Русские корни зеленого анархизма

Виктор Постников
 
Аннотация
Современная идеология «зеленых» и глубинных экологов во многом опирается на принципы, разработанные русскими народниками и анархистами, в частности, Бакуниным, Толстым и Кропоткиным. В статье делается попытка критически переосмыслить их философское наследие, представляющее большой интерес для радикальных экологов.


Введение

Анализируя влияние различных философских систем на сегодняшнее экологическое сознание, мы приходим к двум, специфически русским явлениям, лежащим в основе глобального экологического движения. Одно из них – Народничество, с его бунтарским анархическим крылом, глубоко повлиявшим на большевистскую революцию 1917 года и продолжающим влиять со все возрастающей амплитудой на западные промышленно-развитые страны. (Мы легко можем проследить это влияние в республиканской Испании 1930-40-х годов, молодежных бунтах 1960-х годов; еще более очевидный пример – выступления сегодняшних антиглобалистов). Другим русским следом в «зеленой революции» – хотя и лежащим на противоположном полюсе – является учение Льва Толстого о непротивлении злу насилием, священности природы и жизни, и всеохватывающей, универсальной любви. Позднее этот принцип нашел отклик и развитие в жизни Махатмы Ганди – великом индийском социальном активисте, боровшимся за независимость Индии и справедливо признаваемым крестным отцом всех пацифистов и антимилитаристов мира.

 Анархизм получает новое рождение в наше время ввиду глобального экологического кризиса и отчаянных поисков новых ценностей. В отличие от различных экстремистских кругов, как справа, так и слева, эксплуатирующих принципы анархизма иногда с удручающими результатами, мы неожиданно становимся свидетелями того, как анархические идеи проникают в теории современных системных теоретиков и глубинных экологов. Западная парадигма, основанная на механистическом и консумеристском мировосприятии с неохотой, но все же уступает давлению «холистической» науки, с ее этической, экологической и социальной доминантой. К сожалению, за последние 80 лет с лишним, историческое наследие русских анархистов не было востребовано в России. До самого последнего времени работы Бакунина, Кропоткина и Толстого содержались в спецхране, а их заграничные издания были доступны лишь западному читателю. Поэтому наша общественность, а в особенности молодежь, плохо знакома с философией этих оригинальных и бесстрашных русских мыслителей.
 В данной статье читателю предлагается краткий очерк о тех направлениях русской анархистской мысли, которые вносят значительный вклад в современное экологическое сознание. Автор полагает, что эти идеи вдохновят молодых борцов за экологическую и социальную справедливость.

1. Ненависть к государству

Кто такие народники и анархисты? Для ответа на этот вопрос, надо окунуться глубоко в русскую историю, следуя Н. Бердяеву, вплоть до раскольников 17-го века или даже татаро-монгольского ига. Русское сознание находилось под давлением государства с самого начала и до последнего момента. Сначала это были монголо-татары, завоевавшие Русь и держащие ее в страхе и повиновении. Затем пришли цари-деспоты, которые пытались перещеголять своих восточных хозяев в жестокости и хитрости. Именно цари беспредельно расширяли государственные границы, завоевывая обширные территории Сибири и проживающие там многочисленные народы. Огромные пространства нельзя было удержать без насилия, следы которого мы обнаруживаем в исковерканных культурах и сознании многих коренных народов.

 Другая трещина в русском сознании возникла в результате движения раскольников. Вспомним историю. Огромное государство не могло удержаться исключительно на одной власти царя, требовалась вера – и в ее насаждении особенно усердствовала официальная церковь. Однако народ сохранял свои древние обычаи и не желал принимать официальную доктрину. Священник Аввакум открыто выступил против церкви. Его выступление всколыхнуло огромные массы людей и приняло форму всенародного сопротивления (потом такое же выступление против церкви, правда, гораздо более локальное, предпримет Толстой). Раскольники полагали, что государством и церковью правят злые силы – интересно, что это представление сохранится в народе вплоть до настоящего времени. Имена народных вожаков, таких как Разин, Пугачев, а впоследствии, и Декабристы, всегда звучали для русских как сладкая музыка.
Во многих отношениях диссиденты последнего времени, уже в советские времена, напоминают по своему духу революционные выступления 17 – 19 вв. против государства-империи; все они несут отпечаток поиска града Китежа -- царства справедливости, в котором народ, наконец, обретает свою духовную свободу.

