Молодая женщина сидела за компьютером и размышляла о постороннем. Она была одна в тесной комнате с каменным полом, подогревавшимся снизу. В соседнем помещении спала ее дочь. Женщина думала в основном о дочери. Двадцать один год, а она все еще девственна. Занята наукой и ни на шаг никого к себе не подпускает. А ведь через пять лет – уже обессмерчивание, и тогда завести ребенка – проблема. Женщина, крупная, но не полная, с прической из распущенных светлых волос, с широким лбом и яркими от природы, пухлыми губами, сидела в удобном кресле, поджав ноги. Она поздно заметила черного, лоснящегося в свете экрана паука, выползшего из-за приоткрытой двери. Он успел ее инъецировать. Последней ее мыслью было закричать: «Линан!», чтоб предупредить. Но крика не вышло, она погрузилась в небытие.
Цивилизация гуманоидов Крабовидной туманности погибала от вирусного вымирания жизни. Они были пятым по счету видом после возникновения человека разумного и пережили смерть всех живых тварей на четырех заселенных планетах. Они бережно и с пониманием относились к жизни в других населенных мирах галактики и вместе с галактическими пауками входили в дипломатическое представительство Крабовидной туманности. Они были умны, красивы и милосердны и галактические пауки просили их поделиться генами, чтоб им принять человеческий облик и работать человеческим мозгом. В обмен они предлагали несколько генов для защиты от возможного превращения в размножающихся пауками – шумеров. Но гуманоиды отказались. Они рассчитывали на себя и свою прогремевшую на все соседние звездные миры генетику. Понадеялись, но не успели. Из моря выползла масса мутировавших морских пауков. Они уничтожили главную жилую планету. А три рабочих планеты, заселенные в основном самцами, готовились в путь. Следовало удирать. Система звезды с одной планетой, морской по обыкновению, согласилась принять звездолет с количеством беглецов, способных создать под водой, глубоко в океане, небольшой компьютерный город. Остальные двинулись в систему шумерских планет Млечного Пути.
Галактические пауки этой древней галактики давно махнули рукой на шумерские планеты. Галактическое представительство висело в безвоздушном пространстве давно покинутое, так как шумеры, перебив всех, испортили компьютер. Они бегали по лесным планетам с копьями и стрелами, охотясь друг за другом, только на одной из планет существовала цивилизация с городами и собственного изобретения компьютером. У шумеров были даже подобия звездолетов, все равно это были не люди, а твари, рождающие в море морских пауков, которые потом, путем метаморфоза, превращаются в людей и выходят на сушу.
Проблема эта давно решена наукой и Крабовидной туманности, и населенных миров Волос Вероники и созвездия Гончих Псов. Морские пауки, последние членистоногие населенного мира при вирусном вымирании, обычно уже не размножаются путем оплодотворения и мейоза. Они инъецируют иглокожих и заражают их плазмидами со своим генотипом. Морская лилия или коралл расползаются пауками по морскому дну. Это пока иглокожие и кишечнополостные еще есть. Они тоже последние и на морских пауков их не хватает. Но на суше разумная жизнь находит способы выжить. И пауки нападают на разумную жизнь…
Гуманоиды из Крабовидной туманности очистили для себя четыре шумерских планеты и связались с галактическими пауками, также давным-давно принявшими облик тех, кто вымер и дал гены шумерам. Галактическое представительство снова законтактировало с мирами. Только звезда с одной планетой была глуха к вызовам. Морская планета не хотела ничего сообщить о судьбе тех, кто бежал под ее защиту.
А в Крабовидной туманности через три миллиона лет из моря на пустых и диких, покинутых людьми планетах, вышли из моря шумеры, потомки прежних гуманоидов, чей генотип был сохранен и собран плазмидами пауков. Они оказались очень развиты и покорили галактику. Их агрессия распространилась и на соседние звездные миры. Они постоянно угрожали Млечному Пути и его теперь заселенным далекими предками четырем звездным системам.
Звезда с одной планетой загадочна. Обычно она несет на себе жизнь. Но морскую. Именно море без островов и материков омывают его лучи, именно море она бережет и лелеет. Разумная жизнь – обычно жизнь сухопутная. Но не обязательно. Все давно уже знают, что морские планеты часто таят в себе цивилизации эгоцентристов. Ничего друг о друге они знать не желают и, вообще-то, безопасны. Но бывают ситуации. Сухопутная жизнь, предположим, исчерпала ресурсы своей планеты. И заявляет в дипломатическое представительство о желании поселиться на другой планете, предварительно осушив океан. Там, мол, ничего нет, кроме трилобитов. Им позволяют. А потом выясняется, что эти, якобы, трилобиты – разумные существа и вообще осушили не море, а океан керогена, созданного этими членистоногими для коммуникации. Некий огромный жидкий компьютер.
