Тёплый камень или Некрасивая

 
 

Был, редкий в этих местах, тихий, зимний вечер. Огромные, пушистые снежинки, как бы нехотя, лениво падали, покрывая ступени и перила лестницы, ведущей в городской клуб. Елене, стоящей между стёклами входных дверей, снег казался золотым в неярком электрическом освещении. Было удивительно спокойно на душе.

Она рановато пришла на репетицию народного театра, в котором играла уже много лет, и потому стояла и ожидала прихода кого-нибудь из своих.

В шестьдесят лет она казалась подростком : маленькая, худенькая, в шапке-ушанке с отогнутым козырьком.

На лестничную площадку впорхнула стайка девочек и мальчиков, лет двенадцати-пятнадцати, шумных, весёлых. «Вот и мои дети, кажется совсем недавно, были такими, а теперь скоро и внуки дорастут»,- подумала Елена и чуть приблизилась к стеклу, чтобы полюбоваться этими юными лицами.

Но тут один мальчик оглянулся, на одно мгновение замер, а потом что-то сказал остальным. Вся компания, повернувшись к дверям, стала показывать на Елену пальцами, хохотать, кривить свои красивые мордочки.

Елена вздрогнула и напряглась в знакомое ей состояние внутренней защиты:
«Не отвернусь! Не буду реагировать! Это же дети! Они ещё ничего не понимают! Они ценят только внешнюю красоту. И искренни в своём проявлении чувств. Не осуждай их!.. Но как тяжело…! Почему они так жестоки?.. Кажется, должна привыкнуть к тому, что и в транспорте, на людях, на меня оглядываются, дети показывают пальцем, люди тактичные стараются «не замечать» меня. А я, каждый раз, напрягаясь, стою, не пряча своего лица…
Через всю свою жизнь я несу эту внутреннюю защиту. С семи лет, как осознала свою ужасную некрасивость…»
 Тяжёлые её мысли прервали объятия и поцелуи пришедших, наконец, сотоварищей по театру.

Трудно, очень трудно, описать лицо Елены! Оно не было обезображено чем-либо, оно было рождено таким, своеобразным.
На худощавом, продолговатом лице, уж очень сильно/!/, вперёд выдавались верхняя /особенно/ и нижняя челюсти. Большой рот окаймлялся пухлыми, тяжёлыми губами, как сейчас бы сказали «очень сексуальной формы!»
Лоб и нос на любом другом лице были бы обыкновенными – особенно не украшали бы, но и не портили. Но глаза… Характерно, что, после того, как с Еленой познакомятся поближе, узнают её получше, с нею общаются через её глаза, не замечая больше всего остального…
Мудрое выражение «Глаза – это зеркало души», как нельзя лучше относится к ней.
Есть в Елене и нечто другое, что могли увидеть и оценить все, приходящие на спектакли, с её непременным участием. Первый шок у тех, кто впервые видел её выход на сцену –«Боже! До чего же некрасива!» - довольно быстро проходит, к середине спектакля перестают замечать её некрасивость. А, после спектакля, каждый её выход на поклон встречается восторженными аплодисментами.
 Но это – в театре. А в жизни…

 Лена росла третьим ребёнком в семье. Старшая сестра была красавица, её все любили, вокруг неё всегда крутилось много мальчиков, потом парней, потом мужчин…
- Она для меня была идеалом. Я молча любовалась ею,- вспоминает Елена,-
но она рано ушла из семьи, уехала учиться, и у меня не осталось чувства потери заботы или покровительства старшей сестры. Я не помню, чтобы она куда-то водила меня, когда-нибудь защитила меня или просто заплетала мне косички…
 Даже сейчас, в свои мудрые года, Елена не хочет, не может признаться себе, что сестра стыдилась общаться с нею, особенно за пределами дома. Да и сама сестра ни за что не смогла бы признаться в этом, даже себе самой!
 - Судьба у неё не особенно удалась, - продолжала задумчиво Елена,- и сейчас я чувствую, что она нуждается в моей поддержке.
 Заметив удивлённый взгляд гостьи, она пояснила:
- Сейчас мы живём с нею в одном городе. Вот её фотография. Правда, мы похожи с сестрой? – горько пошутила Елена, но тут же оживилась, показывая фото брата.- А с братом в детстве мы были очень дружны, я бы сказала, очень близки: всё друг другу доверяли, защищали и поддерживали друг друга. У нас и сейчас тёплые отношения,- улыбаясь, добавила она.

