Сила любви...

Геннадий Никишин
 
 Сила любви…
 Роман. Н. посвящается....

 Часть первая.
 ------------------
 Для него жара – всегда испытание. Нет, он любит тепло, но до определённой точки. А тут юг страны, середина лета. От жары плавился асфальт, маленький городок словно вымирал и снова обретал живой облик ближе к вечеру. Местные жители, гости, отдыхающие, влюблённые парочки и колясочники. Много колясочников.

 «А может, и привык бы, - подумал Александр. – Ведь люди живут!»
Его палата выходила на восток, и в этом было спасение. Через час-другой раскалённое до бела дневное светило уходило за высокий корпус, и в санатории наступала прохлада.

 С высоты третьего этажа виднелось обширное озеро с лечебной грязью, за ним угадывалась кромка далёкого моря, откуда иногда наплывали грозовые тучи. Утренний ветерок приятно освежал его бронзовое от загара тело.

«Ещё пару недель и путёвка подойдёт к концу», - вздохнул Александр, провожая взглядом взмывающий свечкой самолёт с местного военного аэродрома. Огнедышащие турбины выплёскивали очередную порцию могучей силы, и морской перехватчик резко уходил в сторону границы. Садилась одна машина, за ней, следом, поднималась другая, зависая на миг в вертикальном взлёте, чтобы через секунду быть далеко от места базирования.

…Далёкий дом его держал. Друзья, встречи, сотрудничество с газетами. Но главное – учёба. Ещё одна занимательная страница в его жизни. За три года он уже втянулся, появился интерес и желание проверить себя в очередной раз. Сессии, курсовые, экзамены, магнитофонные записи… Всё это требовало своего строгого распорядка. Путёвки в полтора месяца вполне хватило, чтобы окрепнуть, подлечиться и набраться сил.

 И вдруг в боку неожиданно резануло раскалённым металлом. Зажгло, боль растеклась по всему телу и мёртвой хваткой сдавила мышцы. Будто обручем перехватило горло так, что невозможно стало дышать… Александр резко рванул коляску на себя и бросил тело на кровать. Очнулся от влажного полотенца на лбу.

 «Ты нас напугал! – сказала стройная симпатичная сестричка в белом халате, сквозь который просматривалось загоревшее, крепкое, молодое тело. – Что болит?» - «Ничего, - ответил Александр. – На вас засмотрелся!» - «Ладно, рассказывай! – смутилась девушка. – Готовься к анализам по полной программе. Ирина Григорьевна подойдёт, ей уже позвонили!»

«Машенька, я серьёзно….ничего. Завтра выходной, на море отправимся. Я тебя собирался пригласить…»
«Никаких морей, только в палате под нашим присмотром. К вечеру капельницу…»

Выходные прошли под пристальным оком медсестёр и врачей.
«Похоже, был камушек в почке, анализы мочи не очень, - констатировала лечащий врач, приятным лицом похожая на героиню с полотна Рафаэля. – Пару-тройку дней, и можешь продолжать лечение».

И снова знакомый санаторный ритм. Завтраки, процедуры, гимнастика в зале до седьмого пота, обеды, ужины. А вечерами картины в кинозале на втором этаже.

...Заказан билет на самолёт, Александр позвонил домой и сообщил, каким рейсом его ждать….
И вдруг резкая боль в очередной раз полоснула по внутренним органам, потемнело в глазах. Приступы обрушились лавиной, Александр с трудом протолкнул коляску через
балконную дверь. На то, чтобы развернуться, сил и времени уже не оставалось. «Надо в коридор, там кто-нибудь будет», - мелькнула мысль. Воздуха не хватало, он задержал дыхание, но спинка коляски предательски упёрлась в настенный столик.

«Оксана, ты ничего не слышала? – спросила пожилая санитарочка у постовой сестры. – Кажется, кто-то кричал. Каким-то странным голосом». – «Нет, не слышала, Анна Алексеевна. Снова боевик крутят по телевизору. Сколько раз говорила, сделайте потише. Поставили «игрушку» на этаже на нашу голову. А у Вас все на процедурах?» Женщина резко развернулась и поспешила в палату. Три комнаты были пусты, оставалась последняя. 109.