А бывает и вообще похабно. Цивилизация кальмаров, древняя, компьютерная, никого в мире не интересовала и никем в мире не интересовалась. Но она знала, что на ее звездную систему готовится нападение по наговору все той же Крабовидной туманности. Якобы на четвертой планете (кальмары жили на третьей) развивается опасная жизнь. Эта жизнь, о которой речь, для разумных существ никогда не опасна, ее следует уничтожать еще во время перелетов через космос. Потомки плеченогих, сверхсветовой скоростью они не обладают и техника их смехотворна (подражание механике членистоногого животного). Никто не обратил внимания на навет и система так и осталась бы невредимой, если бы кальмары, в знак протеста, что без их ведома решают их судьбу, не нахамили всему обозримому в сверхсветовой телескоп звездному миру. Их компьютерная техника достигла того уровня, при котором возможно управление космическим объектом. Рядом со звездной системой давно. Еще с тех времен. Когда на планете возникала жизнь (по земным стратиграфическим меркам это соответствует докембрию) висела черная дыра. Она приползла откуда-то из космоса, говорили, что это след уничтоженной за пределами обозримого мира двойной галактики. Эта черная дыра реагировала на морской компьютер, кальмары об этом знали и воспользовались. Они решили, что их все равно схлопнут, умирать, так с музыкой. И вот на месте космического объекта посередь космоса вместо черной дыры задергалось. Затрепыхалось черное, гадкое морское животное. Два белых карлика изображали его глаза, а щупальца извивались и пульсировали. Этого мало. Кальмар на межгалактическом диалекте произнес на весь космос что-то вроде этого:
«Я сошедший с ума атеист, в черной яме небес неожиданно встретивший бога…»
Смеяться над маразмом умеют немногие. Чаще всего он шокирует и оскорбляет. Короче, по звездной системе шарахнули сразу из десяти галактик, причем, каждый, чем мог: и радиацией, и антиматерией, и коллапсом. Кальмар исчез. Он снова стал космическим объектом и скоро уполз, утащив за собой свои глаза-звездочки.
А была ситуация и похлеще, с точки зрения разумного существа действительно возмутительная. Цивилизация людей (именно людей, а не гуманоидов, в космосе их очень хорошо различают), никого не спрашивая и ни с кем не советуясь, поселилась в море на планете, по уровню жизни соответствующей земному девону. Там были только примитивные хрящевые рыбы, полуакулы-полупанцирники, дробившие своими челюстями моллюсков и кораллы. Пришельцы презрительно называли их трупоедами и не дали себе труда обратить внимание ни на их странное для таких примитивных рыб стайное поведение, ни на строение их черепной коробки, слишком объемной для неразумного существа, с огромными лобными долями.
Катастрофа разразилась внезапно, бежать никто не успел. На город, не защищенный ничем (защищаться было не от кого, головоногие в море не водились), напала стая акул-трупоедов. Гуманоидов (они дышали под водой, это был их искусственный навык) били хвостами и добивали челюстями. Были и пленники. Самки. Женщины. Их оставили в живых, чтоб они научили акул работать за компьютером. Акулы не только учились челюстями нажимать кнопки, они использовали самок млекопитающего для сексуального развлечения. Им обещали жизнь, но в конце концов, конечно, убили.
Чем в течение двух миллионов лет акулы занимались за сложнейшим компьютером космических гуманоидов, никто не знал. Когда о событии стало известно, факт был признан возмутительным и планету уничтожили.
Та планета, что приютила беглецов из Крабовидной туманности, была густо заселена морской тварью и имела две цивилизации: акул и кальмаров, давно уже переставших враждовать и имевших не просто дипломатию, а общее для всего моря компьютерно оборудованное подобие сената (большую подводную аудиторию с амфитеатром, оборудованную компьютерными установками).
Город людей особо охранялся и находился под постоянным присмотром одной тигровой акулы и одной самки кальмара. Они же сообщали о всевозможных странностях и несообразностях в городе высших млекопитающих, приютившемся в тени огромной скалы и насчитывавшем 2 тысячи жителей. Все они были обессмерчены еще перед перелетом (что вызвало неудовольствие в морском сенате, где дискутировался вопрос о священной обязанности каждой особи прожить жизнь и умереть). Но людям оставили их привилегию жить сколько угодно долго, при том только условии, что размножаться они будут и не все их потомство будет обессмерчено. От предложения поделиться генами блокировки старения морские жители в ужасе отказались.
