(продолжение)
С самого пробуждения меня мучило чувство, что надо мной нависла угроза. Сначала поприкидывал, откуда ждать беды, потом же решил, что она меня сама найдёт, и даже повеселел.
День обещал быть солнечным и тёплым. А каким ещё может быть день Большого Хоровода? Вестник уже напомнил всем, чтобы собирались к дубу к четверти солнца.
Только я отзавтракал, как появился отец.
- Поговорим, сынок? – его тон не предвещал ничего хорошего. Отец, не ожидая ответа, жестом приказал следовать за ним.
Что такое могло случиться? Перед отцом я чист, как младенец.
Но потом он свернул, и я всё понял… Наш путь лежал к той самой поляне. Кровь бросилась в голову, в жилах застучал вопрос: кто? Кто знал? Кто донёс?
Отец остановился на опушке, опустился на пень и резко развернулся ко мне:
- Ты что же это наделал? Ты что наделал, я тебя спрашиваю?! Ты вообще в своем уме? Как до такого додуматься-то можно? – он кричал, давно я не слышал его крика. – Ты понимаешь, дурья башка, что теперь всё пойдёт по-другому?
Понимаю ли я? Понимаю. Теперь всё пойдет по-другому. Я этого и хотел. Так я и ответил отцу. Мысленно. Если захочет – услышит.
- Ты о чём думал? Гуманист херов… Да ты понимаешь, что самоубийство у людей – это форма естественного отбора, наряду с войнами, эпидемиями и стихийными бедствиями?! Неуравновешенные, слабые, не умеющие решать свои проблемы должны уходить, не оставляя потомства. А ты устроил им курорт!
Не курорт. Стресс. Гораздо более мощный, чем тот, который привёл их к черте. А ещё дал им время поразмыслить. А думал о том, что их надо остановить.
- Это же люди! Лю-ди! Ошибка природы, возомнившая себя венцом творения. Они смотрят на нас, как на побочный продукт эволюции. Отказывают воронам в разуме, не признают нашего общественного устройства. Отреклись от наших общих богов! Более того, они считают нас, воронов, мужчинами этих недоумков ворОн!
Они слабы, отец, совсем беззащитны. Ни летать, ни быстро бегать, ни дышать под водой не умеют. У них нет ни клыков, ни когтей, ни силы, ни чутья, ни острого зрения, ни знания об устройстве вечной жизни. Им надо помогать.
- И ты так помог?! Ну ладно бы ещё нормальных людей выбрал, а так… Одни дебилы.
Нет, не дебилы. Они хорошие. Просто попали в водоворот.
- Ну эта девка беременная ещё ладно, хоть в математике соображает. И пацанёнок ничего, отличник. А бомжиху зачем? А этого никудышного из бара? А веновскрывальщицу?
Ладу можно не считать. Это была проба, подготовка. Да и то…
Я закрыл глаза, и чётко увидел всё, что с ней произошло.
…Она возвратилась в ту самую минуту, когда её рука с опасной бритвой уже начала движение к венам. Какая-то вспышка, какое-то озарение…
- Кто? Это я сижу? Неужели это я собираюсь сделать? Тьфу! Как это противно, грязно. Это всё таблетки чёртовы.
Лада бросила бритву и с наслаждением встала под душ.
Какая дурь! Он меня не любит! Эка беда! Да счастье это, счастье! Пусть он мотает нервы другим, а с меня хватит! Мир огромен и прекрасен! В нём есть цветы, трава, деревья. Деревья… хм… Люди, птицы, радуга! Надо жить и радоваться!
Лада не понимала, как ей вообще могла прийти в голову мысль вскрыть вены. А мама? Что бы стало с ней? А бабушка? И из-за кого? Ну уж нет! Это герой не её романа. А самое главное – выкинуть все таблетки, все порошки (при мысли о них Ладу затошнило)…
У Лады все хорошо. По крайней мере пока. А Рома хороший, просто он устал, и ему с женщинами не везло. И Лена хорошая. Трудно ей после того, как два любимых человека умерли.