2. Столкновение с западными идеями

Столкновение с западными идеями и культурой оказало огромное влияние на русское сознание, начиная с конца 17 века. Петр Первый, по-видимому, самый отчаянный русский император, попытался вытащить Россию из ее патриархального прошлого и привить ей нормы европейской цивилизации. Однако его усилия привели к непредвиденным и противоречивым результатам. Это был еще один удар по сознанию русских. Бердяев пишет по этому поводу:

«От прикосновения Запада в русской душе произошел настоящий переворот и переворот в совершенно ином направлении, чем путь западной цивилизации. Влияние Запада на Россию было совершенно парадоксально, оно не привило русской душе западные [демократические] нормы. Наоборот, это влияние раскрыло в русской душе буйные, дионисические, динамические, а иногда и демонические силы… Столкнулись Россия бытовая, унаследованная от прошлого, дворянская, купеческая, мещанская, которую поддерживала империя, и Россия интеллигентская, духовно и социально революционная, устремленная в бесконечность, ищущая Града Грядущего.» [1]

Такое патологическое усвоение западных идей присутствует на протяжении всей русской истории (и настоящее время не исключение).
 Запад всегда считался барометром русской жизни, точкой отсчета, а также модой. Вспомним, как русские аристократы бегло говорили на французском в восемнадцатом и девятнадцатом веках, как интеллигенция усваивала западные идеи. Однако внутренняя неприязнь к насаждаемым сверху канонам, широта и разнообразие культурного ландшафта не позволили правителям легко пересадить западные этические нормы на русскую почву. Русская душа раскололась на восторженное отношение к Западу и поиск самоидентичности. В результате психологического преодоления этого раскола родилась универсальная социальная доктрина, превосходящая как «западные», так и «восточные» культурные парадигмы. Появились два специфически русских движения, с характерным экологическим звучанием: народничество и анархизм.

3. Народники

Ненависть к государству и любовь к простым людям, живущие в народе со времен раскольников, перешли по наследству к народникам. Последние начали кампанию за освобождение личности от гнета властей, в частности, крестьян от помещиков, и задержку капитализма, при котором земля становилась товаром. Великая русская литература служила для них путеводной звездой. Вот что пишет Бердяев:

“На вершинах своего творческого пути русский гений остро чувствовал свое одиночество, оторванность от почвы, свою вину и бросался вниз, хотел приникнуть к земле и к народу. Таковы Толстой и Достоевский. Народническое миросозерцание носит теллурический характер, оно зависит от земли”.

Заметьте, «чувствовал вину». Это специфическое русское чувство -- вина и покаяние по отношению к земле и людям. Насколько оно отличается от западной рационалистической демократии! Это чувство вины возникает еще и от того факта, что большинство поборников крестьянского социализма были выходцами из интеллигенции (хотя и обедневшей) и пользовались привилегиями высших классов. Для них люди и земля были неотделимы друг от друга, и поэтому должны быть спасены одновременно. Народники верили в особые пути развития России, в возможность миновать западный капитализм, в предназначение русского народа разрешить социальный вопрос лучше и скорее, чем на Западе, а именно через крестьянские коллективные хозяйства, т.н. «общины».

 Первым, кто выразил эту идею, был, по-видимому, Александр Герцен (1812-70) – зaмечательный русский человек и талантливый писатель, обладающий ясным видением необходимости социальной трансформации в России на основе традиционных ценностей крестьянского общинного сознания. Живя в изгнании в Лондоне, он основал вместе с Н. Огаревым первый “диссидентский” журнал “Колокол” (1857) с целью пробудить антигосударственные настроения в царской России. У Герцена был блестящий литературный стиль, сочетающий в себе страстность и глубокие философские прозрения, характерный для всей русской литературы 19-го века. Перечитывая сегодня его эссе, мы поражаемся глубине поставленных им экзистенциальных вопросов, и тому, как мало, по сути, было найдено на них ответов. [2] Раскрывая далее психологию народников, Бердяев пишет:

“Русскому народу всегда были чужды римские понятия о собственности. Абсолютный характер частной собственности всегда отрицался. Для русского сознания важно не отношение к принципу собственности, а отношение к живому человеку. И это, конечно, было более христианское сознание.”.

