Памяти жертв в московском метро 6 февраля 2004
Он стоял, видимо, совсем близко к взрыву. Нет, никакого предчувствия не было, только свист - а потом он увидел всё как бы со стороны. Когда он увидел себя (а почему-то ему было известно, чьи это останки), то понял. Он ничему не удивился, но в момент узнавания себя почувствовал необыкновенное одиночество и грусть, и тщету каких-либо попыток. Как бывает во сне, когда надо закричать, а не в силах.
Он увидел остальных людей и как будто узнал их всех, хотя не мог их знать и рассмотреть всех в вагоне. Они были такие же неприкаянные, как он. Это было стадо божьих агнцев, но не было пастуха. Было только одиночество.
Он попробовал перемещаться, и это у него получилось без напряжения. Одним усилием мысли он облетал свой вагон, вглядываясь в картину после взрыва, желая рассмотреть её всю как можно подробнее. А потом ему почему-то сделалось безразлично, и он, не отворачиваясь, взлетел быстро вверх и в сторону от тоннеля, как бы сквозь толщу арматуры, бетона, земли. Движение ускорялось, и он подумал, что где-то читал об этом, и всё ждал, когда перед глазами пройдет вся его жизнь, и зажжётся свет, пока в какой-то момент не оказалось, что всё это уже было - и его жизнь перед глазами, и тоннель со светом.
И это последнее перед окончательным мраком, что он понял: всё уже было.