- Какое ты вообще имел право вмешиваться? Мы – хранители, наблюдатели, вестники, но не больше! Нельзя брать на себя функции богов!
Да никто функции богов и не брал на себя. Просто эксперимент.
- Выискался властелин времени! Прометей! Ты забыл, что люди наказывают всех, кто им берется помогать? Историю учил?
Отец замолчал, закрыл глаза и тяжело сглотнул. В его молчании информации было больше, чем во всём до того сказанном. Я понял, отец. Тебе нелегко. Ты переживаешь, боишься за меня. Но там, в чаще, кто-то подслушивает, чтобы донести. Не думал я, что уже и на дубе знают… Кто же этот стукач?
- Отец, я могу спросить?
- Нет, нет и ещё раз нет! Ты не имеешь права оправдываться и спрашивать, - это совет молчать для меня. Не стоит давать лишнюю информацию подслушивающему. - Ты сотворил такое, за что сегодня спросят со всей нашей семьи! Лучше бы я растоптал тебя, когда ты был яйцом. Да-да, зеленоватым яйцом с коричневыми крапинками! – мне показалось, что голос отца при этом воспоминании несколько потеплел.
Я не раз слышал от него рассказы о том, как в день весеннего равноденствия из первого яйца нашей кладки вылупился мой старший брат, а в следом один за другим по очереди – средний брат и сестры, а потом и я сам.
Соседи тогда ещё советовали моим родителям заклевать двух последних. Весна была холодная, не выкормить всех… Но родители рискнули.
Им было очень трудно. Полуголые, с жиденьким пушком на голове и шее, с колючими пеньками полётных перьев (отец тогда нас ласково называл ёжиками), мы, сбившись в кучку, дрожали согревающей дрожью, стараясь забиться под братьев-сестер. Меньше всего это удавалось мне, и я чаще других вытягивал шею вверх, раскрывая в немой просьбе малиново-красный рот. Старшие тоже тянулись вверх с просящим сиплым писком, хотя животы у них были набиты до отказа.
У меня позже всех открылись глаза. Отец думал, что я останусь незрячим, поэтому договорился с Хугином, что тот возьмет меня на обучение. А когда глаза всё-таки открылись, старик всё равно потребовал меня в ученики. С тех пор я практически не жил с семьёй. Так, навещал иногда.
Мудрый вещий Хугин знал очень многое и старался научить меня всему, что умел. Он готовил меня в преемники, потому что хотел уйти на покой – поселиться в одиночестве в дальнем лесу и там предаваться философским изысканиям и экспериментам. Не знаю, насколько хорошо я овладел магией, ясновидением, знахарством, управлением временем и всеми остальными премудростями, но он считал меня лучшим учеником за всю свою долгую жизнь. А вот мне быть его преемником не очень-то хотелось. Если честно, не хотелось вообще.
Сам того не желая, старик передал мне и свою мечту об отшельничестве. А на место главного ведуна стаи был и ещё один претендент… Не мог ли он?..
- Ты, безусловно, талантлив. Ты лучший. Корк тоже не лишен способностей, к тому же он практичен и трудолюбив. Я не знаю, кто из вас будет более полезен стае. Корк может застыть, остановиться в развитии, а ты… Тебя может занести… Это тоже не есть хорошо… Я бы хотел, чтобы вы вдвоем заняли мое место, уравновешивая друг друга… Но, увы, это невозможно. Выбор сделает стая. Я буду рад любому исходу. К тому же ни у одного из вас нет подлости в душе, вы не будете портить друг другу жизнь, - так говорил наставник. Он знал, что говорил. Значит, не Корк.
Я нагнулся к самому крылу отца и еле слышно выдохнул:
- Я должен закончить…
Надо помочь тем, сокрытым в деревьях. Это им я даю возможность подумать, поразмыслить, найти выход. Именно к ним я веду сегодня Наташу и Максима. Надо, чтобы Рома, Илья, Лена и Любаня увидели добрых людей, чтобы в них зародились надежда, вера, желание жить. Просто жить… здесь и сейчас. Все шло так хорошо, и вот тебе на…
- Справишься один? - отец покосился на солнце.
