Лето медленно умирало, корчась в предсмертных муках. Оно ещё пыталось обмануть невыносимо жаркими днями и ночами, но я знала: жить ему оставалось всего сутки. На календаре было 31 августа.
Сентябрь в нашем городе мало чем отличается от августа: такой же душный, с ярко-зелёной, ну, может быть, чуть тронутой желтизной листвой на деревьях. Но я всегда болезненно ощущала именно этот переход – от лета к осени. Он, самый, пожалуй, незаметный, каждый год оборачивался для меня ужаснейшей депрессией. Каждое прошедшее лето – это целая маленькая жизнь. Бесполезная. Неслучившаяся.
С детства мне казалось, что, если и произойдёт со мной что-нибудь хорошее, то непременно летом. Сказочный принц не смотрится на фоне снегов или весенней грязи. Он может прискакать на своём белоснежном коне только летом – по бушующей, нагло сияющей зелени, в прозрачный солнечный день. Другое, как говорит моя подруга, - не вариант. Вот я окончила школу, вот выпускной вечер – ну же, чудо, случайся!.. Не случилось. Мальчик, которого я любила с восьмого класса, так и не пригласил меня на танец. Что ж, подождём ещё немного. Вот мы всей семьёй едем к морю – среди пальм и золотых песков я непременно встречу Его. Ну же!.. Не встретила. Ещё одно лето прошло в пустых ожиданиях. И так каждый раз.
До следующего лета оставалось ждать девять месяцев. Я легла на пол, приняв свою любимую позу – поджала колени к подбородку. Поза боли, как я её называла. Когда что-то болит, хочется сжаться, стать меньше в объёме: так легче справиться. Ведь когда ты большой – и болит сильнее.
Неужели опять идти по осенним аллеям, заваленным мокрыми гниющими листьями, одной? По улицам, покрытым первым грязным снегом – одной? Встречать ужасную городскую весну, от которой хочется не стихи писать, а повеситься, потому что душат авитаминоз и усталость, - одной?..
«Давай проводим наше лето», - набрала я SMS холодными пальцами. Даже в жару у меня холодные, почти ледяные руки. Значит, по народной примете, - горячее сердце.
Ответ пришёл на удивление быстро (а я-то ожидала, что меня вновь проигнорируют): «Есть предложение?»
«Да, женись на мне, и мы родим кучу детей», - подумала я с досадой. Ведь знала, что, даже если он опять надумает жениться, моя кандидатура не подвергнется рассмотрению.
«Покурим кальян с розовым табаком».
У меня был и кальян, и розовый табак (брат недавно приехал из Турции). Но я не знала, как его курить. И вообще, считала это вредным, нехорошим излишеством. Но такое «предложение», по-моему, было оригинальным.
-- «Я – за!»
-- «Когда и где?»
Молчание.
Звонить мне не хотелось. Его тягучий голос действовал как наркотик. Я не могла ни в чём отказать, когда слышала даже самые незатейливые фразы, сказанные этим голосом. Сам тембр так меня завораживал, что в ответ на «почисти картошку», я бы кинулась ему на шею. Но он никогда не просил меня почистить картошку. Он вообще ни о чём меня не просил. Наверное, любое моё вмешательство в его жизнь было ему неприятно.
-- «Так всё-таки, где и когда?»
-- «Я свободен после 22:00».
После 22:00?! У нас останется только два часа! А потом – лето кончится.
-- «Какое совпадение! Я тоже. Тогда где?»
Молчание.
Я готова было разбить телефон. Он издевался. Мстил. Мстил мне за мою же им поломанную жизнь.
Он позвонит ближе к вечеру. Я знала. Он ненавидел меня, но не мог отказаться от встречи. Я бы тогда назвала его трусом и засмеяла до полусмерти. Я слишком метко била по слабым местам его характера. Он уважал меня за это. И ненавидел.
Так, однако, было не всегда. Сарказм – это, конечно, у меня в крови. Но над ним я сначала не смеялась. Наоборот. Я смотрела ему в рот, когда он говорил, и ощущала себя маленькой глупой девчонкой. В области литературы и живописи я бы заткнула его за пояс, потому что он не любил акварели Альбрехта Дюрера (а точнее, никогда их в глаза не видел), а о существовании Хорхе Борхеса даже не догадывался (впрочем, Хорхе давно уже не существовало). Но в плане жизненного опыта – о! Он мог, думала я, дать мне сто очков форы, потому что напоминал морского волка или умудрённого старца. Не хватало только отрешённого взгляда и убелённости сединами.