А потом, почему-то волнуясь, как бы сдавая экзамен по материнству, а может от гордости за своих детей, Елена суетливо перебирала фотографии, отбирая наиболее содержательные, для показа гостье, внимательно их разглядывающей.
Ларисе, сегодняшней гостье, была хорошо знакома эта семья. Но они много лет не виделись. Детей Елены и Антона, бывшего своего сослуживца, Лариса знала ещё маленькими, когда общались семьями, поэтому, действительно, было интересно увидеть их взрослыми. Дочь в детстве казалась немного похожей на мать. Но, с годами, оформилась в красивую женщину, со своей, своеобразной, изюминкой. Сын – копия отца!

И вообще, у всех детей и родственников были нормальные, и даже красивые лица. «Боже! Какой злой Рок послал Елене такое испытание?! За чьи грехи?-
Размышляла Лариса, возвращая фотографии Елене. – Может быть, в прошлой жизни она была красавицей и, кичась своей красотой, кого-то горько унизила. А если не умышленно, только своим существованием, как Эсмеральда, принесла кому-то большое горе?.. Разве за это можно наказывать?!»
 Её размышления прервал голос Антона, прекратившего перекладывать какие-то листы бумаги на столе:
 - Сударыни, а не пора ли нам чайком побаловаться?!
 - Ах, извините, гости дорогие! Остановленные мгновения никуда уже не денутся, а чайник может остыть… - быстро отреагировала Елена и отправилась на кухню, распорядившись, - Чай будем пить при…ёлке! Все свечи сожжены за праздничные дни. Антон, гаси свет!

Антон неторопливо поднялся с дивана, включил электрические гирлянды на большой, настоящей /!/, дивно пахнущей ёлке и погасил верхний свет. Полюбовавшись лесной красавицей, он с пафосом произнёс:
 - Внук мой, младший, впервые видел ёлку! Уколоться боялся, но поползать под нею умудрился. Еле вытащили оттуда! – довольно рассмеявшись, счастливый дед отправился на кухню помогать Лёнушке, как ласково он называл жену.
 Миниатюрная, стройная, спортивная /до сих пор занимается какими-то современными, хитроумными , видами спорта/, обычно немного резкая в движениях, дома Лёнушка по-кошачьи мягко двигалась по комнате, едва освещённой мерцанием ёлки.
На покрытом рождественской скатертью столе появлялся домашний, душистый
пирог, какими-то незаметными движениями откуда-то извлекались чашки-блюдца,
красивые тарелочки-салфеточки, бокалы… Антон торжественно внёс чайник и запотевшую бутылку светлого вина. И вот уже наполнились бокалы, лёгкий звон «за наступивший!», и пирог, разрезанный на дольки, стал исчезать с тарелок. Вкусно!!!
 Всё было так просто, органично, само собой и… очень благостно!
 Лариса не предполагала даже, что происходящее сейчас было только увертюрой к мощной симфонии любви, страсти, гнева и боли, которая прозвучит в этой тихой, уютной комнате.

Так же незаметно, как возникало, всё исчезло со стола, но появилась пузатая колбочка с зелёным абажуром, в светлый круг от лампы легли листы исписанной бумаги, над которыми склонилось сосредоточенное лицо Антона.

 - Не судите строго, это – моё первое серьёзное чтение этого материала.
Сегодня я вам почитаю Блока, - тихо произнёс Антон и стал читать.


Антон готовил для сцены литературные композиции по Пушкину, Лермонтову
и Блоку. Игра в народном театре, вместе с женой, занимала огромную часть его души. Но ему и этого казалось мало. Он чувствовал, что может сделать что-то большее. Не только «удачно» или «талантливо» передать мысли и чувства,
по сути, чужие, героев пьес, в которых он играл. Ему очень хотелось выразить
себя, СВОЁ отношение к жизни, к ВЕЛИКОМУ и ВЕЧНОМУ, через стихи любимых и общеизвестных поэтов. Заодно и вывести этих поэтов из мертвящих хрестоматийных рамок, донести слушателям их живые души. Антон идёт к стихам через Личность Поэта, как бы перевоплощаясь в поэта и размышляя его стихами.
 ТАК ещё никто не читал… Ощущение ирреальное! Такое чтение переносит тебя, как фантома, в ТО время, в ЖИЗНЬ поэта, в его мятежную ДУШУ… И, при этом, видишь перед собою лицо чтеца. Это – он сам, стихи – это ЕГО мысли…

Приглашённая на это чтение Лариса, хорошо знавшая и стихи Блока и самого чтеца, сидела заворожённая, изредка взглядывая на Елену, как бы призывая её в свидетели происходящего чуда.