 …Он сидел у стола, положив сильные руки на подлокотники инвалидной коляски. Слегка бледное лицо, улыбка на губах…. Но его уже не было. Пульс отсутствовал, сердце устало и тоже остановилось. Он был мёртв.

…. «Завтра наш «Экватор» домой», - крикнул кто-то. – «Почему «Экватор»!, - удивился Александр. – Мы же на «Королёве», и нам ещё болтаться в море месяца три. Связь с космической станцией должна быть круглые сутки. Про замену никто не говорил…Странно…», - подумал судовой врач. Глянул на себя и снова удивился. На нём была форма судоводителя….Ещё одна загадка…

…Жизнь отматывала дни, годы, минуты, секунды… Быстро. Кадр за кадром…Как в кино. «Почему я здесь, в Индийском океане? Я же был в санатории! Это же было так давно…Или недавно…Я, кажется, умер! Тогда почему…?»

Высокой потолок больничной комнаты, чужая речь, незнакомые лица. Александр открыл глаза и не узнал себя. Тело пеленали бинты. Трубки, провода, ослепительное солнце бьёт в окна. Тело не своё, ноги….Александр попытался приподняться на локти, но резкая боль опрокинула на спину. И только тут вспомнилось….Бассра, портовый город Ирака…Их танкер горел. Вой сирен пожарных машин и карет «скорой помощи»…Паника, крики, команды….Память возвращала к тому трагическому дню, когда в жаркий июльский день на их судне возник пожар. Почти вся команда в городе, на «Светогорске» капитан, его помощник, несколько матросов и судовой врач. Надо было что-то предпринимать… Мощный взрыв потряс корпус судна, огонь бушевал….Чтобы отвести беду от города, надо было срочно выводить горящее судно в открытое море….

И снова новые моменты из жизни. Он студент мединститута. Сессии, практика, и снова учёба.
Он мечтал о море, романтике. Мечтал с тех самых пор, как его сосед-приятель поступил в мореходное училище в Одессе и часто приезжал домой в форме моряка торгового флота. Ему нравилась его выправка, подтянутость, нравилось наблюдать, как Анатолий, отправляясь на танцы в местный клуб, аккуратно и со знанием дела отглаживал свою тёмную форму с золотистыми нашивками на рукаве, обозначающими, на каком курсе тот учится.

После второго года учёбы Анатолий стал уходить на парусниках в плавание, и за время практики успевал побывать во многих странах. Привозил десятки фотографий с Кубы, из Испании, Бразилии, Вьетнама…. У него появилась своеобразная походка, по которой опытные люди узнают моряка…

…Первая попытка поступить в училище после 8 классов школы для Александра закончилась неудачей. Конкурс большой, желающих стать судомехаником и судоводителем было много.
К окончанию средней школы Александр резко изменил решение и с первого раза поступил в медицинский.

Память восстанавливала всё новые и новые эпизоды из той счастливой жизни…
…Плоско и бесцветно висел день над городом. Сильный юго-восточный ветер гнал облака с резким запахом, смешивая его на улицах с выхлопными газами, а с берегов реки уже тянуло весной, но и зима не спешила сдавать свои позиции.
Снег зимой снова убирали плохо, и он серел грязными кучами. Два взъерошенных воробья не могли поделить на тротуаре корку хлеба. На голых ещё ветвях тополя сидели две пичужки и выводили весенние арии. Это были овсянки. Ещё недавно они были самые неприметные из птиц. Молчаливые, в сером, невзрачном оперении, но вот уступает зима дорогу, и они преобразились. Самочки в зеленовато-жёлтом оперении, а у самцов красивые ярко-жёлтые головки и такая же нарядная грудка.
Лёд на реке рыхлел, становился мертвенно-серым. Серёжками загустели ольхи.
Весна была ранней, а значит, будут ещё и возвратные холода.