Все народники идеализировали крестьянский образ жизни и подчеркивали присущую ему нравственность и духовность. Их отношение к государству было крайне негативно, в особенности это характерно для всей последующей анархистской идеологии. В 1870-х годах революционно настроенная народническая молодежь отправилась вдоль рек -- Волги, Днепра и Дона – подстрекая крестьян на выступления против помещиков и царского режима. Но крестьяне оказались слишком вялыми в восприятии идей народников; некоторые считали их проявлением барского чудачества. В итоге, несколько тысяч молодых зачинщиков были схвачены и отданы под суд. Многих из них потом сослали, другие умерли, не выдержав испытаний, или сошли с ума.

 Государственные репрессии вызвали новую волну революционной активности. Сопротивление приняло тайный, индивидуальный и террористический характер. Некоторые народники организовали террористические группы, такие как Народная Воля, члены которой убили Александра II в 1881 г. Долгожданные демократические реформы были отложены, и страна оказалась ввергнутой в политический хаос. С этого момента импортированный с Запада марксизм стал приобретать все большую популярность. Он вытеснил идеи народного социализма (к тому времени достаточно скомпрометированные террористами) и заменил их пролетарской революцией. После 1917 г. новое марксистское государство, не гнушавшееся, впрочем, террористических методов, установило жесткий контроль над своими гражданами. Страна, описав большой исторический круг, снова оказалась в руках деспотов, хотя на этот раз они были вооружены не православной религией и самодержавием, а «научным» коммунизмом.

4. Бакунин: Один против двух… империй

Одним из самый влиятельных теоретиков негосударственного социализма, был Михаил Бакунин (1814-76), лидер русского и международного анархизма в 1860-х и 70-х годах, друг Александра Герцена и яростный противник Карла Маркса. Ему принадлежит известное изречение: “Страсть к разрушению – творческая страсть”, которую, к сожалению, многие из его сторонников приняли слишком буквально. Вся ненависть к государству и церкви, накопленная в русской истории, внезапно выплеснулась в жизни этого человека. Его цель была настолько же благородной, сколь и безумной: разрушить две величайшие мировые империи – российскую и австрийскую – и освободить порабощенные народы. Несмотря на всю фантастичность такой идеи, казалось, он был близок к ее осуществлению. Его подстрекательские идеи насчет упразднения государства и церкви и установления свободных, управляемых рабочими, предприятий встретили восторженную поддержку среди крестьян и рабочих по всей Европе, и яростное сопротивление со стороны властей. Все монархи были не на шутку встревожены. После разъездов по Европе и подстрекательств, он был схвачен и приговорен к эшафоту. Однако саксонский король заменил топор вечной тюрьмой, потом, без всякого основания передал Австрии. Там его приковали к стене и в этом положении он пробыл полгода. Наконец, Австрии наскучило кормить чужого преступника; она предложила его России. Александру II пришлось посадить его Шлиссельбург, где Бакунин отсидел еще несколько лет, а затем направить его на вечное поселение в Восточную Сибирь. Как пишет Герцен, «Бегство Бакунина замечательно пространствами, это самое длинное бегство в географическом смысле. Пробравшись на Амур под предлогом торговых дел, он уговорил какого-то американского шкипера взять его с собой к японскому берегу. В Хакодате другой американский капитан взялся довести его до С.-Франциско» . После пересечения Америки, он с тем же упорством плывет в Европу, намереваясь на этот раз обязательно «отплатить» австрийскому монарху… [3]

В 60-х и 70- годах авторитет Бакунина возрастает по мере того, как он участвует во всех европейских революциях и пытается ввести анархические принципы в 1-й Интернационал. Он спорит с Марксом, т.к. вообще недолюбливает немцев и считает, что государственность – немецкое влияние. И Бакунин предсказывает, что, если в какой-нибудь стране осуществится марксизм, это будет страшная тирания. История полностью подтвердила его опасения.

