К тому времени, когда мы приобрели приусадебный участок и избу в сельской местности, недалеко от города Шуи, у нашей семьи уже был опыт и некоторая предыстория летнего отдыха в полузаброшенных русских деревнях. Эти захудалые деревеньки появились уже давно вследствие разрушения деревенской жизни России после фатальных экспериментов с сельским хозяйством в эпохи Сталина - Хрущёва - Брежнева. Тихо и невесело они доживают свой нелёгкий век.
Вообще-то и в Америке, и в Европе сельский уклад постепенно меняется. Сегодня 5 процентов сельского населения на Западе кормит всё население стран Европы и Америки. Отмечен достаточно длительный период в истории этих стран, когда многие фермеры разорялись, уходили в город. Мучительные были времена! Но земля без ущерба переходила в более удачливые руки, не оставалась заброшенной. В среднестатистическом смысле поля не зарастали, леса не вырубались случайными хищниками-браконьерами.
Сегодня, после посещения многих деревень, приходит навязчивая мысль, что в этих местах прошла эпидемия чумы или отгремела опустошительная война. Окна и двери многих изб заколочены, заборы покосились, сараи стоят почерневшие, гнилые. Имеются ни кем не восстанавливаемые пепелища. Мужиков почти не видать, одни старухи сидят на лавках перед заборами.
В 1968 году мы провели свой очередной отпуск в деревне с трогательным названием Яблонька, расположенной в Калининской области. Деревенька живописно расположилась на берегу сказочно красивого озера Шлино. Вокруг зелёной стеной глухо шумели дремучие северные леса, которые вдалеке казались совсем голубыми. В деревне население жило со своих огородов. Получали пенсии, кому-то помогали дети, впрочем, пенсии по тем временам были неплохие. Сложность жизни состояла не в отсутствии денег, а в нехватке товаров. Впрочем, черный хлеб, серые макароны, соль, сахар и печенье или пряники в лавке всегда были. Водка тоже продавалась. В деревеньке работала рыболовецкая артель, да и местные пенсионеры рыбачили, так что купить свежую рыбу с рук - не составляло проблемы. Мы хотели, как у нас принято в подмосковье, "снять дачу". Однако дачу нам сдавать из местных жителей никто не собирался. Мы даже растерялись, сетуя на безвыходность положения. Выход нашли очень быстро.
В деревне имелось много брошенных изб в хорошем состоянии. Так что, у нас имелся выбор.
Северная изба несколько отличается от своего среднерусского аналога. Окна в ней по размеру гораздо меньше, чем в среднерусской избе, крыльцо высокое, полы приподняты высоко относительно земли. Общее впечатление такое, что леса на постройку избы не жалели, рубили капитально, из толстых брёвен. Деревьев во дворах мало - север, избы не утопают в зелени, а как бы доминируют над окрестностями своими деревянными, коренастыми, коричневыми туловищами.
Некоторые избы брошены совсем недавно, и крыши в них не текли, стёкла - оказались целые. Хоть сейчас начинай сельскую жизнь. Самым не приятым моментом оказались грязные "удобства", расположенные внутри двора и явно нарушающие "пасторальность" пейзажа.
Ленинград находился совсем не далеко, и некоторые избы, самые ухоженные, принадлежали, по словам местных жителей, ленинградцам. Около этих изб у гаражей стояли машины с ленинградскими номерами. "Дачники", - презрительно называли обитателей этих изб местные. Как ленинградцы приобрели дома, нам было неясно: тогда собственность в деревне не продавалась, только передавалась по наследству или оформлялись дарственные. Наверное, им дарили. Молоко всегда можно было купить у местных бабок, причём, они старались продать молока, как можно больше. Если им заказывали сметану и творог, то они продавали его по цене молока, шедшего на изготовление сметаны и творога. И такая сделка бабок даже очень устраивала, так в этом случае им как бы удавалось продать больше молока
Вокруг простирались грибные, ягодные места. На озере - прекрасная рыбалка. Прозрачное, синее небо, мелкий речной песок на берегу озера, да крыша над головой в брошенной избе! Чудо!
Нам понравились величественные и немного угрюмые леса севера. Когда одна наша знакомая предложила нам купить на паях избушку на Валдае, взяв на себя все хлопоты по легализации получения наследства (или оформления дарственной, сейчас уже не помню), мы сразу согласились. Правда, Валдай - это не совсем север, но и не юг.
Избушка стояла на берегу озера Пирос. Лес подходил к самому берегу. Лес мелкий - непролазная чащоба, переходящая в кусты. На изумрудной травке перед узкой полоской прибрежного песка росли грибы. Гужевые дороги, по которым давно никто не ездил, заросли травой. На обочине дорог лежали огромные (и не очень огромные) гранитные валуны, следы движения ледника. Если пройти несколько километров по дороге, то можно попасть в густые хвойные леса. Дальше простирались клюквенные болота.