Елена, в пушистой шали, удобно устроившаяся с ногами в кресле, вначале просто наблюдала, не вслушиваясь в текст, за выразительным лицом мужа. Ей уже много раз, в процессе подготовки, читалось всё это до «навязло!», поэтому сидела терпеливо и поглядывала несколько снисходительно.
 Но, постепенно, взгляд её становился всё серьёзнее, какая-то навязчивая
мысль стала биться в нём, переходя временами в сполохи затаённой страсти, трагедии души. Казалось, что она вот-вот сорвётся, зарыдает и убежит.

Антон закончил монолог поэта. Через несколько секунд молчания обе слушательницы
разом заговорили. Елена будто сняла с себя только что возникшую маску.
 Много приятного, но и нужного для себя, выслушал чтец.
Лицо его помолодело, оно тихо светилось: «Получилось… Получилось!»
«Наверное, так выглядит Счастье»,- подумала Лариса.
 Елена откровенно любовалась мужем. Она даже несколько раз воскликнула, обращаясь к гостье:
 - Посмотри на его лицо! Как он сейчас красив! Я давно не видела у него
ТАКОГО лица!!
 И, вдруг, опять в глазах Елены возникло то напряжение, с которым она слушала чтение мужа. Оно вылилось неожиданным вопросом к гостье:
 - Вот скажи, только очень откровенно, ты довольна… нет, не то слово! Как бы точнее? – ты удовлетворена своей жизнью? У тебя есть фундамент, основа, которая
держит тебя?.. И тебе не страшно оставаться наедине с собой?
 - Однозначно не ответишь, - опешила Лариса, - но, в общем, да! Удовлетворена! Прожита не лёгкая, но интересная жизнь! Испытала огромную, в полжизни, счастливо-несчастливую Любовь; глубокое, как бездонная пропасть, человеческое горе; радости и огорчения материнства. Реализовала себя в профессии. И карьера меня не обходила стороной… Счастлива друзьями, интересными встречами… Познала трепетное состояние творчества. Да разве банальными фразами что-то объяснишь, - нахмурилась она и продолжила, - много мне было дано Судьбой…
Да не всё, конечно, получилось в жизни, как хотелось бы… Но сейчас, когда я осталась одна, овдовела и дети свили свои гнёзда, пытаюсь наверстать ещё что-то в своей самореализации. Не знаю, для кого, но опять стала писать стихи, пробую и прозу. А творчество – великолепное средство от одиночества! Хотя… так хочется видеть рядом добрые, понимающие глаза, чувствовать тёплое, надёжное плечо…-
- Лариса усмехнулась и на её, всё ещё миловидном лице, неожиданно заиграла молодая, озорная улыбка. – Я, наверно, так и останусь Вечной Женщиной…
А, пока, получается, что мой самый близкий человек – это я сама. И я не боюсь оставаться наедине с собой!

Антон слушал очень серьёзно, временами насторожённо поглядывая на жену.
А Елена, казалось, с трудом дослушала длинный монолог Ларисы, потому что нетерпеливо заговорила сама:
 - Это не совсем то, о чём я спросила. Всё, о чём ты говорила, было и есть в моей жизни. Но в тебе и в моём муже есть что-то, чего нет у меня. Я не умею выразить, ЧТО ЭТО и ОТЧЕГО это, из ЧЕГО ОНО складывается, формируется в вас…
Какая-то надёжная основа, тёплый камень, который даёт вам уверенность в себе,
Как у Ваньки-Встаньки, не даёт упасть при любой жизненной ситуации. А тепло этого камня ещё и греет души людей, общающихся с вами. Может, вы … состоялись?
А я чувствую неудовлетворённость жизнью… Мне тоже много дано было, но я … так и не состоялась. И мне страшно быть наедине с самой собой…

