За мамой закрылась дверь, и Вадик пошел к себе в комнату. Вадик – подросток тринадцати лет, за окном – душное лето 1972 года, июнь. Вадик живет в отдельной квартире с мамой и отчимом. Отчим появился полгода назад.
А вот и он – слышен ключ в замочной скважине. Открывает дверь, отдувается. Жара.
- А где мама?
- Ушла на ФПК.
(ФПК – факультет повышения квалификации).
Молчание. Сопение. Какая-то возня. Не найдя чего-то нужного, отчим бросает на ходу:
- Знаем мы это ФПК. Опять со шведом своим пошла встречаться.
На лице характерные красные пятна – то ли от перегрева, то ли от негодования.
- Нет, да что ты. Она с Валентиной Дмитриевной созванивалась.
- Да, но зачем она взяла с собой русско-шведский разговорник?
Вот так… Что за бред.
Вадик уже был свидетелем, как мама взволнованно оправдывалась за какого-то мифического шведа, с которым была знакома раньше.
Движения у отчима порывистые, хождение по комнате беспорядочное. Он возбуждён и не верит ни в какие ФПК в такой знойный день. Но ему бы не хотелось так уж раскрываться перед пасынком, не устраивать же сцену ревности ему.
- Вадь, я – за квасом выйду на круг, квасок привезли.
Интонация примирительная, располагающая.
Но гадкое слово сказано.
Что Вадик чувствует сейчас? Гнев – да, пожалуй. Только не растерянность. Сколько у него времени – полчаса? Пятнадцать минут? Не смотреть на стрелки, не тратить драгоценных секунд.
Р-раз… – и журнальная полка вывернута на пол. Здесь разговорника нет, и выше, среди словарей, тоже нет. Он помнит его зрительно именно в этом отсеке мини-библиотеки, в ложной нише коридора.
Ладно, поищем в других местах. Руки проворно собирают обратно журналы, глаза бегают по полкам с сувенирами. Нет, не здесь. Не хотелось бы смотреть в «большой» библиотеке, но вдруг он там.
Как назло, некоторые полки уставлены книгами в два ряда. Не думать сейчас о том, какую глупость люди делают, запрятывая их подальше, не терять концентрацию внимания.
Вадик внимательно оглядывает стеллажи. Библиотека приключений, собрания сочинений в трех, девяти, пятнадцати томах, ЖЗЛ, детская энциклопедия. Это на средних полках. Чуть ниже – неприступные ряды здоровенных томов БСЭ, четыре угрожающего размера словаря Даля, могучий Пушкин в суперобложке (любимый, с картинками), всякие Шиллеры-Бальзаки, тоже очень огромные. Внутренний голос подсказывает, что не стоит тут смотреть досконально. Вряд ли миниатюрный разговорник окажется рядом с гигантами.
Вадик торопится. Для порядка открывает нижние ряды, за дверцами, уже зная, что придется-таки брать стремянку и лезть на верхотуру. Действительно, внизу Ленин всеми своими тридцатью томами и что-то такое же серьезное, точно не по теме соведско-шведской дружбы.
Но мальчику не смешно. Ему надо, очень надо найти этот гадкий разговорник и не наследить. Поэтому он стоит сейчас на лесенке, с тоской оглядывая фолианты комедий Аристофана, любовных приключений Дафниса и Хлои, на которые всегда смотрел с вожделением, других заманчивейших книг и всяких семейных реликвий, собираемых и хранимых мамой. Он не замечает, как вспотел в эту жару, несмотря на свою худобу. Что-то подсказывает ему, что вещица не здесь. Но должна же она где-то быть, – и стремянка аккуратно задвигается на место.
Парень близок к отчаянию, но чем больше он ощущает давление момента, тем сильнее в нём уверенность, что книжонка дома и он её сейчас найдёт. Собственно, сомнений, что она дома, у него не было, это и придаёт ему сил. Вадик чувствует себя почти разведчиком, нет, ищейкой, только работает у него не нюх, а «третий глаз».
Сейчас он идет уже не по слепому наитию. Бережно приподнимая телефонный аппарат в прихожей, заглядывает под него. Приближается к кухне. Холодно … холодно … горячо… – стучит у него в мозгу. В поисках прошло минут пятнадцать – двадцать, и паренёк знает, что близок к цели. Он пытается мысленно представить себе разговорничек, видит в воображении его серую шероховатую твердую погнувшуюся обложечку и почти как зомби шагает в угол, где за сооружением, именуемым подоконный холодильник, слева от него, стоит плетёная корзина со всяким ненужным женским хламом. Здесь, среди пластиковых крышечек и пустых пузырьков, лежит он, как материализация мольбы.
Почему он оказался тут – такой вопрос ни сейчас, ни после не придёт парню в голову. Разве это имеет значение?
Вадим возвращается в комнату и включает телевизор. Разговорник у него в кармане просторных шорт.
Он даже как будто не замечает возвращения отчима. Занят по-взрослому настройкой телеэкрана, который в это время показывает заставку. «Кипучая, могучая…» - звучит мотив из динамика. Вадим спокоен. Приближается добытая им ответственная минута – минута его и маминого торжества.
- Вадька, квас будешь?
Отчим разливает напиток, добродушно, насколько может, обращаясь к пасынку, усаживается в кресло и принимает расслабленную позу. Вадим принимает в другом кресле такую же.
Возможно более небрежным движением выкладывает свою находку на ближний к себе край журнального стола.
- Разговорник на месте…– тянет он и отпивает квас.
Отчим, как будто совсем не замечая его, еле кивает. «С достоинством пытается вести себя, щенок», – думает он с досадой.
Март 2004г.