Так продолжалось долго. Часть потомства людей проживало жизнь и умирало, как и положено. Но два-три человека ежегодно обессмерчиывали, потому что такова была случайная смертность среди прилетевших в чужом море, где водились и безмозглые скаты-хвостоколы, и ядовитые медузы, и даже огромный 50-метровый морской угорь, обычная добыча голубых акул. Млекопитающих в море вообще не было, что было совершенно естественно, ибо не существовало ни амфибий, ни рептилий, которые зарождаются на суше, а вся планета представляла собой один гигантский океан.
Все было хорошо, но многое непонятно. Например, дежурная самка кальмара сообщала сенату, что самка человека в городе обратила в рабство… собственную дочь. Обращение в рабство необессмерченного потомства людям позволили, но тогда уже посомневались. Когда же вызванная в сенат провинившаяся женщина объяснила четырем белым акулам и двум кальмарам-судьям, что ее дочь безмозгла, проявляет дурные наклонности и вообще ни на что не годится, как только вычищать ее (матери) нужник, все в целом вызвало недоумение. Кальмар погибает, защищая потомство, акула годами носит в себе детенышей, родив их, долго прячет и кормит, прежде чем приобщить к стае. Приобретенный ценой тяжелых мутаций разум не должен затемнять и уничтожать естественные законы вида.
– Разве это закон у млекопитающих, издеваться над собственными детьми? – было спрошено в морском сенате у представителей совета города.
Людям пришлось со скрипом признать, что другие Млеки так себя не ведут. Но рабство отменить нельзя, запротестовали старейшины. Люди обленились и обрюзгли и давно уже ничем не хотят заниматься, только спят, едят и развратничают под защитой милостивых хозяев планеты. Те научные знания, которые они привезли с собой и которые восхитили акул и кальмаров, за пять сотен лет существования города не пополнились ни одной ценной разработкой. Зато в области кулинарии творятся чудеса. Салат из щупалец медузы, жареные кораллы и даже (кальмары предпочитали не верить слухам) жаркое из молодого кальмара, нашпигованного жиром голубой акулы.
Рабов (т.е. собственных детей в 4-5 помете) пытали, жгли в особых вакуумных камерах и распинали на самом верху скалы, где мелкая рыбешка обдирала казненных живьем до скелета. Люди теряли облик разумных существ стремительно и безнадежно. Первый признак разумности – милосердие и справедливость. – Где они? – спрашивали в морском сенате. – Зачем нам эти пришельцы, которые живут уже 5 сотен лет, но ничему не научились и сами учат дурному наше потомство?
Люди почуяли недоброе. Их по-прежнему охраняли. Но, скорее, стерегли. Они видели, что еще немного – и их уничтожат. Они обратились в сенат с просьбой позволить им покинуть планету на двух сверхсветовых звездолетах, надежно заблокированных внутри огромной пещеры рядом с городом. Но им не позволили. И объяснили просто. Такие пришельцы где угодно дискредитируют планету. Ведите себя хорошо, и все будет нормально. Но через три года (по времени Антрососа) город был разгромлен стаей голубых акул. Только одна женщина спаслась (та самая, что унижала свою давно умершую дочь). Она успела вывести звездолет из пещеры, и он вместе с нею мгновенно исчез из виду, направившись к далекой спиральной галактике, носящей название «Млечный Путь», на ту самую планету, которая пережила ядерную катастрофу и уже семь тысяч лет борется с радиацией.
Но инопланетянке не повезло. Магнитная звезда – искривитель четвертого измерения – всосала ее в свою орбиту и два раза обернула вокруг себя, прежде чем беглянке удалось вырваться.
Инопланетянка бросила звездолет на орбите Юпитера и катапультировалась на сверхсветовой лодке. Эта лодка, как огромная медуза. Вдруг возникла среди стаи голубых акул в Тихом океане, распугав их, как жалкую селедку, из чего пришелица заключила (к огромному огорчению), что хрящевые рыбы на Земле неразумны. Потом, заметив невдалеке большого черного кальмара, она все же решила выйти наружу и законтактировать. Кальмар смотался, никак не отреагировав на морской язык Антрососа. Между тем (а дама когда-то, в незапамятные времена, подвизалась в биологии) животные этой планеты были полностью идентичны таковым системы Антронона (звезды с одной планетой). Это подтверждало таблицу биологических элементов, но опровергало теорию (весьма шаткую), что, мол. Где есть жизнь, там будет и разум. Что делать? Инопланетянка знала, что где-то в центре большого материка на другом полюсе есть население, выжившее после радиоактивной чистки, устроенной ее собратьями гуманоидами и пауками из дипломатического представительства. Но что представляют собой эти недоразвитые? И, может, лучше лететь к своим? Или на Люк. От последней мысли ее передернуло. Проклятые лягушки, наглотавшиеся человеческих генов! Но что делать, они хоть развитые и держат самцов в клетках. Можно к ним. Или к разумным обезьянкам. Или вообще к жукам, если б конечно еще как следует знать их координаты. Что-то такое она слышала. Якобы на Земле есть дипломатический представитель. Смешно. Но инопланетянка запомнила код, переданный по всем звездным системам. 7-7-1. Она набрала его на своем компьютере и горестно уставилась в иллюминатор. И вот насмешка! Буквально через несколько минут в проеме возникла мерзкая морда тигровой акулы. И эта гадина что-то сказала! На неизвестном языке, правда, но произнесла!