Последние фразы вызвали бурю негодования у Антона:
 - Ты опять за своё! Сколько раз я тебе говорил и доказывал, что ты получилась великолепная мать нашим детям, чудесная жена, друг и любовница мне. У нас хороший, надёжный дом… Ты – талантливая актриса, хоть и не профессионал. Тебя
ценят! Риторический вопрос – «Чего тебе ещё надо?!»
 В глазах Елены дрожали подступившие слёзы:
 - Вот так, как сейчас, он никогда до конца не хотел меня понять,- проговорила она, обращаясь к Ларисе. – Он любил меня «жалостливо». А я всегда мечтала о любви требовательной, которая бы поднимала меня, заставляла преодолевать мою неуверенность в себе, мою закомплексованность из-за своей некрасивости…
 Немного помолчав, как бы выравнивая дыхание, Елена продолжила уже более спокойным тоном:
 - Я росла в семье «гадким утёнком». Боясь, видимо, что дети будут смеяться или, того хуже, издеваться над моей физиономией, мама никуда, кроме школы, не водила меня, ни в кружки, ни в секции. А в восемь лет я решила везде пойти сама. Благо, тогда всё это было бесплатно.
 Балетный кружок. Я делала успехи в технике, танцевала с упоением. Но…, от
меня постепенно избавились… Лицом не вышла…
 В спорте было проще. Любила и люблю спорт до сего дня… Могла стать тренером, но… не стала. Для себя – это здорово, страшно за других…
 Танцевальный кружок. Моя стихия, но не моя профессия.
 Наконец, уже взрослой девушкой, попала в Народный театр. Кажется, нашла себя… А после одной, удачно сыгранной роли, получившей всеобщее одобрение,
уверовала, что могла бы быть профессиональной актрисой. Надо поступать учиться!
Но…, когда я поделилась этой мечтой со своей лучшей подружкой по театру, она
сперва удивлённо округлила глаза, а потом, с сочувствием и сомнением в голосе, спросила: «А ты думаешь, что тебя примут…?» Это прозвучало, как приговор:
«Куда ты рыпаешься? С твоим ли лицом…?» - Елена запрокинула голову, стараясь не пролить навернувшиеся слёзы обиды. Справившись с ними, она улыбнулась Ларисе:
 - В это время в нашем театре появился высокий, красивый блондин, - она искоса
посмотрела на мужа,- и все девчонки сразу влюбились в него, надеясь на взаимность. А так как я не смела даже мысли допускать о какой-то влюблённости и,
тем более, взаимности, то вела себя с ним просто и раскованно, как «свой
 парень». Когда же этот красавчик, - она слегка кивнула в сторону Антона,-
вдруг сделал мне предложение, я не сразу поверила и дважды отказала ему.
В третий раз, конечно, от своего счастья отказаться не могла… А мысли об учёбе тогда отпали. Даже если иногда, в душе, и возникало желание Учиться, всерьёз этот вопрос в семье не обсуждался…
 Елена , уже с откровенным упрёком, посмотрела на слегка смутившегося мужа, а потом, опустив голову и будто размышляя вслух, продолжила рассказ:
 - Был период, когда наши дети ходили в школу и я помогала иногда классной руководительнице. Тогда меня тоже принимали за учительницу. Это мне льстило.
И я подумывала, что могла бы стать учительницей, мне нравилось возиться с ребятами. Но…, как только представила свой ПЕРВЫЙ приход в свой ПЕРВЫЙ класс,
на ПЕРВЫЙ урок и… детский шок…, мои мысли о профессии сразу становились невыносимыми…, - послышался тяжёлый вздох, напоминающий стон. Присутствующие,
чувствуя, что надо дать возможность выговориться, слушали, не шелохнувшись.
 - Росли и учились дети. Работал и продолжал учиться дальше мой дорогой муж.
Не получив образования, кроме средней школы, работала и я, на разных работах.
Интереснее всего было в редакции местной газеты. Хотя моя работа была чисто техническая, общаться приходилось со многими интересными, творческими людьми, быть в курсе событий в стране и городе. Но…, когда, теперь, я оказываюсь за одним дружеским столом с теми, с кем работала, замечаю одну вещь: меня очень тепло встречают, что-то спросят о семье и, вскоре, отходят общаться со своими
коллегами по ремеслу. О чём можно говорить со мной?! Я – ни в чём не профессионал!!
 Последние слова Елена произнесла, уже знакомо запрокинув голову. Потом медленно повернулась к мужу:
 - Вот и ты, Антон, оговорился, что, мол, талантлива, хоть и не профессионал…
И тогда я чувствую страшную горечь и пустоту внутри себя! Так кто я? Вот что меня делает слабой – моя низкая самооценка, комплекс недоучки. Я никого не виню в этом. Я сама в нужное время не нашла в себе НУЖНЫХ СИЛ. Но, не нашлось и у моих близких /ни у родных, ни у любящего мужа/ чуткого понимания, о чём плачет моя душа, чего ждёт…
 В глазах Елены сверкали накатившиеся слёзы.
 