А ещё он казался мне честным. В первый же вечер выложил всё о себе: что был женат, что у него есть дочка, что он в юности браконьерничал…
Я растаяла и тоже покаялась в грехах: отдалась, мол, человеку, который оказался последней сволочью. Да что там «оказался»! Хуже всего, что я об этом знала с самого начала…
Потом были ночные купания под луной. До удивления целомудренные. Помню, мы стояли по пояс в воде, и я стала дрожать мелкой дрожью – не то от холода, не то от волнения. Он обнял меня, и я боялась пошевелиться, несмотря на то, что моё бедное тело терзали одуревшие от такой удачи комары.
Он даже не поцеловал меня. Отвёз домой, донёс пакет с мокрым полотенцем, пожал руку. И тогда меня осенило: он не воспринимает меня как женщину! Я для него бедный ребёнок, которому не с кем пойти на пляж или просто поговорить!
Если бы это было так…
Он сказал это в лоб. Я даже опешила.
-- У меня к тебе сильное влечение. Но ничего большего обещать я не могу. И не буду. Ты понимаешь?..
«Бедный ребёнок»? Как бы не так! Вместо того чтобы развернуться и гордо уйти, я на целый год сделалась его пленницей.
Он тяготился моим обществом. Я доставала его насмешками и издёвками. Я неплохо играла бесчувственную стерву. Он пропадал, скрывался от меня, и я не могла его ни в чём упрекнуть: он ничего никогда не обещал.
Он привозил меня в квартиру, где на столике стояла фотография невзрачной простенькой девушки. Он вызывающе смотрел на меня, но я так и не спросила, кто это. Зачем спрашивать? – если мужчина держит на своём столе фотографию женщины, она слишком много для него значит (женщина, а не фотография).
Я готова было взвыть от того, что её любят, а меня используют. И я мстила.
Однако было уже девять вечера. Телефон молчал. Пора напомнить о себе:
-- «Ты говорил, что у тебя плохая память. Но я не думала, что настолько».
Звонок:
-- Я задержусь на работе. Подожди меня немного, хорошо?
Лето заканчивалось. А он не понимал этого.
Десять. Половина одиннадцатого. Десять тридцать три. Звонок:
-- Я уже возле твоего дома. Выходи.
Взяла кальян. Табак. Ключи. Пижаму.
Он выглядел усталым. Не удостоил меня даже традиционным чмоком в щёчку. Мы оба были слишком злы.
-- Ну, вези меня.
-- Куда?
-- Как – куда? Что мы, кальян в машине, что ли, курить будем?
-- А что?
Он впервые не хотел везти меня к себе.
-- У меня просроченная членская карточка, да? Ты поэтому не хочешь пускать меня к себе?
Он раздражался всё сильнее:
-- У меня просто не прибрано. Я не рассчитывал принимать гостей.
-- Точнее – ты уже принял гостей. И это не я.
-- У меня дома никого нет!
-- У тебя труп в ванной? Филиал ГЕСТАПО на дому? Ты открыл пыточную комнату? А… Ты меня боишься. Ничего, потом пригласишь батюшку, и он всё освятит, окропит святой водой. После меня.
-- Ты можешь говорить нормально?! Без подколов и издёвок, без сарказма?!
Началось. Сейчас он обвинит меня в бессердечности, да так ловко, что я даже почувствую угрызения совести. Нет-нет, он завёл какую-то новую песню. Что? Ах, он устал. Вкалывает, как вол, с утра до вечера. Ага. Что ещё? Он уже проходил всё это: свидания, театры, первые поцелуи… Ну-ну. А я вот не проходила. Не повезло мне с этим. У меня всё началось с конца, и я думала, что постепенно дойду до этих самых свиданий и роз с конфетами. Не вышло… О, кажется, монолог подходит к концу:
-- В общем, я не для тебя. Не знаю, почему ты до сих пор не встретила хорошего парня. Хотя, с твоим-то характером… Я не знаю. Ты это, ходи на дискотеки, что ли… В кафешки разные – ты ж молодая, красивая. А я…
Здесь по сценарию должен был последовать картинный взмах рукой, обозначающий обречённость и тщетность попыток что-то изменить.
Пора. Лето кончалось.
-- Я желаю тебе найти хорошего доброго парня. Эдакого мускулистого блондина…
-- Я вообще-то брюнетов люблю.
-- А как же я?
Он был шатеном.
-- Это лишний раз доказывает, что наша встреча была ошибкой. Кстати, который час?
Он оторопел. Потом взглянул на часы:
-- Две минуты первого.
-- Пора. С днём знаний тебя. Прощай.
Я брела по безлюдной улице с кальяном под мышкой.
Я была первой, кто встретил этот сентябрь.