– Я в беде! – закричала женщина в громкоговоритель. – Я разумна! Спасите!
Акула повернулась и, вильнув хвостом, уплыла.
Все. Ночь опускалась на чужую планету. Вода синела и море становилось непроницаемым и опасным. Из глубины выплыла молодая самка архитевтиса и засигналила щупальцами по первой сигнальной системе: «Следуй за мной!»
Кальмариха увела лодку вглубь, и на дне геосинклинального прогиба инопланетянка ввела ее в пещеру. Здесь было вполне безопасно. Самка (в лучших традициях разумных морей) осталась охранять выход. Потом ее сменила акула-молот, потом – огромный кархародон. Они приносили женщине свежую рыбу и морскую траву. И за две-три недели обучили языку, который назывался арцианский. Они берегли ее и охраняли. Они говорили, что тот код, который она набрала им который прозвучал на весь океан, это, якобы, код одной девушки, не бессмертной, но очень смелой. Она врач и пользует всех: и акул, и кальмаров, и мант. Манта (странное животное, на Антрососе таких не водилось) специально приплывала сюда из какого-то внутреннего моря, почти не зараженного радиацией, и беседовала с пришелицей. Та говорила странные вещи. Об укушенной пауком девочке, которая спала в соседней комнате, когда она, якобы, сидела за установкой. Когда это было? Очень давно. Все перепуталось в голове несчастной, побывавшей в поле магнитного искривителя. Та дочь, которую она родила под водой на Антрососе, давно умерла, вычищая нужники и питаясь отбросами. Об этом она забыла. Она помнила о том, что было не с нею, а с давно погибшей во времена вирусного вымирания ее общества. Магнитная звезда заразила ее прапамятью. Шумеры только умеют лечить эти вещи, возвращая время вспять и вызывая души разумных существ, которые живут в прошлом.
Инопланетянка металась по пещере и плакала. Она называла ласковыми именами кого-то, кого в ее жизни никогда не было. Тигровая акула, которую Карит вылечила в период вынашивания яиц (трудное время в жизни любой акулы, а тем более совсем старой и страдающей омертвлением тканей), заметила странное сходство во внешности этой дамы и Карит. Она решила сплавать в Средиземное море и поговорить с Цинной.
Карит много времени проводила под водой. Это был ее последний год перед тем, как отправиться в Арций, она заплатила за него рукописями и экспонатами и свободно работала. Общаться предпочитала с мантой (которая любила игру на скрипке с берега) и кальмаром-инопланетянином. Это был субъект, смотавшийся с той планеты, которая напортачила с черной дырой. Как он успел уйти и как смотрел из космоса на гибель своей звездной системы, он предпочитал не распространяться. С Карит он познакомился просто, заговорив с нею о Николае Кузанском. Все, что угодно, но только не это, подумала тогда Карит. Кальмары говорят, волки, акулы, скаты – многие владеют звукоподражанием и знают такие языки, которые сами люди давно забыли. Например, в фонетике древнеегипетского ей очень помог один знакомый волк, который знал этот язык от своего отца, а тот – от деда и так далее. Но при чем здесь философия с теологией, да еще под водой? Карит спросила об этом прямо. И только после этого заметила, что архитевтис как-то странно держит два главных щупальца, которые обычно служат кальмару для выражения чувств по первой сигнальной системе. Он как будто не знает, куда их деть, как интеллигент на земле, который всю жизнь провел за письменным столом, работая мозгом и глазами, и в разговоре жестикулирует без толку, помогая руками языку, чтоб выразить мысль.
Инопланетянин вежливо представился и сообщил, что он тут с докембрия и привез с собой целую библиотеку подводных книг по теософии на языке родной планеты. Теософия Карит не тронула. Она выразила отвращение и брезгливость и сказала, что быть убежденным атеистом – это значит иметь совесть, которой у теологов и теософов, по-видимому, просто нет, если они все время о ней думают. Короче, ей некогда и всего хорошего. Карит принялась снова за свои пробирки, а кальмар, сжимая и разжимая «руки», совсем как молодой человек при знакомстве с дамой, влез опять в ее работу, заговорив о генетических открытиях на его родной планете. Это оказалось куда интересней, и они подружились.