Бакунинские идеи о негосударственном социализме становятся особенно привлекательными сегодня, когда мы видим, с одной стороны, неспособность авторитарных и технократических государств в централизованном порядке решить насущные социальные и экологические проблемы, а с другой – стремление во всем мире к свободным, самоуправляемым экологическим общинам. В этом отношении интересно отметить весьма скептическое отношение Бакунина к рациональным теориям. В частности, он не доверяет науке и ее способности организовать общество на справедливых началах – точка зрения прямо противоположная Марксу. Он пишет:

"Нельзя допустить, чтобы науки правили над жизнью, никому не позволено проявлять насилие над жизнью… То, что я проповедую, есть, следовательно, до известной степени бунт жизни против науки или, скорее, против правления науки, не разрушение науки, -- это было бы преступлением против человечества, -- но водворение науки на ее настоящее место, чтобы она уже никогда не могла покинуть его.» [4]

В работе «Всестороннее образование» он дает уничтожающую критику ортодоксальной науке, прекрасно понимая, как государство использует ее в качестве своего главного орудия:

"Что составляет ныне главную силу государства? Наука. Наука, правительственная, административная и наука финансовая; наука, учащая стричь народное стадо, не вызывая слишком сильного протеста, и когда оно начинает протестовать, учащая подавлять эти протесты, заставлять терпеть и повиноваться; наука, учащая обманывать и разъединять народные массы, держать их всегда в спасительном невежестве, чтобы они никогда не смогли соединившись и помогая друг другу, организовать из себя силу, способную свергнуть государство; наука военная прежде всего, с усовершенствованием оружия и всеми ужасными орудиями разрушения, «творящими чудеса»; наконец, наука изобретателей, создавшая пароходы, железные дороги и телеграфы, которые служа для военных целей, удесятеряют оборонительную и наступательную силу государств; телеграфы, которые, превращая каждое правительство в сторукое или тысячерукое чудовище, дают им возможность быть вездесущими, всезнающими, всемогущими -- все это создает чудовищную политическую централизацию, какая только существовала в мире.»

Замените слово «телеграф» на «интернет» и мысли Бакунина окажутся удивительно знакомыми. Более того, его социальная критика ортодоксальной науки совпадает с современной критикой ньютонианско-декартовой науки системными теоретиками и экологами. (См. напр., книгу Фритьофа Капры «Поворотный пункт» (1982), в которой проведен глубокий анализ кризиса западного общества, вызванный устаревшей научной парадигмой.)


5. Просветленный анархизм Кропоткина

В отличие от террористов радикального фланга, таких как Нечаев, которые, в конце концов, и привели к большевистской революции, идеологи народничества -- А. Герцен, М. Бакунин, П. Лавров, Л. Мечников, П. Кропоткин -- были высоко образованными людьми из дворянства, с пробужденным “экологическим” сознанием, как мы понимаем его сегодня. Среди них выделяется Петр Кропоткин (1842-1921) -- вероятно, самый влиятельный теоретик анархизма, ученый с колоссальным кругозором и бесстрашный революционер. Его работы в области географии, геологии, биологии, экологии, метеорологии, палеогеографии, минералогии составили целую эпоху, причем наиболее значительные открытия сделаны в биологии. Он был первый, кто теоретически обосновал важность взаимопомощи и взаимозависимости между людьми и животными, между людьми и окружающей средой

 Проанализировав все виды живой материи с эволюционной точки зрения, Кропоткин публикует в 1902 г. свой знаменитый труд  "Взаимопомощь как фактор эволюции". Экспедиция в Сибирь позволила ему тщательно изучить поведение животных и сформулировать основы теории взаимопомощи между животными. Эта работа находилась в резком противоречии с бытовавшими тогда представлениями о природе как «борьбе за выживание», которые распространяли такие дарвинисты как Т.Х. Гексли. Главная идея Кропоткина – взаимное истребление несовместимо с эволюцией. Он указывал, что взаимопомощь необходима и для развития человеческих сообществ: примитивные народы использовали инстинкты, свойственные всем биологическим видам; причем взаимопомощь выражена тем сильнее, чем на более высокой эволюционной ступени находится данный вид. Это открытие значительно обогатило и уточнило теорию Дарвина.

Наблюдая за бедностью и тяжелой жизнью народа во время своих путешествий по России, в особенности по Сибири, и будучи человеком неравнодушным, Кропоткин переходит в стан революционеров. В 1872 г., посещая Швейцарию, он знакомится с идеями Бакунина и становится их горячим сторонником. Немедленно по возвращении в Россию, он вступает в кружок Чайковского [5], намереваясь заниматься революционной пропагандой, но в 1874 г. его арестовывают и заключают в тюрьму. После побега, он решает уехать из России и живет в разных странах Европы. В этот период им написаны главные труды по теории анархизма, он также редактирует влиятельный английский научный журнал Nature. В 1917 г. он решает возвратиться в Россию, но не принимает революцию большевиков, считая их новыми якобинцами. Однако его всемирная репутация как ученого и революционера настолько велика, что большевики (Ленин) не решаются его арестовать, и он спокойно доживает свой век.