Добраться до избушки было не просто, даже на машине. Всего километров четыреста: сначала по шоссе Москва - Ленинград, потом - километров тридцать по асфальтовой дороге, затем - по просёлочной дороге лесом. Машины у нас тогда ещё не было, и мы добирались на перекладных. Сначала по железной дороге до станции Лыкошино, затем - около часа езды на автобусе, и, наконец, пять километров пешком до деревни по лесной дороге, с рюкзаками и котомками. Самый неприятный и непредсказуемый участок пути - отрезок езды на автобусе. Появлялся автобус не по расписанию, а с совершенно непредсказуемым опозданием или вообщё не появлялся. Жизнь в дороге была полна радостей: когда вдалеке на дороге показывался автобус, восторг ожидавших на остановке пассажиров был неописуем. Люди годами терпели это безобразие и не возмущались. Так издавна было заведено. Однажды, когда пассажиры уже разместились в автобусе, ехавшие куда-то два пьяных брата подрались около автобуса. Они бились в кровь. Около получаса колотили друг друга кольями, которые подобрали на остановке. Водитель и пассажиры терпеливо ждали, пока братья додерутся. С разбитыми лицами они, наконец, вошли в автобус и сели рядом, обнялись и стали мирно обниматься: "Ты меня уважаешь?"
Лесная дорога вела к деревне, а наша изба находилась на другом берегу озера. Надо было просить у местных лодку и переправляться на другой берег, где одиноко примостились несколько дворов. Таким образом, дорога на "дачу" была далеко не простым делом. Однако имелись и свои плюсы: по мере приближения к цели, начинаешь чувствовать себя настоящим Робинзоном. И если вам надоел людской муравейник и цивилизация, то лучшего места для уединённой жизни, приближённой к первобытной, придумать трудно.
Продуктовая лавка находилась по другую сторону озера, в деревне. Так что было желательно всё необходимое для жизни не забывать. Изба представляла собой полусгнившую развалюху, строения в Яблоньке по сравнению с ней - просто новостройки. Избушку нужно было приводить в порядок. У Ларисы, так звали нашу знакомую, вскоре появился "придворный" мастер на все руки, дядя Вася - мужичок с красным носом, морщинистой шеей и очень небольшими запросами. Он, не спеша, но деловито, ходил вокруг избы, что-то подколачивал, прилаживал, подстругивал.
Когда Лариса уехала в Москву, то поручила дяде Васе покрыть часть крыши в том месте, где она протекала. Мы оставили ему несколько рулонов рубероида и рейки.
Зимой Лариса получила телеграмму от дяди Васи с сообщением, что работа выполнена. Она отослала ему 50 рублей за работу, приличную по тому времени сумму. Через некоторое время пришло письмо, в котором дядя Вася просил написать ему подтверждение, что работа выполнена: девчонка-кассирша не выдаёт ему денег. Говорит, что деньги он всё равно пропьёт, да и непонятно, сделал ли он работу. Лариса написала письмо с подтверждением. Вскоре дядя Вася прислал ответ: девчонка сказала, что Лариса, находясь в Москве, не может проверить качество работы, и денег снова не дала. Пока велась оживлённая переписка, наступил май, и Лариса сама приехала на "дачу". Она осмотрела работу. Пошёл дождь, крыша не протекла, работа выполнена нормально.
Почта находилась в другой деревне, километрах в трёх, и Лариса туда идти пешком не захотела, она написала ещё одно рассерженное письмо с требованием выдать деньги и передала его дяде Васе. Он заботливо запихнул письмо в нагрудный карман телогрейки и бодро зашагал в соседнюю деревню. Вернулся он совсем расстроенный - денег опять на почте не дали. Сказали: пусть приходит хозяйка. Пришлось Ларисе и дяде Васе топать в соседнюю деревню на почту. Кассирша, наконец, вручила деньги, но не дяде Васе, а Ларисе, хотя перевод был не на её имя, на дядю Васю.
Видать, в этих местах действуют свои особые законы.
* * *
В конце восьмидесятых годов, когда была разрешена покупка домов в деревне, наша семья приобрела участок земли с крепкой избой в небольшой деревеньке, не далеко от старинного русского города Шуя.
Мы ещё застали нищую, но устойчивую совхозно-колхозную жизнь с молочной фермой, посевами ржи и кормовых трав на обширных совхозных полях вокруг деревни. На наших глазах эта жизнь в деревне постепенно разрушилась. Совхоз переименовали в акционерное общество. Ферму закрыли - молоко производить оказалось не выгодно - низкие рыночные цены, поля стали зарастать, очевидно, угодий вблизи центральной усадьбы акционерного общества вполне хватало...