Под водой обретался еще один тип из другой галактики. И тоже с докембрия. Хороший друг кальмара, но эгоцентрист и похабник. Когда-то, в девонском периоде, когда головоногие таскали за собой по дну тяжелые витые раковины, а членистоногие были огромны и опасны, в море появились первые рыбы. Панцирные, с массивными челюстями, дробильщики раковин. Они были точной копией того, кто вышел из моря планеты, погубившей людей, на человеческом звездолете и захватил с собой человеческий компьютер. Акула-трупоед, как их величали гуманоиды. Он долго ждал именно девонского периода, но, дождавшись, убедился, что на Земле разум сужден кому-то другому, не акулам. Девонские акулы были безмозглы. Он сидел в пещере и с тоской рисовал на экране все одну и ту же схему: длинная спираль вилась и вилась вокруг цилиндра, уходя вверх. Обосновать свои геометрические построения он не мог. Его приятель, притулившись тут же, в углу, с очередным томом непромокаемого пластика, подкалывал над ним и советовал почитать хоть немного о боге, на что акула отвечала брезгливым подергиванием хвоста. Они дружили потому, что оба были бессмертны. А еще потому, что в тайне ненавидели и презирали друг друга.
Когда в разгар антропогена на планету напали инопланетяне и чернотелки прочесали Средиземноморье, как стая саранчи, побросав принимаемые людьми за статуи фоссилии в море и перегрызши всех, кто жил на этом благословенном берегу, кальмар и акула ждали, что и до них доберутся. Но о них забыли. Все знали, что они нашли приют на Земле, но кому надо их добивать?
Семь тысяч лет развивалась новая цивилизация. Люди оставались людьми (над чем акула смеялась, а кальмар недоуменно пожимал щупальцами). Потом в море опять появились ордовикские головоногие с огромными ракушками и силурийские эвриптериды. Кальмар уверял трупоеда, что видел плезиозавра, на что трупоед ответил непереводимым с межгалактического ругательством. А потом из-за радиоактивного барьера, из-за Гибралтарских скал, в Средиземное (где спасались оба – и кальмар, и акула) пришла стая трупоедов. Радости акулы-инопланетянина не было границ. Родные! Они опять появились! Не беда, что они по-прежнему безмозглы. Только плавать среди них – и то наслаждение. А, кроме того, он теперь мог их кое-чему научить, чем давно уже промышлял сам.
Трупы. Морской покойник – явление сложное. Если на него сразу не нападет стая рыб или ракообразных, то в крепком морском рассоле он может пролежать долго. Например, труп женщины, молодой и красивой. Акуле-инопланетянину очень нравились именно арцианские покойницы, которых воды Тибра выносили на мелководье. Он прятал их в различных местах и, для компании, показал самцам-трупоедам, как ими пользоваться. Так продолжалось столетиями, пока люди не обратили внимания на странное поведение древних акул. Вместо того, чтоб оценить опасность и прекратить выброс трупов в море, они организовали акулий культ – прямое вредительство. Теперь к услугам инопланетянина были биороботы-русалки. Но живых людей он по-прежнему избегал. Поведение, размер черепа и некоторые особенности окраски отличали его от земного животного.
С кальмаром Карит подружилась. А трупоеду однажды сказала, что если он желает, можно померяться силами, мол, просто так, за здорово живешь, она ножки не раздвинет. Нужен труп – убивай. Акула презрительно дергала хвостом. Но опасалась. Она видела, как Карит под водой дерется с кальмарами. Однако кальмар-инопланетянин, бессовестный богоискатель, желал посмотреть на гладиаторскую битву. Он стравил Карит с акулой, поссорив их насмерть. Карит, уча межгалактический, освоила и ругательства на нем. Прекрасно поняв, что ответила акула кальмару, она выхватила из-за пояса меч.
Битва была недолгой. Акула не успела даже развернуться для удара хвостом, как получила длинную рану вдоль всего живота и, истекая кровью, опустилась на дно. Так Карит обычно убивала древних акул, если те приставали к ней под водой. Но инопланетянина ей стало жгуче жаль. Мужественно, безмолвно, смотря разумными глазами в глубь чужого, ставшего родным, моря, он истекал кровью. О чем он думал?
Карит с кальмаром перенесли раненого в пещеру, святая святых обоих инопланетян. Она не обратила внимания на компьютер и на груду пожелтевшего пластика в углу. Здесь царил беспорядок: огрызки кораллов, куски медуз, она заметила даже человеческую руку, обглоданную и протухшую, торчащую из выемки за экраном. Мужчины. То есть – самцы.