- Не знаю…
Отец оглянулся, набрал побольше воздуха и заорал снова:
- А ещё людей зачем в рощу ведёшь? Писателя этого?
Он сможет понять. Я дам ему тему для размышлений. Он напишет об этом. А Наташа – его муза, она не позволит ему свернуть или отвлечься. Повесть у него получится хорошая. Другие прочитают и тоже поймут.
- Нет, ну надо же до такого додуматься! Способный ученик! Гордость семьи! И на тебе – такое безобразие!
Где-то вдалеке послышалось осторожное хлопанье крыльев. Улетел, предатель…
- Ладно, - голос отца стал обычным.- Хватит об этом. Лучше механизм расскажи, как ты всё это сделал?
Ох, отец… Совсем не сложно. В момент самоубийства аура человека искрит так, что к ней не могут приблизиться ни ангелы, ни те, другие. Стоят поодаль и наблюдают. Именно этим я и воспользовался.
- Неужели сам додумался?
Сам. Не думаешь же ты, что Хугин такими «глупостями» занимается. У старика проблемы поглобальнее будут.
- И что ты собираешься с ними делать?
Писателю дам возможность пообщаться с ними. А потом… Потом все вернутся в свою жизнь и сами сделают выбор.
- А духи деревьев? Они-то как разрешили?
Духи уже ушли. Они жили в этих деревьях за разные провинности. Их простили, они покинули искалеченные тела, поэтому деревья-уроды умирают. Я помолчал в раздумье. Стоит ли отцу знать об этом? Решил, что стоит.
Тут всё-таки один прокол получился. Одного из духов не простили. Он умирает вместе с деревом.
- Значит, и подопечный твой?.. К умирающему духу дерева нельзя приближаться.
Да, к сожалению. Если я не найду способ их разделить…
- Ну что ж, они же все хотели умереть… - отец вздохнул. - А что делать с тобой? Ко мне на утреннем облете территории подлетает вестник и сообщает, что ты сотворил ужасное преступление, да не одно. Тебя обвиняют в пересечении границ владений, вмешательстве в жизнь деревьев и людей, в нарушении естественного развития событий и искажении кармических причинно-следственных отношений! Видят твою вину, косвенную, конечно, в лишении пищи: двое из твоих подопытных могли стать добычей, пусть не нашей стаи, но собратьев... Я даже не знаю, как они нас накажут.
Отец вздохнул. Сейчас он должен сказать главное. Если семья не отречется от меня, достанется всем: и отцу, и маме, и братьям, и сёстрам. Ну с молодыми проще, мы уже целое лето с ними не общаемся. Мама тоже сможет отречься от меня, чтобы спасти остальных. Отцу тяжелее. Я – его гордость, воплощение того, кем хотел бы стать, но не стал он.
Не надо, отец, не говори. Ты должен. Так надо. Ты ни в чем не виноват. Ты просто скажешь вместе со всеми «отрекаюсь» - и всё. Но мы с тобой будем знать, что это только слова. Ты мне по-прежнему будешь отцом, я тебе сыном.
- Ты так думаешь? – в голосе отца послышалось сомнение. – Я уже стар, сын. Мне нечего бояться. Я не хочу отрекаться от тебя. Ты моя плоть и кровь. Да и зачем отрекаться, если я не вижу ничего дурного в твоем поступке?
Нет, отец. Тебе надо жить с семьёй. Придёт зима, начнутся брачные обряды. У вас с мамой будет новая кладка, а потом и дети, и внуки, и правнуки… Тебе просто незачем будет обо мне вспомнить.
- Сын, но это как-то неправильно. Мне казалось… - он осекся.
Не надо, отец. Никто не требует от тебя героизма. Я очень благодарен тебе за то, что ты меня понял. Это самое главное. А теперь лети к семье. Я попробую всё закончить до начала Хоровода.
Отец тяжело оторвался от пня и как-то неуверенно, с оглядками, полетел к дому. Я остался один. Вот и все. Теперь только завершить начатое. А потом…
Наташа уже вышла на поляну. Следом за ней с корзиной провизии шёл и Максим.
