхающим ангелам. А можно ли забыть стук капель теплого дождя по листьям клена, под которым укрылись вдвоем. И вкус ее губ, ощущение тела, блеск глаз, из под чуть опущенных ресниц.
«МОЖНО!». Все можно. Где он? Ага! В руке. Грамм пятьдесят. Хватит. Ну-ка, ну-ка, попробуем!
Черт возьми! Опять эта комната с тенями и начатым ящиком с надорванной крышкой. Вот угораздило! Опять попал откуда пришел. Тоже мне, понимаешь, путешественник по мирам и вселенным!
«И что меня опять сюда принесло?». Наверное хотел же туда, где солнце и пляж. Или туда где небо окрашивается багровым солнцем, на закате, шумит лес. Или туда, где… «А ведь я сам не знаю куда я хочу!». Что же делать?
Опять ползанье по кровати с рассматриванием ящика у подножья. «Была не была!». Стакан целиком. «Ну что ж, посмотрим, куда занесет!».
Залп. На одном дыхании. Слезы из глаз. Уже не похоже ни на воду, ни на водку. «Странная смесь!»
«Ого! Кажись попал!».
Темнота. Но темнота не кромешная, а сумеречная, мглистая. Она вязкая, тягучая, кажется ее можно взять в руки, пропустить сквозь пальцы, она живая, она дышит, мыслит, чувствует и зовет. «Куда зовет?». Мгла окружает со всех сторон. Почему то сверху образовывается купол. А что внизу? Внизу такая же полусфера. «Я внутри трубы!». Неожиданная догадка почему то успокаивает. Становиться тепло. Взмах рукой. «Бля! Где рука!». Моментальный озноб. Взгляд вниз, на себя. Тела нет! Ничего нет! Совсем ничего! Только тьма тоннелем обволакивающая, что? «Меня нет! А как же тогда я вижу, чувствую, двигаюсь?». В том что движение происходит сомнений нет. Неуловимое изменение цветов и легкий встречный ветер. «Куда я?».
«Что это?». Резкий свет в конце. Сзади кромешная тьма в которую слилось все. Рядом, только протянуть руку, если бы она была, округлая стена мрака. Впереди свет, бьющий из круглой дыры, в стене ночи. «Неужели это все!». Движение замедлилось. В конце концов остановка. Зачем? Может для осмысления? Может право выбора?
Мысли обгоняют секунды. За мгновения принимаются решения, на которые, в обычных условиях уходят сутки, недели и месяцы.
«Да пошло все в жопу!». Решение принято!
«Так вот ты какой! Свет в конце тоннеля!». « Иду-у-у-у!».