Она зашила рану. Нашли донора (кальмар притащил в пещеру акулу-трупоеда, от которой перекачали кровь инопланетянину). Ничего особенного. Ведь у девонских беспозвоночных еще не было иммунной системы, и чужая кровь не нанесла пришельцу никакого вреда.
Рана заживала медленно. Кальмар ухаживал за раненым, а Карит время от времени навещала обоих. Потом однажды акула-трупоед сам, по собственному почину обратил внимание Карит на свой компьютер. Ему нужны алгебра и дифференциальная геометрия, объяснил он. Введи информацию, если не жалко.
– Не жалко, – Карит спокойно села за экран, придвинув кусок коралла.
– Это космический компьютер, – предупредил инопланетянин. – В галактиках знают твой код.
– Ну и что?
– А тебя может вызвать кто угодно. Даже космический объект.
Карит пожала плечами.
– Звезды мыслят! – злобно огрызнулась акула.
– Пусть себе мыслят. Лишь бы не пугали.
О том, что они мыслят, она знала давно. Со времен, когда некая система чуть не убила ее за ее мысли углеродным кубиком. Она включила компьютер и долго-долго смотрела на вращающуюся спираль, удивляясь, что это: признак пробуждающегося сознания или беспомощность большого ума, не обладающего знанием для выражения мысли? Потом, плюнув на все, принялась вводить в компьютер ту информацию, которую в ее мозги в раннем детстве ввела ее мать и которая мешала ей всю жизнь: тензоры, производные, интегралы.
На руке, на самодельных часиках-индикаторе, зажегся зеленый огонек. Кто вызывает? – спросила она прямо из компьютера. И на экране возникла физиономия насекомого.
– Здесь находиться опасно, Цинна, – предупредила чернотелка. – Это космический компьютер.
– Ладно! – Карит махнула рукой. – Боишься за меня – проконтролируй.
– А чего ты хочешь?
– Чтоб звезды спрашивали письменно. Больше ничего. А то потом, после беседы со вселенной, не вылечишься от параноидного синдрома.
Голова жука исчезла. Карит проработала всего полчаса, как опять зажегся зеленый огонек, но уже сбоку экрана. Старый желтый карлик из глубин Крабовидной туманности вежливо на межгалактическом спрашивал совета, как ему поступить, чтоб на его вымерших планетах снова возникла жизнь.
– Попроси материала у какой-нибудь сверхновой и попробуй взорваться. Прожги свои старые планеты, авось они опять дадут и атмосферу, и моря, – ответила Карит.
И опять вызов. Сверхновая спрашивала, как ей поступить, чтоб у нее возникли планеты. Карит постепенно, работая и общаясь со звездами, приходила к выводу, что инстинкт материнства – не только закон живого. Материя, мать. Может, это слова одного корня?
Акула мирно спала. Кальмар читал философский труд при зеленоватом свете экрана. Время приближалось к двенадцати. Потом, без предупреждения, без вспышки огонька сбоку экрана, на всю пещеру раздался всхлипывающий женский голос:
– Сколько времени нужно Земле, чтоб приготовиться к взрыву?
– Нисколько не надо, – Карит даже не оторвалась от работы.
– Сколько времени…
– Я же сказала – нисколько.
Тогда послышались отчетливые рыдания.
– А в чем дело, мадам?
– Сколько…
– Нисколько. Наш мир древен. Сколько стоял – еще простоит. А вы шумерка, мадам?
– Да.
– Откуда?
– Из Крабовидной туманности.
– Обратитесь в дипломатическое представительство Млечного Пути.
– Если я это сделаю – меня убьют.
– И если не сделаете – тоже убьют, – без всякого злорадства, но безапелляционно заявила Карит.
– Что мне делать? Что? – причитала девушка.
– Постарайтесь проявить человеческие качества, мадам.
Голос смолк. Карит уже решила прервать работу. Хватит на сегодня. Пора на сушу, там тоже полно дел. Фир в Кирике в одиночестве работает над очередной вакциной.
И в это время в пещеру вплыла огромная акула-молот. Она заметалась под невысоким потолком, и вода забурлила, запенилась, муть поднялась со дна пещеры.
– Кого ты хочешь загрызть? – спросила Карит.
– Никого, – ответила акула на арцианском, чисто и понятно, – тебя хочет видеть женщина.
Карит вспомнила недавний разговор с тигровой акулой. Видимо, из Тихого сюда привезли инопланетянку.
Молот с облегчением, хлестнув хвостом по стене, выплыл из замкнутого пространства. А в проеме, в ореоле развевающихся золотистых волос, возникла женщина до того красивая, что Карит растерялась. Неземная красота. Высокий лоб, полные губы, огромные, глубокие, темные глаза. Казалось, тускло освещенная пещера озарилась от явления этого существа.