Я закрыл глаза и сосредоточился. Надо наладить связь с Максимом. Он должен сразу войти в курс дела.
Теперь заставить Наташу подойти к дереву и создать миниканал передачи информации. Молодец, правильно. Плотнее, ещё плотнее. Давай!
Порядок. Теперь та же процедура с Максимом. Хорошие у него нервы. Так… Импульс послать надо, чтобы канал легко расширялся. Внушал же тебе, писатель, возьми водки побольше. Угу, вижу, взял. Пей. Сразу пей. Я остановлю, когда хватит. Так, теперь к дереву.
Молодцы. Ну, теперь к клёну. С ним возни побольше. Вторая берёза самая простая при подключении. Её напоследок оставим. Я понимаю, что вам тяжело. Ну, давайте, соберитесь. Надо подключаться! Надо! Наташа, начали!
Прости, девочка. Мне ещё этих обратно отправить надо да стереть из их памяти лишнее. Пойди отдохни. Так. Надо Макса к тополю. Куда пошел! Наташа должна прийти в себя, а то ей плохо будет. Ты ей сейчас не нужен. Сюда иди. Так, молодец. Прислонись к тополю. Отлично.
Ох, как вы меня вымотали. Отдых. Иди, парень, посиди с Наташей. Только молча. Потом все обсудите.
Надо восстановить силы. Осталась одна берёза – и проводить писателя с музой. Потом начну потихоньку отправлять этих. Надо было какой-нибудь запас пищи сделать. Кто ж думал, что всё придется ликвидировать в авральном порядке?
Всё. Наташа, иди сюда. Давай, давай! Надо помочь этой несчастной! Иди! Молодец. Так, прислонись. Ну прислонись просто! Давай, Наташенька! И ты, Максим, иди сюда! Давай, рядышком.
Ура! Всё, с этими закончил. Теперь деревья.
Голова кружится. От голода, наверное. Макс, дай хлеба, а? Ну не могу уже терпеть. Дай хлеба! Ну не воровать же! Ладно! Ну тогда так! Сейчас тебе просто необходимо полезть в корзинку. Посмотри, на хлебе червяк! Отлично! Спасибо, Максим. Ты настоящий писатель-гуманист!
А теперь валите отсюда! Давайте быстрее! Бегом на рабочее место! Писать обоим! Писать!
Ну, теперь, ребята, с вами разберусь. Простите, если что не так… Я не хотел вам хуже делать. Но, мне кажется, что смерть должна быть естественной. Чёрные периоды бывают почти у каждого. Между прочим, и у меня был. Но я справился. И не жалею. Если бы я тогда прекратил бороться за жизнь, вас бы уже не было. А так мне почему-то кажется, что вы что-то поняли после этой, как говорит Рома, «групповой психотерапии». Ну, с Богом! У меня есть надежда, что мы сегодня не встретимся в параллельном мире! Удачи вам!
Теперь надо разделить душу человека и дух дерева. Сейчас попробую…
- Эй, ты не забыл про сбор? Что ты тут делаешь? – это вестник. Он уже за мной.
Ну что ж такое! Давай, разделяйся!
- Полетели! Нас все ждут!
Он сел рядом. Ветка была тоненькая, и нас закачало.
- Ты хороший. Мне даже понравился твой эксперимент. Это они? – он посмотрел на деревья. Я кивнул.
- Но ты же знаешь, что закон обязателен для всех. Если бы каждый его нарушал, наступил бы мировой хаос. А мы как раз хранители порядка.
- Слушай, а кто меня выдал? – меня этот вопрос занимал больше всего. Я не хотел плохо думать о тех, кто не виноват.
- Тебе это знание уже ничем не поможет.
- Да я о помощи и не прошу. Мне бы в глаза ему посмотреть!
- Подумай сам.
- Тот, кто претендует на место Хугина?
- Тепло. Но мимо.