Мы сидим на веранде, которую уже сами пристроили к избе - я, мой приятель из Москвы, такой же "специалист" в области сельского хозяйства, как и я, и сосед-пенсионер, проживший всю жизнь в этой деревне. Речь у него, как и у всех местных, была довольно своеобразной. (Конечно, ему мой выговор тоже казался странным). Какой-то местный говор, но без волжского оканья. По имени-отчеству местные называли друг друга редко. Если молодой обращался к собеседнику много старше себя, то говорил: "Тётя Зоя, дядя Женя". Если беседовали равные по возрасту, или почти равные, солидные люди, то обращались друг к другу: "Ляксевна, Тимофеич". Вместо слова шоссе, они говорили: "соше"...
"Допустим, колхозы на селе не сработали: командная, плановая система, крепостной, непроизводительный труд, уравниловка. Это понятно. Но где в деревне сегодня рыночное производство, где эти фермеры? Ведь их, судя по прессе, поощряли, продали колхозную технику по дешёвке, давали беспроцентные ссуды", - размышлял я вслух. "На Западе фермер - двигатель сельского хозяйства ", - я вспомнил пламенные выступления по телевизору журналиста Черниченко.
"Ты понимаешь, у нас в крови презрение к частной собственности и стремлению обогатиться. Не понимает народ, что бедные никогда хорошо не живут! Не любят у нас богатых, даже тех, кто не ворует, а вкалывает. Власти препятствуют работе фермеров. Односельчане тоже смотрят косо, того и гляди, спалят из зависти. У нас ведь как заведено? Если сосед купил вторую или третью корову и стал жить лучше, то самый простой способ, позволяющий снова с ним уравняться - не вкалывать, зарабатывая себе на корову, а извести его коровы", - вяло пробурчал мой московский знакомый. "Так-то оно так", - вмешался в разговор местный житель, - "Зависть она, конечно, обязательно есть. Да только не в этом дело. Фермерством в наших местах заниматься просто не выгодно. Литр молока стоит дешевле литра бензина. Тут у нас один мужик есть, почитай, непьющий. Пьет, конечно, но не в ущерб делу. Завёл он несколько коров, трактор, думал на молоке поднять хозяйство. Не получилось! слишком дешёвое молоко на рынке. Что за рынок такой! Теперь мужик в Москве работает на стройке. Да здесь, на севере, урожаи маленькие, всё стоит дорого, нам не потянуть супротив импорту и продуктов с Юга". "Откуда ты взял, что на севере нет смысла заниматься сельским хозяйством, так как продукты с юга и импорт всё равно более конкурентоспособны, " - спросил я. "Так по ивановскому радио передавали. Коммунист, говорил, член городской думы, забыл его фамилию", - ответил сосед.
Так что же, теперь вам всем медленно ползти на кладбище?" - спросил я. - "Не может быть, чтобы такая красота была нерентабельна!" "Остаётся только вырубать леса, продавать, вот и всё!" - отозвался местный житель. "Так и конкуренция у нас, вона какая: мужики организовали в посёлке Колобово лесопилку. Так её грозятся сжечь конкуренты. Для начала наслали милицию и пожарников с проверками. Мужики пока откупились, что дальше будет - неизвестно. Во и выживает не тот, у кого товар дешевле и лучше, а те, кто "бандитистее", - продолжил местный. - "При таком-то "рынке" деньги будут скапливаться не у тех, кто лучше работает а у тех, кто лучше убивает и грабит. И вообще, всё время власть меняет законы, то плати так, то сяк, то такую справку предоставь, то сякую. Лучший способ всё развалить".
Все задумчиво кивали головами. Слушая эти слова, я вспомнил рассказ жены. Она всё лето жила в деревне и регулярно покупала молоко у Питерцовой. когда в субботу в деревню приезжали ивановские дачники и приходили к Питерцевой за молоком, та предупреждала: "Вначале я продам Зое, а вам, что останется. Зоя постоянный покупатель". Главное в государстве - постоянство и стабильность правил игры. Это понимает Питерцева, стабильный покупатель ей выгоден. А наши руководители думают как-то по-другому.
Мы с товарищем всё же решили обсудить возможные пути выхода страны из тупика. В России, вообще, любят рассуждать на тему государственных и даже мировых проблем. Это совсем не обременительно и позволяет почувствовать себя человеком "сопричастным". Можно отвести душу, побыть в шкуре любимых литературных героев: Обломова, Манилова и пикейных жилетов одновременно.
