Художник

Кира Валерьевна
Из глаз льются слезы, да, сука, я плачу.
 Музыка орет. Muse. «New born».
 Меня трясет в лихорадке, в шоке, в электрошоке, я вижу себя в зеркало: белого, безволосого, худого.
 Меня тошнит от отвращения к самому себе.
 Талант.
*****.
 Следующая песня, моя пляска святого Витта продолжается.
Один альбом, второй, сколько длятся эти конвульсии – час, два?.. Красное марево застилает глаза, я потею, и это меня не красит.
 Урод.
Я падаю на пол, потому больше не могу, потому что мышцы сводит и нет сил видеть себя в зеркале, по лицу текут слезы.
 И я ползу в коридор, двигая только руками, цепляюсь за пол рукой и подтягиваю тело.
По деревянному паркету...
Я выползаю в коридор и переворачиваюсь на спину. Мне нужно наверх, на крышу, к небу… Цепляясь руками за ножку стола, с трудом, с соплями и стонами, подымаю себя. Высовываюсь в окно по пояс, дергаю провод антенны.
Да я знаю, что то, что я делаю – безумие, но – знаете что? Идите на хер!
Повисаю на проводе всем телом.
Подтягиваюсь и ползу по веревке вверх, как в школе.
 Где ты, Илларион Васильевич, так любивший звать меня ничтожеством?
 Радуйся, сука, у меня все так же нет бицепсов, я все такой же худой и тщедушный, я не умею ползать по канату, но на высоте девяти этажей приходится, и я, твою мать, смогу! Мне становится смешно – ЧТО я себе докажу, взобравшись на крышу? Что?
Руки соскальзывают, провод режет пальцы, из глаз текут слезы.
Меня снова трясет от холода, от собственного идиотизма.
 Слишком, слишком холодно.
 Сантиметр за сантиметром вверх, я переваливаюсь через бетонный бортик и смотрю вниз, на муравьев, имитирующих моих братьев и сестер.
Я это сделал, мать вашу, я это сделал, волна идиотического восторга захлестывает меня. Валюсь в снег, раскидываю руки. Снег отравляет мое сознание.
 Я – крест.
И ору, во весь голос ору небу.
Я ТУТ, ТВОЮ МАТЬ, Я ТУТ,ТУТ,ТУТ!!! – ору и ору, пока не садится голос, и тишина не пинает моё тело.
— Эй, парень…
*****, здесь кто-то есть!
Меня скручивает от ненависти к себе, к людям. Cломя голову ныряю в люк, плевать на лестницу.
 Разбиваю колени, локти, несусь в квартиру, сбив старуху-соседку.
Дом.
Мой, мечусь по квартире, задевая углы, ударяясь о стены, в ванной сворачиваюсь в позе эмбриона на стиральной машине, меня душат стыд и ненависть к самому себе.
 Звонит телефон.
— Алан, на Пушке…
— К черту – ору я – к черту…
Слезы высыхают.
Одеваюсь.
Как идиот?
Наверно.
Бархатный костюм.
Без пальто и куртки.
Цилиндр и шарф.
Грязные патлы.
На улице почти минус двадцать.
Во двор, мимо друзей, мимо домов, до подворотни, стоит, курит.
Подхожу к ней, скороговоркой выпаливаю:
«Сегодня я сдох!».
 И убегаю, быстро, очень быстро… Третий месяц она курит в подворотне, а я…я заговорил с ней, черт возьми…