- Сын, сын, это мой сын! - шептал Фридрих
Над своим новорожденным сыном.
- Что ты чувствуешь, Фридрих? - почти отстраненно спросил я.
- Я чувствую, что я будто раздвоился, будто - моя жизнь теперь не одна - ее стало две,
Будто теперь я дышу не одними легкими, а двумя,
Будто я ощущаю мир не одним телом, а двумя...
Кажется, я смотрюсь в зеркало, которое вдруг ожило...
- Тебе кажется это забавным? - я внимательно осмотрел состояние своих ногтей.
- Да, это что-то новое, это новое мировоззрение, это новое рождение, второе или третее, я не знаю. - зачарованно прошептал Фридрих.
- Наверное, через некоторое время ты захочешь, чтобы
Твое потомство заполонило всю землю,
Как этого хотели ветхозаветные патриархи? - я усмехнулся...
- Недалеко от истины, недалеко от истины - улыбнулся Фридрих.
- Помню, ты говорил, что станешь человечнее, когда станешь отцом. Ну как - ты полюбил людей - всех на свете - больше, чем вчера? - было очедивно, что я забавлялся над ним.
- Нет, все осталось по прежнему - есть я, а есть весь мир. Только теперь мое "я" состоит из двух "я". Ну ладно, друг мой - у меня теперь много дел, мне нужно побыть одному. В двух моих лицах.
- Да, этот философ будет очень, очень опекать своего бедного ребенка - со этой своей теорией двух - или одного - как у него там - "Я"... - я вышел в коридор, вспомнив, что до сих пор был самим собой,
Одним,
Самим собой...
Потом я остановился, кажется, поняв,
Что настоящая любовь к ребенку -
Это также -
Пестование своего
Я.
Нового, двойного,
Я,
Такого же непокорного самому себе,
Такого же сложного, трудного,
и потенциально
Совершенного.