Двенадцатый этаж. Пятнадцать рук вспорхнули вверх, улыбки обволокли всю комнату. Задорный мужской голос разрисовал одного из сидящих за столом. И он конечно прав. Этот человек достоин похвалы. Его сильные руки всегда были защитой его семье, поддержкой его друзьям, гордостью своего города. Рядом с ним жена, по правую руку сын. Человек задумчиво осмотрел гостей, поднял бокал. Звон хрусталя. А в голове пульсирует итог всей жизни. Сколько уже сделал и что впереди. Главное что сердце пока гонит кровь, руки еще сильны, и есть, кому отдать любовь. А значит - завтра будет новый день. А сейчас - друзья. Вдруг что-то за окном сверкнуло во тьме.
Одиннадцатый этаж. Молодая женщина подняла глаза. Спросила вслух. Но зеркало не поделилось мыслью. Вздохнув, прижала ладони к глазам. Раздвинув ладони в стороны, открыла глаза. Глаза стали длинные и прищуренные. Улыбнулась. Вздохнув на этот раз не так протяжно, открыла косметичку. Что ему сказать? Как сделать так, чтоб он простил? Подкрасив брови, улыбнулась. Все еще впереди. Раз он придет, значит, все еще можно исправить. Накрасила глаза, остановилась, задумалась. Вдруг что-то пролетело вниз за окном.
Десятый этаж. Безмолвие. Белая как новорожденный снег простыня. Свет ночника. По потолку крадутся отблески от света фар проезжающих внизу машин. Густая тишина. Двое вместе обнявшись, лежат. Томное молчанье. Здесь преждевременно возникла ночь. Сон. Тепло. Уют. Дыханье. Не нарушив тишины, что-то промелькнуло за окном.
Девятый этаж. Здесь никого сейчас. Ушли создания вовне. Один из тех, кто бросил здесь свой якорь знает, что такое грусть. Ведь он – поэт, который ждет весну. Ведь тогда солнце смоет лед. Тогда зародится жизнь. Он ждет. Чтобы вдохнуть грозу. Чтобы припасть к еще не согретой земле. Чтобы закричать о том, что сердце бьется вновь. Чтобы смеяться юно. Чтобы слова рождались сразу. Чтобы воспеть возрожденье мира. Но здесь никого сейчас. А за окном кружится ленивый снег. И что-то еще скользнуло по стеклу и исчезло за окном.
Восьмой этаж. Стационарный телефон. Опершись на стену, стоит мужчина лет сорока пяти. Видно движенье губ. Не слышно слов. Он шепчет самому себе. Закрытые глаза. Лишь шепот. Улыбка. Комната шепчет в такт ему. Он счастлив. Заваленный бумагой стол. Десять часов в день глумленье над бумагой. Работа на дому. И пять минут. И эти пять минут разговора по телефону приносят счастье. Ему сейчас нет дела до чего-то падающего вниз.
Седьмой этаж. Замелькал фонарик. Крики. Звон разбитой вазы. Перебранка. Электрик, поднявшись на стуле, впился взглядом в люстру. Хозяйка удостоила его скептическим взором и покачала головой. Электрик лишь отмахнулся. Пусть не мешает. А за окном неведомое существо скользнуло вниз.
Шестой этаж. Здесь тоже никого. Уже никого. Прошла неделя с момента как квартира опустела. Здесь жил парень лет двадцати пяти. Но, не смотря на это, он был уже не молод. Он знал, что такое жизнь. Дорога сквозь страх к мечте. Он был одинок. Приготовился уже сломаться. Он жил лишь призрачной надеждой. Все остальное разворовало время. И он повесил на окне мишень. И если чудо мимо пролетит, оно ее увидит и поймет, куда уже давно пора прийти. Летели месяцы. Надежда таяла, страх прижимал к земле. Но вдруг квартира опустела. Исчезла и мишень. Говорят, что чудо все-таки пришло. А за окном нечто прошелестело вниз.