Но красавица повела себя странно. Она бросилась к Карит, прижала ее к груди:
– Дочь моя! Моя дочь!
– Простите, мадам, – Карит с трудом оторвала от себя странную подводную особу. – Но у меня на этом свете есть мать. К сожалению, – добавила она шепотом.
Женщина сидела на коралловом обломке и горько плакала. Плакатьпод водой! Бессмысленное наследие суши. Впрочем, говорят, что и киты плакали, когда их гарпунили в древнем, еще чистом от радиации океане.
– Вы страдаете прапамятью? – просто спросила Карит
– Да.
– Я могу вам помочь. Но только на суше. У меня в сарае (женщина с удивлением посмотрела на нее). Я хотела сказать – в лаборатории, – поправилась Карит.
– Вы сделаете мне трансплантацию? – с испугом и обреченностью спросила инопланетянка.
– Да, но совсем небольшую. Она вам не повредит. Завтра, в это же время. Пусть акулы доставят вас к берегу.
Они вместе вышли из пещеры. Огромная белая акула курсировала среди стаи тигровых акул. Молоты, голубые, сельдевые акулы. Казалось, все Средиземное море переполнено ими. Инопланетянка села на спину голубой акуле и та, вильнув хвостом, унесла ее вдаль.
Карит не появлялась в доме месяцами. Поэтому обитатели виллы, граждане-садисты (в скобках), были несколько удивлены, когда она, как в прежние лучшие времена, открыла дверь библиотеки. Каска, осунувшийся, мрачный, поднял голову от бумаг. Он тоскует – видно по лицу. Его окружает атмосфера сочувствия (как же, ведь еще месяц-другой – и в его семье будет покойник). Но самой Карит, как видно. Наплевать. Таковы преступники. Это тоже все знают. Чего ей теперь надо?
– Мне надо поговорить с опекуном, – заявляет она твердо, но гробовым шепотом.
Каска вздохнул, встал, захлопнул папку и вышел. Вскоре сверху, из кабинета, как всегда, послышались его возбужденные шаги и возмущенный голос. Потом, когда он подошел к окну, явственно прозвучал конец фразы:
– Это шестая статья без отсрочки приговора! Ты что, коллекционируешь их, Цинна?
В общем, ничего хорошего. Потом было слышно, как Карит спустилась к себе в комнату на второй этаж и закрыла дверь на компьютерный замок.
Здесь все покрылось двухсантиметровым слоем пыли. Последний раз она была здесь полгода назад. И не заходила бы, если б здесь не стоял единственный доступный компьютер(подаренный ей Каской в шестилетнем возрасте).
Карит подошла, включила установку и набрала код дипломатического представительства Галактики. Чернотелки сообщили ей его по специальному разрешению самого представительства еще десять лет назад. Но она впервые им воспользовалась.
На экране возникло благообразное мужское лицо с чертами, смутно напоминающими черты морской феи. И, что интереснее всего (а у Карит наметанный глаз на такие вещи), в лице гуманоида с другого конца Галактики явное сходство с тем мраморным портретом Цинны, который она нашла на чердаке виллы матери в детстве, а потом нечаянно разбила. Похож, очень похож.
– Говорит дипломатическое представительство Галактики, – спокойно заявляет гуманоид.
– Говорит дипломатическое представительство Земли, – отвечает она твердо.
– О! С кем имею честь?
– Я – Цинна.
В лице гуманоида проскальзывает подобие улыбки:
– Рад вас видеть.
– А я – нет.
– В самом деле?
– Да. Плюнуть бы вам в рожу, эчелленце, да наша техника до этого не дошла.
– А наша – может. Я могу застрелить вас из компьютера, – отвечает ошарашенный, но спокойный дипломат.
– Бейте, я успею.
– Нет, – лицо гуманоида несколько разглаживается. – Я просто предупреждаю.
Знакомство состоялось. Теперь к делу. То именно, за что землянин, в принципе, мог бы плюнуть в рожу тому, кто почти стер с лица Галактики родную планету, обсуждению не подлежит. Недипломатично, и только. Карит, без обиняков, объясняет, что дама его вида торчит в земном море уже три года. Неплохо бы ее забрать. Гуманоид не против. Откуда дама?
– С Антрососа.
– А-а, – дипломатический представитель опять мнется.
– Послушайте! – возмущается Карит. – У вас что, так уж много здоровых женщин?
Проблема вырождения – общая точка всех разумных видов.
– А она здорова?
– Не совсем.
– Что с ней?
– Страдает прапамятью.
– Нет, – твердо заявляет гуманоид. – Это мы не лечим. Необходима перетрансплантация…
– Я произведу качественную и надежную перетранспоантацию. Жду вас завтра к шести часам утра.
