Моя любовь

Егорова Тамара
Особое место в нашей жизни занимают домашние животные. Они живут рядом с нами. Они лечат наши души, часто и физические недуги. Они становятся членами семьи. Люди, содержащие птиц, рыб, различных зверьков, - лучше, мягче, добрее. Для многих, родная зверушка – единственный друг. Он не обманет, не «кинет» и не подставит. Он не предаст. Хочу рассказать о моей собаке.
Как-то давно, мне позвонила приятельница и возбужденно проговорила в трубку:
- Тамара! У Ани Некрушевой, ее «девочка», принесла щенков! Ты бы только посмотрела, какая прелесть! Далматины! Приезжай, хоть посмотри, ты таких еще не видела!
Что за Далматины, думаю себе… у меня была белая болоночка - три черных пятнышка в обрамлении кудлашек с острыми, закрученными кончиками, два черных глазика и носик. Она попала под тяжелый грузовик, прямо во дворе. Зимой. На снегу ее, белую, было почти не видно. Это была трагедия… а тут – Далматины! Никогда не видела и не слышала. Но, все же собралась, поехала. На звонок раздался лай из за двери. Далматины… щас как выпрыгнут… и, на всякий случай отошла подальше. Дверь распахнулась и на площадку легко вынесло какое-то пестрое существо. В глазах зарябило от сочетания белого с черным. Именно такое сочетание цветов характерно для Далматина. Изредка, бывает белое с коричневым, но это я узнала потом. Много позже. А сейчас – меня тревожно обнюхивала элегантная, поджарая собака, - белая, с четко очерченными пятнами, равномерно распределенными по всему телу. Глаза умные, внимательные, напряженные уши сложены в два треугольника, вся она напоминала пеструю взведенную пружину.
- А щеночек – последний, долго ехали, - хозяйка смущенно улыбаясь вынесла, умещающийся на ладони белый комочек, похожий на крысенка.
- Девочка, сорок пять дней, пятнышки проявятся попозже, и осторожно поставила ее на ковер. Я присела на диван, требовалось хоть как-то обдумать ситуацию. Вспомнилось старое-известное: «Хочешь знать сейчас, как будет выглядеть девочка в будущем – посмотри на ее мамашу». А «мамаша» была хороша. Да… вот такая у меня будет псина. А «крысенок», смешно переваливаясь, двинулся в мою сторону и, побродив зигзагами, уткнулся-таки в мои туфли. Все, или почти все решения в своей жизни, я принимаю без долгих, изматывающих раздумий, больше полагаясь на интуицию. Все. Решила. Беру.
И началось…
Я назвала ее Джесси. Это было, как с маленькой человеческой девочкой. Те же пеленки, соски, тревоги, вслушивания по ночам в малейший шорох и подтиралки, подтиралки, подтиралки…
Но «девочка» быстро росла, впрочем, периодически преподнося сюрпризы. Воспитание шло обоюдным образом. Я воспитывала ее, а она воспитывала меня. Все, прежде небрежно забытое на полу, резко переместилось на « верхние этажи». Я быстренько сообразила, что легче прибрать, чем лишиться многих полезных вещей. Кормление шло строго по распорядку, со всеми необходимыми витаминами и компонентами. В изобилии покупались резиновые косточки и всякие игрушки. Мы стремительно привыкали к друг другу. Помню первый выход на улицу. Уже лежал снег и, вынеся ее на руках, пустила на поводке. Поводок был толстый, смотрелось забавно – маленький щенок, тревожно озираясь, принюхивает снег и делает первые неуверенные уличные шаги, а за ним волочится широкая брезентовая полоса.
На новый год, она отчебучила номер. Гости, собравшиеся у меня в доме, охали и ахали и каждый стремился потискать ее. Пришлось временно закрыть «девчонку» в спальне, где под кроватью, про запас, лежало несколько мешочков с крупами. И вот, зайдя по какой-то нужде в спальню, вижу – вся кровать в рассыпанном рисе, а в центре возлегает она и смотрит как-то жалобно. Мелькнула догадка – риса наелась, сырого и сколько съела - неизвестно. В другой раз – проглотила железный болт. В обоих случаях откачивала питьевой содой, ставила клизмы, все это с ночными звонками ветеринарам и неизменной паникой, но обошлось…

В шесть месяцев она превратилась в, почти готовую, яркую представительницу породы.
Яркие пятна, мощная грудь, скорость. Во дворе, она носилась как ракета, увлекая за собой всех собак. Они бежали за ней на предельной скорости и, казалось – вот - вот догонят, но в какой-то момент, когда видно было, что уже невозможно бежать быстрее, она, - словно включала ускоритель и отрывалась, оставляя за флангом всех.
Интересно она охраняла. Как-то сидя на кухне, разговаривала с подружкой по телефону. Вдруг Джесси напряглась как-то по-особенному. Подошла я к двери, заглянула в глазок, а глазок-то заклеен снаружи… и какое-то скребыхание-постукивание на площадке. В какой-то момент заклейка чуть отвернулась, и – вот картина: трое орудуют фомкой у двери соседки. Дверь вскрывают! Потихоньку проползла к телефону и прежним голосом, не меняя интонации, бубню:
- Вызывай ко мне милицию, дверь ломают, вызывай, вызывай… а подружка:
- Чего? Чего ты там? – не понимаю.
Вижу дело плохо, но тут-то Джесси и выручила. Не в силах больше сдерживаться, звонко залаяла и тревожно стала скрести мою дверь. Воры не любят собак и вообще лишний шум. Тут же раздался топот ног вниз по лестнице. Они позорно бежали, побросав фомки и молотки. Так она спасла соседскую квартиру.

Она очень любила ездить в машине. Взбиралась на переднее сиденье, рядом со мной и, привалившись к спинке, смотрела в окно. Так мы и ездили – две девочки рядом, люди улыбались, глядя на такую картину. Множество раз мне приходилось вытаскивать ее из различных передряг; то ее подрала в лифте огромная злая соседская собака, то, погнавшись за грузовиком, она едва не попала под колеса и всякий раз это раны, перевязки, врачи, неспанье по ночам.
Она прожила почти одиннадцать лет. Далматины – сердечники, - как объяснили мне доктора-ветеринары, долго не живут. Под конец у нее и стало сдавать сердечко. Клапаны перестали перегонять кровь в достаточном количестве, ей становилось все хуже и хуже, она задыхалась, и ничего нельзя было сделать. Я кинулась по клиникам, но везде говорили одинаково.
- Сердце изношено, бесполезно.
Она стала харкать кровью, начался отек легких. Помню ее глаза – беспомощные, умоляющие и свое отчаяние от бессилия сделать что-либо. В поездках по врачам, она уже лежала на заднем сидении, слабенькая, но все же подгавкивала на пробегающих мимо собак. Она до конца, сама оставалась собакой…

Хоронить ее пришлось в январе, в стужу. Земля промерзла почти на метр, сломались две лопаты, согнулся лом. Я выбрала место не далеко от дачи, в тихом перелеске, на полянке, так, что бы всякий раз мне было проезжать мимо нее. Я и езжу всякий раз мимо.
Вот, что смогла я сделать в память о ней – вышить ее картину. Прошли годы, прежде, чем я смогла взять иголку. Память об утраченном – тяжелая штука. Я вышила много разных картин, кто смотрел – знает, но эта – дорогА мне по-особенному. На ней моя девочка, моя Далматинка. Моя ЛЮБОВЬ…