Пятый этаж. Длинные огненные волосы. Веснушки. Большие дерзкие глаза. Ночнушка. Тонкая талия. Тапочки-львята. Белые запястья. Лицо прижалось к холодному стеклу. Как же хочется ей откусить ломтик этого красивого зимнего вечера. По квартире растекается джаз. Он завораживает, проникает вглубь. А затем зажигает огоньки в глазах. Саксофон гонит мысли прочь. Лишь сердце дышит. Лишь рождается желанье видеть сквозь запреты. Лишь искры от костра игры в душе. Но вот что-то мелькнуло за окном, большие дерзкие глаза скользнули вниз.
Четвертый этаж. Играет радио. Люди спят. Не спит лишь пианино. Оно внимает. Последний раз теплые и быстрые пальцы обжигали его тридцать лет назад. А теперь лишь пыль. А радио манит. Оттуда льется Дебюсси. Пианино лишь внимает. Оно все помнит. Полвека назад на нем маленький худощавый мальчик разучивал этого самого Дебюсси. Теперь тот мальчик спит. Ему скоро шестьдесят. Но для пианино он всегда останется тем малышом, который показывал бюсту Моцарта язык при каждой ошибочно взятой ноте. Теперь лишь пыль. А радио манит. За окном пронеслось.
Третий этаж. Стационарный телефон. На старом стуле сидит женщина лет сорока. Видно движенье губ. Не слышно слов. Она шепчет самой себе. Закрытые глаза. Лишь шепот. Улыбка. Комната шепчет в такт ей. Она счастлива. Она представляет сейчас лицо его, прислонившегося к стене. У него там как всегда наверно завален бумагой стол. Как она ждала эти пять минут. Как и ему, ей сейчас нет дела до чего-то падающего вниз.
Второй этаж. Взрослые у телевизора. Магическая коробка тянет их к себе. Маленькая девочка лишь фыркнула, увидев глядящие в коробку замершие лица. Неужто там есть что-то, чего нет здесь. Девочка достала бантик с веревочкой. Она знала, что можно получить радость, когда кому-то доставляешь радость. Вот запрыгал бантик. Маленький котенок вылетел из-под стула. Но в последний момент бантик взлетел вверх и котенок промахнулся. Девочка засмеялась. Взрослые бросили на нее сердитый взгляд, сказали, чтоб не мешала им. Маленькая девочка лишь фыркнула в ответ. А за окном что-то медленно опустилось вниз.
Первый этаж. Сессия. Сколько жизни в этом слове. Коктейль из глупости, надежд, зубрежки, шпаргалок, десятков литров кофе. Глаза уже забывшие, что такое сон. За столом, разложив чертежи, линейки, сидит молодой человек. В чашке взывает кофе. Уже нет мыслей. Автоматизм. Глаза не видят линий. Он дает слово дочертить утром. И падает под стол. А за окном что-то пролетает, раскрашивая тьму.
А там, наверху, с крыши свисают две пары ног. Молчанье. Лишь стук сердец. Снег падает, ветер гонит по улицам людей. А там, наверху, на крыше два человека смеются, глядя вниз. Ладонь в ладони. Этот мир сейчас для них. Улицы затянуты льдом, дорожки все пустеют. А там, наверху, на крыше сверкают улыбки. То два человека нашли друг друга в вечерней тьме. Он сделал из бумаги еще один самолетик, и они отпустили его вниз.
А кирпичный дом шептал им о своих жильцах на каждом этаже. Ему понравились ночные гости на его крыше. Он хотел, чтобы эти рискованные люди со звонким смехом поселились в нем. Ведь даже есть пустая квартира на шестом этаже. Но они не слышали его. И только девушка с пятого этажа заметила, что весь вечер летели вниз за окнами бумажные самолетики. И огоньки в ее глазах сверкали еще ярче.