25 | 42 * ИЮНЬСКИЙ ДОЖДЬ. (автобиографическое)
Так я хотел. Написать что-то автобиографическое. Что-то новое, другое. И я чувствую, что в жизни моей будет большой период – может быть – воспоминаний, может быть, –автобиографической прозы. Но, что-то должно быть. Что-то хочется написать. И я напишу.
Прожил уже долгую жизнь графика. (Лет пятнадцать: с пятнадцати до тридцати – примерно.) Прожил долгую жизнь писаний свободного стиха. (Лет двадцать: с тридцати до пятидесяти – примерно.) Прожил долгую жизнь реставратора. И живу её ещё, наверное. (Это те же двадцать лет: с тридцати до пятидесяти.) Прожил долгую жизнь эксперта, консультанта, составителя коллекций, дилера – это старая живопись. (С тридцати пяти до сорока пяти – примерно.) Дизайн (теперь это называется так. Раньше – художественно-оформительское искусство.) со мной всегда – с большими паузами, но, это – вся (периодически) моя жизнь. Жизнь актёра? В юности? Студенческий театр; лет с пятнадцати. Но, вероятно, я играл запоминающе, и меня пригласили в “Абрамцево” (там восстанавливали Мамонтовскую пьесу) как актёра. Чтобы играл в музейном театре. Так я стал реставратором. За спиной были уже художественное училище и художественный институт, причём – лучшие. Я сходу стал реставрировать рамы, укреплять в них картины, реставрировать и делать паспарту. Эта была грань – между художественным оформлением и музейным делом. И у меня позади за плечами остались годы практики в методическом кабинете живописи института, где я научился резать стёкла, окантовывать работы, распаковывать, упаковывать, перетаскивать, переносить произведения, делать экспозиции, быстро вешать работы (а их было очень много), снимать, складировать. Этот опыт оказался важным и определяющим на всю жизнь. (Хотя, всякий опыт – такой.) Я справился в музее, в том числе, и благодаря приобретённому опыту до поступления в институт, и через год я уже был в “Грабарях”, реставрировал Репина, Коровина, Квоста (импрессионист, купленный Мамонтовым в своё время во Франции. В музее нашем – его три работы.) – готовил их (картины) к выставке в Третьяковке. Всё получилось… Через год уже… Началась жизнь реставратора… Масляной живописи. Были и иконы, была и мебель, Было много чего ещё: стекло, металл, керамика, дерево, графика… Жизнь педагога я начал только… Жизнь руководителя тоже… Это начало самое…
Была и остаётся живопись. Всегда и надолго. Через многие годы и существенные паузы. Это остаётся моей родиной – живопись. Навсегда и всерьёз. Остальное? Живопись – моя эротика. Моя семья. И – моя могила. Наверное. Хотя, настоящей любовью остаётся музыка – рок. Фолк. Американская, английская. Король и королева: Дилан и Баэз, любовники и соратники – дуэт моей жизни. Однажды проснулся от того, что дирижирую симфоническим оркестром. Это была прекрасная музыка. Прекрасная. Бетховен. Или Моцарт. Симфонии. Мечта: документальное кино и танцы, музыка – это из почти недоступного. Хотя видео я снимаю много… И – фото… Моя фотожизнь десять лет бьёт ключом: я активно выставляюсь…
Чего хотелось бы? Я думаю о скульптуре. Камне и бронзе.
А. Педагогика, тем не менее забирает всё!
А писать? словами… Так я завершаю десятилетнюю эпопею СЧАСТЬЕ ЖИТЬ. Были: свободный стих, критика, публицистика, эссе, проза… Хочется автобиографического… В прямом смысле, от себя. Чтобы говорил я; своими мыслями; без образов и образов. Вот что впереди. Нет, это не мемуары, это – разговор. Ведь я – не печатаюсь, не показываю, не делюсь – никто не знает… Я просто говорю… Может и с собой! Читатель, отклик и цензура мне не нужны. Я знаю смыслы жизни и творчества. И мне достаточно. Этого. Хватает. Надолго, если не – навсегда.
Я напишу что-то от себя. Я знаю, меня будут читать. Будут смотреть. За картинами будут охотиться. И я видел реакцию. Нескольких. И этого достаточно. Я видел. Я слышал. И пишу я – прозой – с пятнадцати… Мне где-то – сорок восемь, что ли? А, почему я вспомнил? “Июньский дождь” – так назывался мой рассказ, присланный мной из армии, в июне 78-го. В письме. Вместо письма. Как письмо, как жанр. И я вспомнил. И… Хочется написать что-то философское. Меня вчера, – случайно, может быть, – назвали философом…
Я решил попробовать. Время ведь пришло: мне пятьдесят скоро… или..?