 По улицам города сновали люди, многие без всякой цели и не спеша. Встречались студенты и студентки, горячо обсуждавшие свои проблемы, кто-то спорил на футбольные темы. Несколько человек – молодой парень лет 15 и два уже в возрасте мужчины с заметными животами рассматривали что-то за стеклом витрины. Домохозяйки и свободные от работы женщины покупали необходимые продукты и товары, в надежде отыскать в своих походах по магазинам что-нибудь особенное.

 Мужчина-грузчик укладывал на кузов машины пустые ящики, два африканца кормили лошадь белым хлебом и громко смеялись, когда та брала хлеб с ладони влажными губами. Чуть в стороне вдоль проезжей части улицы прохаживался инспектор ГАИ, а через саму улицу был натянут плакат, извещающий, что в продажу поступили новые сорта помидоров.

… Молодой человек искал ананасы в банках, заглядывал то в один магазин, то в другой. Он мог бы взять ананасы в мармеладе или свежие фрукты, но ему хотелось именно консервированные. Не найдя нужной покупки, он покинул очередной магазин и направился к машине, припаркованной перед старым, полуразрушенным зданием, в котором угадывалась бывшая церковь.

Жаль, подумал он, мне бы следовало заняться поисками пораньше. Мать, конечно, постарается не обращать внимания на допущенную ошибку, будет рада любому подарку.
И всё-таки жаль, подумал Николаев. Четыре года назад, на шестидесятилетие, он смог достать впервые ананасы в банках, и женщина рассказала, что вкус тех предвоенных ананасов она запомнила навсегда.

…Позади были смерть отца, голодное детство, потом из жизни ушли две младших сестрички, брат Василий, затем слегла и мать. Такой засухи, охватившей едва ли не полстраны, в их деревне не помнили. Тяжёлым катком прошлись реформы под знаком коллективизации и раскулачивания, из запасов крестьян выгребли последний хлеб, и когда произошёл неурожай, начался мор всего живого. Скота в колхозах и на личных подворьях, тихо и незаметно уходили из жизни люди. В городах ввели карточки, а в деревнях и этого не было. В 15 лет Евдокию Максимовну увёз двоюродный брат, работавший в районном центре в Тверской области на военном складе. Потом хороший знакомый девчушку взял к себе в Ленинград ухаживать за малолетними детьми. К такой работе девушка была готова с малых лет. Вот тут она и отведала ананасы в банках…

 Александр наблюдал, как светлело и омрачалось лицо матери при рассказах-воспоминаниях, как для неё стало приятной привычкой искать ананасы в банках среди других подарков, которые приносил сын на дни рождения, на праздники нового года, Пасхи, на мартовский женский день или в праздник Победы.

Может завтра или послезавтра повезёт, подумал он, впереди ещё целая неделя. Красный «Жигулёнок» легко завёлся, Александр влился в общий поток машин и подумал, что давно не был в театре. Снова вспомнилась мечта о море, о которой он никогда не забывал. За очередным поворотом показалось большое здание городской поликлиники, где он работал.
Вспомнилось где-то прочитанное, что в боях по освобождению от фашисткой оккупации их области погибло более полутора миллионов советских солдат. Это была огромная цифра, которую трудно было представить. Пройдут годы, десятилетия, а на калужской земле будут находить всё новые и новые захоронения неизвестных солдат. Нет села или маленькой деревушки, где бы война ни оставила свой страшный след. Почти два года шло единоборство добра и зла, нередко иноземные палачи уничтожали населённые пункты целиком вместе с жителями. На каждом шагу памятники, братские могилы… Речица, Хотьково, Усты, Палики, Красногорье, Думиничи, Маклаки, Лутовня…

 Школьником Александр обходил эти места, откуда был родом его отец. Он был скупым на воспоминания, но мальчишка знал, какой была семья Николаевых-старших, что отец, как и мама, ушли на фронт добровольно. Мама в ноябре 41-го, отец чуть позже – в апреле 42-го.