Используя современную терминологию, можно сказать, что кропоткинское научное видение «холистично», т.е. целостно (в отличие от фрагментарной официальной науки), т.к. он сводит экономические, политические и моральные аспекты науки в единый контекст. Сегодня отчуждение «рациональных» наук от моральной и эмоциональной ткани жизни рассматривается многими как одна из самых трагических ошибок цивилизации (интересно, что подобные идеи, хотя и в несколько другом контексте, выражают многие визионеры постиндустриальной эры, например, упоминавшийся уже системный теоретик Фритьоф Капра и пионер экопсихологии Теодор Роззак).

Социальные экологи и «зеленые» анархисты проявляют значительный интерес к идеям Кропоткина. В частности, Мюррэй Букчин одним из первых указал на социальные корни экологического кризиса. По его мнению доминирование человека над природой тесно связано с доминированием одних людей над другими (о чем, кстати, говорил еще Маркс).


6. Учение Толстого

На другом полюсе русской философской, в частности анархистской, мысли мы видим Л.Н. Толстого (1828-1910), великого мыслителя и знаменитого писателя. Психологически он близок к народникам, но его гений превосходит их по глубине экзистенциальных вопросов. Мир никогда еще не сталкивался с такими напряженными духовным поисками. Толстой восстает против цивилизации, против ее лжи, и в этом отношении он не меньший, если не больший, анархист, чем Бакунин. Толстой не признает насилие ни в каких его формах (влияние буддизма), он против какого бы то ни было государственного контроля, он отвергает технологический «прогресс», не любит культурную элиту. Фактически Толстой рассматривает культуру как подмену настоящей жизни, как ложь господствующих классов. Он переписывает Евангелие с целью создания универсальной религии и проповедует ненасилие как главный принцип будущего социального устройства. Его рецепт счастливого будущего человечества прост и состоит из пяти условий (под которыми бы подписался любой современный экологист) [6]:

1)Жизнь, при которой не нарушена связь человека с природой, т.е. жизнь под открытым небом, при свете солнца, при свежем воздухе; общение с землей, растениями, животными,

2)Труд, во-первых, любимый и свободный, во-вторых, физический, дающий аппетит и крепкий, успокаивающий сон,

3)Семья и радостное общение с детьми,

4)Свободное, любовное общение со всеми разнообразными людьми мира.

5)Здоровье и безболезненная смерть.

Там же, Толстой пишет:

«Чем выше то мирское счастье, которого достигли [люди], тем меньше они видят свет солнца, поля и леса, диких и домашних животных. Многие из них …доживают до старости, раз или два в жизни увидав восход солнца и утро и никогда не видав полей и лесов иначе, чем из коляски или из вагона, и не только не посеяв и не посадив чего-нибудь, не вскормив и не воспитав коровы, лошади, курицы, но не имея даже понятия о том, как родятся, растут и живут животные. Люди эти видят только ткани, камни, дерево обделанное людским трудом. И то не при свете солнца, а при искусственном свете; слышат они только звуки машин, экипажей, пушек, музыкальных инструментов; обоняют они спиртовые духи и табачный дым; едят они по слабости своих желудков большей частью несвежее и вонючее. Переезды их с места на место не спасают от этого лишения… И в деревне и за границей, куда они уезжают, у них те же камни и дерево под ногами, те же гардины, скрывающие от них свет солнца; те же лакеи, кучера, дворники, не допускающие их до общения с землей, растениями и животными. Где бы они ни были, они лишены, как заключенные, этого условия счастья. Как заключенные утешаются травкою, выросшей в тюремном дворе, пауком, мышью, так и эти люди утешаются иногда чахлыми, комнатными растениями, попугаем, собачкой, обезьянкой, которых все-таки растят и кормят не они сами.»

В конце своей жизни его отчуждение от общества достигает предела; он порывает с церковью и семьей, и один проповедует ненасилие среди безумия надвигающихся революций и войн.
 В советское время, как и в царской России, религиозные и философские произведения Толстого – по сути, вершина его гения – игнорировались и прятались от широкой публики. Его «странные» привычки (вегетарианство и простота жизненного уклада) подвергались насмешке, а его социальная критика использовалась режимом в своих целях.


