Провода натянуты до звона
Паутиной поднебесных жил.
Оскверненной и затасканной иконой
Мир свисает с порванных стропил.
Облака бездушной парусиной
Гнут вершины недоступных скал.
Кто сказал, что люди, как машины,
Не живут, не мыслят, кто сказал?
Бред полУночный! Налей ещё стопарик,
Обожжем себя, браток, ещё разок.
Наша жизнь, как уличный фонарик,
Отсияеит - и погаснет огонёк.
И раскинет руки необъятная
Недострелянною птицею весна,
И сорвется с крыши вниз проклятая
Золотой монетою луна.
Вбрызги, в искры разнесёт "Байкальская"
И потянется жевачкой сон,
И привидится вода ангарская,
И услышится кедровый звон.
Что-то брат коты орут на улице,
Снова в моде их помойные пиры
Что-то брат я рано стал сутулиться
Что-то кашлять начал сильно до поры...
Наливай ещё и чёрт с ним, будет хуже,
Но избавлюсь от тоски на пару дней.
Я от водки мыслить стану Уже
Рссмотрю людей среди свиней.
Мягко, аккуратной электричкой
Подошла зима в единый срок
Снег, как дым от отсыревшей спички
Наискрился, наклубился впрок.
Где-то далеко моя родная
Свыклась видимо с капризами судьбы
Я бы покатался на трамвае,
Но трамваи здесь похожи на гробы
Что же, брат, давай по третьей что ли?
Нам похмелье - словно дым от сигарет,
Мы привыкли с головною болью
Выходить из дома чуть рассвет.
Лбы - карнизы, рты - подъезды,
Окна - желтые глаза,
Грудь - дороги и разъезды,
Одеяло - небеса.
Провода натянуты как нервы,
Все гудят предельною струной,
Я не крайний, не последний и не первый,
Ты, браток, не пятый, не второй.
Что пройдёт, промчится, испарится.
Что погибнет, то воскреснет вновь
Только, брат, нам ангелами птицы
Будут петь про вечную любовь.