 Наступало лето, и они уходили в длительные походы по местам былых сражений. Посещали музеи, заходили в деревни, где продолжали жить свидетели тех трагических событий. Александр вёл дневники, куда записывал всё увиденное и услышанное. Для себя, не предполагая о том, что всё это пригодится, когда он задумает написать книгу о истории своего района.

 Жизнь после войны налаживалась трудно. В их деревушке осталось всего два здания – заводское общежитие - двухэтажный деревянный барак и школа из двух классных комнат. Домик был тоже довоенной поры, плохо держал тепло, особенно
в зимнее время. Сюда Саша пошёл в первый класс, потом уже среди деревни отстроили 8-летку. В семье у них было трое детей. Сестру Светлану он не застал и
знал только по рассказам матери. Малышка умерла на второй год своей жизни. А вот брата Николая запомнил навсегда, но и с ним приключилась беда…
Соседи сочувствовали и удивлялись мужеству родителей, особенно матери: столько всего вынести, пройти войну от Москвы до Кенигсберга. Сама выжила, а детей потеряла уже после войны. Саше в ту пору было десять, они с братом были большими друзьями. Николаю исполнилось 15, но он уже пользовался авторитетом среди мальчишек. Начитанный, мастеровой и башковитый. Саша почему-то полагал, что брат будет военным: на полках с книгами первое место занимала военная литература.

Они любили с братом надолго уходить в ближайший лес, и однажды наткнулись в полуразрушенном окопе на маленький образок-иконку. Прошло два десятка лет, а
квадратик плотного картона хорошо сохранился. Николай тщательно осмотрел находку и, вернувшись домой, вечера проводил за реставрацией. Вот тогда-то и
прозвучало из уст брата пожелание пройти обряд крещения в православном храме.
Это было в мае, а в первых числах сентября брата не стало. Тогда новой школы ещё не было, и ученикам приходилось добираться до соседнего села. Большая часть ребят оставалась в интернате, приезжая домой только по выходным.

С началом осени в колхозе приступили к уборке картофеля, и старшеклассников освободили от занятий. В районе уже мало что напоминало о войне, но в земле по-прежнему находили неразорвавшиеся боеприпасы. Вот так и вывернула однажды картофелекопалка на поверхность смертоносный груз. Мальчишки скрыли находку, и после работы ушли в лес. Узнав об этом, Николай бросился вдогонку, вырвал снаряд из рук мальчишки, который уже пытался открутить колпачок мины, успел предупредить, но сам не уберёгся, накрыв опасную болванку грудью…

Александр всей душой любил край своего детства, знал его богатую историю, известных людей, которые прославили этот российский уголок трудовыми и ратными делами. Страна первой вырвалась в космос, и в областном центре появился музей космонавтики, на закладку которого приезжал первый советский космонавт.

 Областная больница, где Александр начинал работать врачом…Со временем она разрослась до нескольких корпусов, в маленький медицинский городок, сюда наземным транспортом и санавиацией доставлялись больные из самых дальних мест. Хорошел, расстраивался и сам город, на месте деревянных домиков на окраине возникали многоэтажные новостройки, широкие улицы и проспекты, новые площади, детские сады, школы, спортзалы…
Здесь он когда-то начинал свои первые шаги как будущий врач, приехав на практику….

…В поликлинике кипела привычная жизнь. Две санитарочки вели больного к подъёмнику. Мимо пробежала медсестра Инга с капельницей. Стрелка электронных часов на стене показывала без пяти минут 15.

Старший врач Александр Николаев вошёл в ординаторскую, вымыл руки, надел халат и направился к выходу. Через двадцать минут надо было приступать к приёму больных.
«Сегодня работы невпроворот, - заметил заместитель главного врача, беседуя с молодой медсестрой. – Минуты две на человека, иначе не уложимся в два часа!»
Николаев остановился у дверей и сердито заметил: «Вы, Бойко, принимали клятву Гиппократа, обещали честно выполнять свой профессиональный долг. Так что потрудитесь, пожалуйста, людям уделить внимания столько, сколько положено. Домой уйдёте вовремя, ни минутой позже!»
 Молодой специалист, присланный в поликлинику на работу менее полугода, стушевался, густо покраснел: «Извините, пожалуйста, Александр Петрович!»
Сегодня действительно предстоял трудный день. Резко изменившаяся погода ухудшила состояние здоровья гипертоникам, сердечникам, астматикам, болезнь которых перешла в хроническую форму. Среди пациентов был выявлен и симулянт, которому больше нравилось болеть, чем куда-то отправляться на работу.