7. Наследие русского анархизма и левый биоцентризм

Оглядываясь на философское наследие Герцена, Бакунина, Кропоткина и Толстого, мы видим несколько характерных сторон русского анархизма. Каждая сторона имеет свою собственную глубину и в то же время уравновешивает остальных. Можно сказать, что Герцен и Бакунин олицетворяют страсть к свободе и справедливости, Кропоткин – альтернативную науку, Толстой – веру в святость жизни. Все они отражены в современном зеленом движении и незаменимы для будущего устройства жизни.

 Бунт против государственной машины, поднятый Бакуниным и его сторонниками, прослеживается во всех движениях за права человека, и все же это нечто большее, чем социальный протест, поскольку затрагивает саму природу человеческих ценностей. Раскрывая «технологию» государства, Бакунин указывает на его ценности: «эгоизм – высший закон и единственное право; добро определяется успехом, зло – неудачей; юриспруденция – простое освящение уже свершившегося факта, не важно сколь ужасного, жестокого или несправедливого». Ну, а если кто-либо посмеет возразить? У государства найдется много приемов, чтобы заглушить голоса недовольных, от террора до подкупа. С нарастанием нехватки природных ресурсов, можно ожидать, что государство только усилит свой нажим на граждан. Единственная тактика, чтобы противостоять этому насилию – изменить критерий «жизненного успеха».

 Толстой, этот мудрец и бунтарь, особо остро чувствовал насилие со стороны государства. Он учит людей священности Жизни. Он призывает к революции в нашем сознании и пытается вызвать у нас чувство стыда за свои поступки. Его послание сугубо личностное и глубоко религиозное. Главный урок, который он подносит нам – это предупреждение против человеческого самомнения, против опасности игнорирования мудрости природы. И в этом отношении, он выступает как «глубинный эколог» своего времени. Несмотря на то, что он был противником любых социальных революций, он близок к анархистам в отрицании любой власти и культурной элиты.

 Кропоткин дает нам научную основу для изменения устаревшей парадигмы общества. Он обнаруживает, что не дарвиновский принцип «выживает сильнейший», а взаимопомощь является главным принципом органической жизни. Его научные открытия подтверждаются современными учеными-экологами и системными теоретиками, установившими, что кооперация между биологическими видами – необходимое условие для эволюции и устойчивости биосферы.
 Надо признать, что т.н. демократические государства, со временем, стали человечнее. Но это не их заслуга -- это было завоевано в неравной борьбе за социальную справедливость многими поколениями революционеров.

 Однако до последнего времени, все революции проявляли явный антропоцентрический характер. Сегодня жизнь на планете стала настолько хрупкой, а давление цивилизации настолько беззастенчивым, что эти революции кажутся уже недостаточными. Другими словами, права природы становятся важнее социальных прав, а ее сохранение – важнее материального достатка.

 В этом отношении, восемь пунктов Платформы глубинной экологии, разработанных Арне Нэйссом и Джорджем Сешнсом, представляют собой революционную программу, расширяющую человеческие понятия демократии на другие существа, с учетом того, что все формы жизни имеют «внутреннюю ценность, независящую от человеческих целей». [7] По существу, эта платформа находится в полном согласии с рецептом счастливой жизни Толстого, т.к. зиждется на простоте, ненасилии и духовности. Однако ни в той, ни в другой программе не расшифровывается, как построить экологически дружественное общество. Упор делается на личное просветление, которое, хотя и чрезвычайно важно, однако недостаточно. И здесь наследие русских народников и анархистов может многое подсказать.

 Интересно, что дискуссии относительно того, как лучше воплощать принципы глубинной экологии напоминают дискуссии в отношении марксизма, происходившие ровно сто лет назад в России. Экологический мэйнстрим считает, что массовое экоцентрическое сознание возможно в рамках существующей системы. Многое из того, что пишется, направлено на приспособление к промышленному капитализму: остается частная собственность, экономический рост, и, прежде всего, государство. Это явный отход от принципов глубинной экологии.