Июньский дождь – по-прежнему… тот же, что и – тридцать лет назад. В семьдесят седьмом. Я – перевесился туловищем (мощным) через широкий подоконник: лета глотнуть… из казармы нашей третьей роты. Сменить обаяние кирзухи на ароматы зелени свежей! Июнь – дня наступление летнего. Нового дыхание дождя. Омытость с весны. Лето. А лето – это апология рая. И – апогея взлёта. Мы, забегавшись за день, приумолкли после окончившихся струй. Струи с неба – всегда откровение. Всегда что-то искреннее…
Тогда, я послал свой рассказ-письмо. У меня не было другого способа сказать: как я люблю мир. Не было слов, кроме коротких: дождь, пробуждение, чистота, нега, лето, начало, небо. После адской жары две тысячи седьмого в середине июня хлынул ливень… Смыл этот озноб от пыли и духоты. Смыл то, что не домыл тот, тридцать лет назад.
Я послал письмо Кожушнякам: Зинаиде Львовне и Александру Ильичу. Родителям моего погибшего в восемнадцать лет друга. Дошло ли оно? Сохранилось? Понравилось? Я, как мог, старался утешить их. И позже, мы каждый месяц 29-го числа (число, когда его не стало) ходили к ним до самой Перестройки. Пока не началась резня армян. В Сумгаите, Кировабаде, Баку. Уже лилась кровь – по периферии. (Нашей страны – “СССР” – тогда.) Тогда мы расстались – я поехал в Карабах, они – в Испанию. (Зина была известным специалистом по методикам, технике перевода с испанского, крупным, квалифицированным учёным, общительным, прекрасным педагогом.) Я – не мог перешагнуть себя – позволил себе выразиться искренне: я презирал жизнь, жизнь мне казалась жалким компромиссом, и я презирал всех (и себя) за участие в этой малодостойной эпопее. Заслужить моё уважение было почти невозможно. Да, я и сейчас, – воинственный максималист, несмиренец и идеалист, ищущий реальных подтверждений прелестям мира и человека. Олег остаётся моим другом. Что с того, что его нет. Люди продолжают общаться, будто и не было нечего. Будто и не случалось ничего – смерти, по крайней мере.
Итак.
Июньский дождь. Я повторяю. Вспоминаю. И пытаюсь вновь. Хотя, именно те же ощущения вернул мне дождь. Сегодня случившийся.
Свежесть. Свежесть. Дождь смывает всё. Омывает всё. Возвращает. К жизни и дыханию. Землю и человека. Землю и человека. Цвет становится настоящим. Настоящим художникам это видно, это ясно. Ясно. Становится ясно. И не только в дали. – В душе. И в перспективе. И не только в дали. – В жизни – твоей! да! Цвет, – как лаком притёртая живопись, – расскажет душе твоей, художник, о существе явления. Лето – начало жизни! Первый дождь – начало года! Я почувствовал это. Стереть всё – и написать заново. Стереть всё – и написать заново. Стереть всё – и написать заново. Так мыслит рука. Художник, твой взгляд – пишет сам… И ты – ласкаешь облака ушедшие вслед ветру…
Прозрачность и тишина! Лишь падающие капли! Каждая из которых! – Слеза счастья! Омывшая от предыдущего. Года и боли поражения. Каждая из которых! – чистоты плач! Тишина. Прозрачность. Чистота.
Это – заново пишущаяся жизнь! Это – надежда! Бог есть! Он Дарит тебе ещё одну страницу! Он – здесь! Он рядом! Он Пришёл уже! Это Его Слова! – Слёзы эти Любви!.. По миру, стонущему по обновлению! по красоте! по чистоте! по порыву! по ветру этому! ушедшему вслед струям любви! и чистоты!
Это – чистый лист! Господь дарит его тебе. Господь возвращает тебе жизнь. Люби! Пиши, артём! Это твоё! Вот! – возвращается холст белоснежный твой! Нетронутый прошлым! Обидой и нелюбовью. Покаяния не нужно. Дождь смывает ненужное. Лишнее. Свобода – это – холст, ненаписанный ещё… Это твоё дыхание, непрерванное!.. Это – воздух! Которым можно дышать! И – жить! вдыхая лето!.. Начало года – дождь!.. Смывающий произошедшее! Раньше!..
Ты – любящий и влюблённый! Ты – сказочный и верный! Ты – обновлённый и готовый! Ты – жаждущий и насытившийся! Ты – юный и зрелый! Ты – новый и знакомый! Ты – бегущий и замерший! Ты – летящий и..! Ты!..
Господи – я люблю Тебя! Я не знаю – ничего другого! Я – не вижу – ничего другого! Я – не хочу ничего другого! Я – не верю ничему другому, Господи! Я – люблю Тебя! Я – не хочу ничего больше! Я не хочу другого, Господи! Это молитва моя: я люблю Тебя! Я повторяю это! Я люблю Тебя! Господи! Это молитва моя! Это – больше, чем молитва! Это жизнь! Жизнь, где, каждое дыхание моё – источает: люблю! люблю! люблю! Тебе! Тебе! Я пою славу и клянусь! Люблю!.. Люблю!.. Люблю!..
Июньский дождь смыл жару, что измучила наш город (с мая). Я заглянул в раскрытое окно и улыбнулся. Свежесть и бодрость! Пар поднимался! Задышала Земля! Задышали Люди! И я улыбнулся! И сел за стол! Писать! – И – написал! – Вот это! – … Читайте!.. Читайте!.. Читайте!..
17-ое, 18-ое, 19-ое, 20-ое, 21-ое, 22-ое июня 2007-го года