Гуманоид криво усмехается. Самомнение? Хвастовство? Или взрослая, зрелая уверенность в своих силах?
– Хорошо. В шесть. Координаты приземления – 3-4-4.
– Нет – 3-4-1.
То есть – перед самой дверью сарая возле эфиоповых грядок. Экран гаснет – гуманоид отключил свою установку. Но перед тем, как выключить свою, Карит вводит в нее информацию. Для тех, кто сидит внизу, для непосредственных наследников этого самозваного представительства, коли уж она, единственный представитель, скоро получит топором по шее. Она вводит в компьютер свой код (его, опять же, еще в раннем детстве передали ей чернотелки) и код представительства Галактики.
Выключает компьютер. Потом спокойно и со знанием дела выводит из строя свой замок. Все слышали разговор от начала до конца (комната прослушивается). Теперь кому надо – входите. Только… Она возвращается и опять садится за установку. Кому передать свой код? Без согласия, но из рук в руки? Она вводит имя Валерия Клавза, бывшей Клавдии, женщины-трансвестита, той, что родила от Каски и пятьсот лет тому назад была начальником конницы в войне против Цернта. Единственный человек среди них, к кому Карит испытывает симпатию.
Сидящие в библиотеке прекрасно слышали, как бесстрашный и отчаянный субъект, воспитанник Каски (нет, таким преступником опекун мог бы и погордится), спустился вниз и хлопнул дверью своего сарая. Тропинке, спускающейся в овраг. Они о чем-то долго говорят у Карит в сарае. Слышны отголоски, но прослушивания нет, сама Цинна давно, еще в ранней юности позаботилась себя изолировать.
Дверь открывается.
– Лучше сгореть на керогеновом столбе, – заявляет Эфиоп с порога, – чем быть нормальной женщиной и пьяницей.
Ну, то, что Цинна спивается – понятно. Что ей еще остается делать? Снова молчание. Потом – голос раба:
– Да позволено мне будет спросить, куда это вы направляетесь?
– В Кирик.
– Зачем?
– Надо спасти самку.
– Чью самку?
– Инопланетянина.
– Ну, дело доброе, – бурчит Эфиоп примирительно.
Вечером Карит, перекладывая с руки на руку ручку тяжелого ящика, перетаскивает в сарай портативный аппарат трансплантации – собственной конструкции и сделанный по заказу в Тиринфе.
Ночь. Со стороны моря по тропинке спускаются двое. Эфиоп напряженно вглядывается. Карит ведет под руку женщину необыкновенной красоты. Молодую, абсолютно голую и босую.
– Это самка? – спрашивает он со злобой.
Женщина всхлипывает, наколовшись на ракушку.
– Кто скажет, что это – самец, пусть первый бросит в меня камень, – глумливо возражает Карит. – Осторожнее, мадам.
– Ты скажешь там? Им? – продолжая о чем-то горько плакать, беспокоится прекрасная женщина.
– Кому? Акулам, что ли? Они сами поймут, без слов. Намучались они с вами, мадам, хуже, чем царь эфиопский со своими помидорами.
К шести часам операция сделана. Женщина, не очнувшись от наркоза, лежит на постели Карит, накрытая медвежьей полостью. Карит ждет. Она почему-то уверена, что умники из дипломатического представительства ни за что не прилетят сами, а пришлют чернотелок или зеленых человечков. Надо тогда будет сказать им, что если они не довезут инопланетянку живой и невредимой до места – она, Карит, больше знать их не хочет.
В дверь постучали.
– Войдите.
На пороге молодой человек. Очень приятной наружности, не арцианец, но немного похож. На кого? Да на Цернта же, Карит это улавливает сразу. Галактический паук! Карит становится страшно.
– Вы… вы один?
– Нет.
Пришелец проходит вглубь сарая. За ним – явный гуманоид. Той самой характерной внешности, что свойственна и даме, и Цинне, и ей, Карит.
Все в порядке. Карит кивает на свою кровать. Двое бережно берут на руки спящую женщину и уходят. Исчезают. Карит знает, как это выглядит: вот сели в тарелку – и она растворилась в пространстве. Сверхсветовая скорость. Да, но там Эфиоп. Она выглядывает наружу.
Пусто. Эфиоп сидит, подмяв под себя куст спелой помидоры сорта «Бычье сердце». Его мотыга валяется рядом. Он держится рукам за голову.
– Хочешь стаканчик? – спрашивает Карит.
Эфиоп смотрит отсутствующе. Потом поднимается на ноги:
– Нет… я…я пойду к себе. Лягу.
– А чего особенного? – спрашивает она вслед удаляющемуся Эфиопу, спина которого тяжко сгорблена и весь вид какой-то убитый:
– Просто – инопланетянин прилетел за своей самкой.