 Левое крыло этого движения, называющее себя «левыми биоцентристами», напротив, ищет пути воплощения принципов глубинной экологии путем разбора капиталистической системы. Канадский левый биоцентрист Дэвид Ортон пишет: «Левые биоцентристы стремятся быть последовательными в своих действиях, хотя все мы вынуждены идти на компромиссы с существующей системой. Но мы не можем принять ее главных параметров. Мы должны обратить других в экоцентрическую веру, мы должны изменить экономические основы». "Лефтбио" имеют ту же философскую основу, что и глубинная экология, но подчеркивают важность социальных вопросов. Можно сказать, что они представляю собой мост между глубинными и социальными экологами. Их платформа сводится к следующему [9] :

1)Каждый человек должен отвечать за свои действия, в том числе и за свою социальную позицию; в частности добровольно вести простой образ жизни, чтобы минимизировать свое влияние на экосистему Земли;
2)Выступать за социальную справедливость и перераспределение богатства на национальном и международном уровнях;
3)Противодействовать экономическому росту и консумеризму; биорегионализм вместо глобализма;
4)Участвовать в личной и коллективной духовной трансформации сознания для ускорения социальных перемен; порывать с индустриальным обществом;
5)Применять принципы глубинной экологии для решения насущных вопросов охраны окружающей среды;
6)Пропагандировать эгалитарное общество, равные права между полами, нациями, расами и т.п. (левые биоцентристы блокируются с экофеминистами и социальными экологами);
7)Критиковать зеленые политические партии, которые входят в сговор с индустриальным обществом.

Задача геркулесова, но, к счастью, все большее число людей начинают понимать критическую связь между человеческой моралью и правами природы.
 С ростом населения и дефицитом ресурсов Земля оказалась тесной планетой; все люди связаны между собой, каждый действует на каждого. Расы, религии, национальности – все эти категории вдруг оказываются устаревшими и неважными по сравнению с нависшей угрозой вымирания всего живого. В этих новых условиях доминантная парадигма жизни, основанная на насилии, обречена. Такие категории, как личный и коллективный эгоизм, конкуренция и война должны рассматриваться как клиническое безумие. Взаимопомощь, терпимость и любовное отношение ко всем существам (включая и людей!) должны стать новым, глобальным порядком.
 
Государственная машина, способная лишь к войнам и сохранению устаревшего экономического и политического порядка, должна быть устранена и заменена самоподдерживающимися, дружескими всемирными общинами, направляемыми исключительно Принципами Жизни. [10]  Примером осуществления таких общин на практике является децентрализованная «буддистская» экономика, предложенная Э.Ф. Шумахером.

 Все дальше и дальше мир сползает в терроризм. Безумие множится с каждой жертвой и каждой бомбой. Ясно, что причины насилия коренятся в самомнении человека, в его антропоцентризме. Эта философия порочна, она противоречит Жизни и человеческому достоинству, и должна быть отброшена.


Примечания:

1.Николай Бердяев (1874-1948), вероятно, величайший русский философ 20-го века. Здесь и далее делаются ссылки на его блестящую работу «Истоки и смысл русского коммунизма». (Репринтное произведение YMCA-PRESS, 1955. – М.: Наука, 1990. 224 с.)
2.В частности его эссе “С того берега». А.И. Герцен. Соч. в 9-ти томах, т.3. (М.: ГИХЛ, 1956).
3.А.И. Герцен. Былое и думы. Ч. 6 –8. (М.: ГИХЛ, 1957.)
4.Антология мировой философии, т. 4 (М.: Мысль, 1972), с. 356.
5.Петербургский кружок революционных народников начала 70-х гг.
6.Л.Н. Толстой Исповедь/В чем моя вера? (Л.: Художественная литература, 1994.), с.280-282.
7.Drengson and Inoue, eds, The Deep Ecology Movement (North Atlantic Books, 1995, pp. 10-12).
8.Права природы распространяются также и на неживые организмы. – Прим. авт.
9. David Orton, “Left Biocentrism: What is it?”, Earth First!, 2003.
10. Также известны как “Принципы экологии», разработанные современными экологами и учеными в области теории систем (Капра, 1995, 2002). Они включают в себя: взаимозависимость, устойчивость, партнерство, разнообразие, коэволюцию, экологические циклы, гибкость, энергетические потоки и др. Будучи комплементарными к человеческой морали, эти принципы представляют собой «мораль природы», и не должны нарушаться в первую очередь.


© В.И. Постников, 2004.
Авторский перевод статьи Russian roots: From populism to radical ecological thought (Anarchist Studies, vol.12, N.1, 2004).
Гуманитарный экологический журнал, т.6, спецвыпуск, 2004. с. 60-58.
____________________