Когда её исповедь закончилась, некоторое время все молчали. Уж очень беспощадным и страстным был этот монолог!
 Первым заговорил Антон, даже встав от волнения и двигая рукой, как будто
спрессовывая фразы:
 - Уверяю тебя, что институт дал мне только технические знания! Всё остальное, чем я сейчас владею, это результат моего постоянного труда над собой. Это и книги, и люди, с которыми меня сводила судьба. Вот кто были моими учителями!
Конечно, если бы не институт, я не был бы сейчас кандидатом технических наук и не работал бы в такой солидной фирме. Но всё это был и мой труд, колоссальный труд! Ты знаешь это сама. И я благодарен тебе за поддержку! Но я НИКОГДА НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛ ТЕБЯ! Ты вольна была распоряжаться своей Судьбой! Даже с детьми…
НАШИМИ детьми… Я всегда был с вами! А то, что у тебя на душе неспокойно, так
Это здорово! Значит, жива она! – Антон выразительно взмахнул рукой и сел на диван.
 Чувствуя, что разговор может уйти в другое русло и не поможет Елене, Лариса
воспользовалась паузой и включилась в дискуссию:
 - Надеюсь, Лена, ты достаточно понимаешь, что не диплом даёт широту твоему кругозору. И не по тому, какая у тебя книжечка хранится в документах, тебя принимают люди. Для карьеры, для личностного роста образование необходимо!
Это надо принять молодым, как аксиому, не требующую доказательства.
Но, сколько сейчас бывших инженеров и педагогов работают продавцами на рынке!
Понятно, это издержки, трагические издержки/!/ переломного времени. И ты, Лена,
со своим несостоявшимся дипломом могла бы оказаться среди них… Так о чём ты сейчас сожалеешь?! Жизнь твоя состоялась! И очень счастливым образом : твои
замечательные дети живут хорошо, вы с мужем тоже. Да ещё имеете удивительную возможность ВМЕСТЕ заниматься делом своей души – играть на сцене!
Лена, пора вытряхнуть из души лохмотья комплекса неполноценности. Ты – счастливая женщина! Так будь ею! Полюби себя! Наполни свою душу новым светом, светом прощения всем и всего, светом любви! Помнишь, как у Булата Окуджавы:
«Давайте жить, во всём друг другу потакая, тем более, что жизнь короткая такая…»


Откинув голову на спинку кресла, Елена слушала, глядя куда-то в пространство.
Так и не вылившиеся слёзы стали возвращаться обратно, в свои таинственные глубины. И, когда Лена вновь посмотрела на присутствующих, в её глазах появился живой свет:
 - Я впервые позволила себе открыться… И как много доброй правды узнала о себе! Такое говорят только при еловых венках. Ну, почему при жизни мы боимся
открыться друг другу, сказать близким людям, как мы их любим и очень дорожим
ими?! Слова Булата Окуджавы напомнили мне одну историю, а может и не одну…
Я сегодня отчаянно откровенна, поэтому расскажу.
 В нашем народном театре, ещё до моего замужества, у меня была задушевная подруга. Я о ней уже упоминала. Когда она вышла замуж за солидного, как теперь бы сказали «крутого» парня, я сочла себя недостойной дружбы с ними и отдалилась от них. Прошли годы.
 Однажды, еду на свою дачу, открываю прихваченную с собой газету и вижу
Соболезнования по поводу внезапной смерти моей Оли. В смятении звоню её мужу.
Он говорит, что искал меня, зная, что для его жены я была лучшей подругой, она часто вспоминала меня. Боже мой! Оля считала меня самой близкой подругой, полагала, что жизнь разлучила нас… Её муж, наслушавшись рассказов обо мне,
Очень дружелюбно был настроен ко мне. При встрече я сама в этом убедилась.
А я отошла от них, бежала от такой большой, искренней дружбы.
Как я ошибалась! И опять из-за своего комплекса…
А ровно через год, день в день/!/, погибает и муж моей подруги. Это какой-то злой Рок!.. «Ушли, не долюбив…» Как много мы не додаём при жизни!..
 Зато, в другой раз, когда к нам пришёл со своей бедой хорошо знакомый нашей семье человек, я повела себя по-другому. Столько человеческого тепла я отдала этому человеку, что Антону стало больно. Он, может быть, впервые, приревновал меня. А я была счастлива! Я поднялась над собой. Я оказалась очень нужной этому человеку. И я могла поддержать его, помочь ему! Я была СИЛЬНОЙ…
О, это удивительное чувство! Самодостаточность… Нет, как бы это точнее сказать..? САМОИЗБЫТОЧНОСТЬ!!! Вот как называется ваш с Ларисой тёплый камень! – гордая своим открытием Елена торжественно оглядела всех. Она была великолепна!
Лариса невольно позавидовала этой некрасивой, но счастливой женщине, увидев устремлённый на неё восхищённый взгляд мужа.
"Так ЧТО есть КРАСОТА ?"