Я понял. Несколько дней назад, перед самым отлетом Хугина, у нас с ним был разговор. Старик давно решил покинуть стаю, однако был опечален: никто даже не пытался его отговорить. Это было признанием того, что решение своевременно, если не сказать - запоздало.
- Давно я не смотрел на себя со стороны. В душе я ещё совсем молод. Мне казалось, что и другие воспринимают меня так же. Ну старик, зато бодрый, энергичный, умный. Но оказалось… Еще чуть-чуть - и меня назовут ходячей падалью. Непросто осознать, что этот этап твоей жизни закончен. Бесславно. А раз так, то я уйду тихо, не слушая лести и фальшивых признаний.
- Я тоже хочу уйти.
- Нет, нельзя. Ты не такой, как я. Ты уже на взлёте знаешь всё, что я понял только в старости. Тебе скоро наскучит жизнь со мной, и ты меня бросишь. Это будет очень больно. К тому же, чтобы стать отшельником, ты должен знать эту жизнь. Надо познать любовь и радость отцовства, крепость дружбы и боль предательства, признание и изгнание, открытие и заблуждение, стыд и триумф. Хотя… я сомневаюсь, что ты все это испытаешь.
- Почему? Что-то не так?
- Ты слишком хорош для этого мира, мальчик мой. Тебя заклюют.
Я думал, что это метафора. Теперь понял - нет.
- А ты, наставник, всё испытал?
- Почти. Мне осталось испытать только одно…Предательство…
- Ты собираешься предать?! Кого?
- Я ещё подумаю…
- Но зачем? Это же… Страшно… Подло…
- Меня интересует эмоциональный заряд, порождаемый предательством. Что происходит в душе, когда в тебе открывается преисподняя, как жить с ней, если знаешь…
Он недоговорил и закрылся. До этого у нас был постоянный канал обмена информацией. Я и не скрывал от него своих замыслов, хотя и не советовался с ним. Старик, как мне казалось, вполне одобрил мой эксперимент. Это именно он открыл мне, что в одном из выбранных мною деревьев умирает дух. Правда, уже после того, как я запер в дерево душу человека. Почему не раньше? Зачем вообще сказал? Так ведь это он и поместил в дерево умирающего духа! Вот так… Теперь всё сошлось…
Мудрый Хугин решил дать мне последний урок. Предательство того, к кому был сильнее всего привязан, кого любил и кому верил, как себе. А ещё и задача, решения которой нет. Но решить необходимо. Спасибо, наставник.
Я с тоской посмотрел на дерево. Прости, я не знаю, как тебе помочь… Прости. Я послал последний импульс, уже не надеясь разделить душу человека и умирающего духа дерева. Но я еще попытаюсь.
Мы полетели к дубу. Я уже знал, что меня там ждет. Только бы отец не сильно волновался.
… Когда мы подлетели, процедура назначения уже подходила к концу.
- Хочет ли кто-нибудь из стаи испытать нового ведуна?
Я выразил желание. Вожак нехотя согласился:
- Пока ты ещё член стаи. А значит, можешь назначить испытание.
- Я знаю, что, с точки зрения совета большого дуба, я совершил преступление. Я запер в оболочку умирающих деревьев души живых людей. Но в одном из деревьев оказался дух. Слабый, умирающий. Он слился с душой. Мне не удалось разделить их. Эту задачу задал мне Хугин. Но решить её я не сумел. Попробуй ты, Корк. Чтобы стая не сомневалась, что ты – лучший.
- Хорошо. Думаю, что к окончанию Хоровода я предоставлю результат, - мне показалось, что Корк даже обрадовался возможности избежать Хоровода. – Я благодарен тебе за то, что назначил мне испытание.
Это были только слова. Мысленно же он сказал другое:
- Это не я, не я донес. Я даже не знал. Мне очень жаль, что так все получилось. Я привык к тому, что ты всегда рядом. Без тебя я буду чувствовать себя неуверенно. Хорошо, что меня не будет на Хороводе. Я бы не выдержал. Прости меня, друг. Я не смог тебя защитить.
Я попытался его успокоить.
Он улетел. А сбор принялся за меня.
(продолжение следует)