Я снова обратился к информации, полученной с телеэкрана, и решил обсудить проблемы с другого конца. В Бельгии и прочих Голландиях имеются прекрасные коровы, похожие на увеличенных многократно, морщинистых, упитанных, роскошных английских бульдогов. Они дают, конечно, море жирного молока. Но эти коровы стоят в стойлах, их кормят искусственными кормами с спецдобавками. Вот у них и появилось коровье бешенство! Зелёных лугов с благоухающей травкой в этих странах мало и никогда не будет: фундаментальный недостаток, обусловленный малостью их территории. Наши же Бурёнки кушают на "воле" свежую травку, молоко и масло от них экологически чистое. Это зелёное раздолье заливных лугов можно превратить в валюту! На Западе публика в последнее время помешалась на экологически чистых продуктах и готова платить за них большие деньги. Вот вам и фронт работ!" - с видом победителя, я завершил свою пламенную речь, чувствуя себя, по крайней мере, министром сельского хозяйства. "Нужно возродить стада молочного скота и организовать рекламу товара на Западе!" - завершил я свою мысль.
"Но тогда это молоко и на внутреннем рынке будет стоить дорого. У нас ведь такая манера хозяйствования, вспомни про цены на бензин. С нашими зарплатами в "оборонке", российского молока и масла мы с тобой никогда не увидим, может быть, только - если австралийское! И где взять средства не воссоздание стада?", - сказал мой московский знакомый.
"Необходимо дать селу беспроцентную ссуду и снять налоги, хотя бы на время, пока деревня не встанет не ноги. Так поступают во всём мире. Везде фермеров государство дотирует, на самом деле дотирует всё общество - ведь дешёвое молоко пьют все. Процветающее сёльское хозяйство позволяет содержать в порядке всю территорию стран: угодья ухожены, дороги, постройки - в порядке. Впрочем, и советская система тоже дотировала сельское хозяйство. Помнишь разговоры про "черную дыру", куда проваливались без заметной отдачи огромные государственные средства. Совхозная система была не эффективна, да и воровали в совхозах, в основном, в нижнем звене: тащили, что можно - стройматериалы, корма, бензин".
"Нынче, если большие деньги выделить на дотации, то их разворуют сразу уже на самом "верху". Те, кто запланирует бюджетные дотации, те сами их и разворуют. Льготы уже предоставляли при Гайдаре. Когда чиновники сверху донизу коррумпированы, то они найдут способ украсть, хоть при дотациях, хоть при льготах, да ещё поделятся с "правоохранительными" органами. Когда раньше колхозник воровал мешок комбикорма или стройматериалы, то ворованное в стране оставалось, выращенная свинка попадала на рынок, отремонтированная изба украшала деревню. Теперь же ворованные деньги утекают из страны: строятся виллы в Испаниях, пухнут счета в швейцарских банках", - завершил я разговор.
Пока мы с московским знакомым планировали стратегию выхода страны из кризиса, местный мужик неуверенно чесал затылок...
"Какая-то мрачная картина получилась, хоть что-нибудь светленького можно найти?" - сказал я. "Конечно, можно", - ответил мой московский знакомый. "После такой длительной эпохи развала, у нас есть много мест, где есть возможность приложить мозги и руки. Жизнь в России сегодня не скучная: борьба, стрессы! А вот на сытом, чистеньком Западе всё есть, всё ухоженно, всё сыто и удобно, всё происходит размеренно, по закону. Но жизнь там людей не очень радует - однообразна, монотонна. В Швеции, где давно построен образцовый социализм, зафиксирован наивысший процент самоубийств. Люди на земле, видать, плохо приспособлены к хорошей жизни". "Ну, ты, действительно, порадовал", - ответил я, - "Теперь нам с тобой стало гораздо легче! Но всё же не забудь, на всякий случай, что продолжительность жизни в Швеции, даже с самоубийствами, выше, чем у нас".
На горизонте показалась тучка. Начал накрапывать дождь. Я люблю летний, тёплый дождик. Дождь усилился, превратился в ливень, косые струи забарабанили в стёкла веранды и по крыше. Вокруг - брызги, а на веранде сухо, пахнет травой и дождём.
С веранды хорошо виден пруд. В нашей деревеньке нет больших озер, как в Яблоньке или на Валдае. Зато имеется пруд, который когда-то был хрустально чистым - со дна бьют студёные ключи, отсюда и название деревни - Студенцы. Пруд постепенно зарастает. Его необходимо периодически чистить. Вообще, в этом Мире за всем нужно внимательно следить, ухаживать, и всё, время от времени, обновлять и чистить. Жаль, что хозяева нашей земли про это забыли!
29 апреля 2005 года.