…Темнело. Одной из последних в кабинет Николаева вошла женщина, которую он сразу узнал. Чуть больше cорока лет, но пациентка выглядела много старше.
Серая кожа лица, тёмные круги под глазами, одышка.

«Вам сегодня опять трудно, давайте послушаем Ваше сердце!»
Сердце вызывало тревогу, но были и улучшения: давление, частота пульса стабилизировались, аритмия тоже была менее выраженной.
Николаев знал историю этой женщины. Росла сиротой, в детстве голодала, замужем не была. Но в сорок лет решила родить ребёнка. С таким больным сердцем это был большой риск, и потому чтобы сохранить жизнь малышу и будущей мамы, женщину держали под постоянным наблюдением.

Роды прошли успешно, без особых осложнений, но девочка через три года на глазах матери погибла под колёсами автомобиля.

«Доктор, может, мы попробуем что-то другое?»
«Нет, Мария Сергеевна, пока будем продолжать этот курс. Улучшения есть, а там посмотрим! - ответил Александр Петрович. – Подойдите ко мне через неделю!»

«Мне очень трудно, доктор, одиноко!» - «Понимаю, давайте я Вам расскажу о судьбе одной женщины. Она тоже очень любила детей, была обделена материнской лаской. Отец умер, когда ей не было и трёх лет, потом страшный голод в начале тридцатых. Умерли младшие девочки, старший брат, потом и мать её слегла. Девочка проходила в школу всего два года, а потом много и упорно училась. Стала работать в детском саду, но началась война, и их детсад вывезли на Урал, в Челябинскую область. Отсюда Евдокия ушла на фронт наводчиком пулемёта. С фронта вернулась живой, муж был любящим и заботливым, появилось трое детей, но двое ушли из жизни. А смерть старшего сына и вообще была чудовищной…!»

«Но у неё всё же остался сын, а я…»
«Подойдите сюда, Мария Сергеевна, - пригласил врач женщину к окну. – Видите родильное отделение, там появляются на свет малютки, не знающие матерей с первых дней. «Отказники»-слово-то какое страшное, и таких детей с каждым годом всё больше. Во время войны, после войны этого не было. Детьми торгуют, как товаром, давайте, я договорюсь, и мы с Вами сходим. А вдруг…Если не здесь, то в другом месте, где дети постарше…»

Александр Петрович замолчал, его пациентка тоже не вымолвила ни слова.
Николаев вернулся к столу, открыл ящик, достал бланк какого-то документа и быстро его заполнил.

«Это справка на получение санаторно-курортной путёвки, Вам надо отдохнуть, подлечиться. Это Вам поможет…».

«А по поводу другого лечения, уколы, таблетки, что-нибудь другое…»
«Нет, ещё раз нет, только продолжать уже начатое лечение, Вам необходимо успокоиться. И помните историю о женщине…это моя мама».

Пациентка привстала от неожиданности, её губы мелко задрожали от волнения.
 «Если надумаете побывать у сирот, звоните, вот мой телефон…В любой день, а в каждый вторник я полностью свободный».

«Хорошо, доктор, я подумаю, спасибо Вам! Подумаю и позвоню»…
Время приближалось к 6 вечера, когда из кабинета врача вышел последний пациент.

… Солнечная погода к вечеру сменилась дождём со снегом. Подмораживало. Ожившие лужицы и ручейки талой воды снова стали покрываться звонкой плёнкой. Быстро угасло солнце, и на город опустились сумерки. Было зябко, и Александр Николаев поспешил к машине.
Вспомнился сегодняшний разговор с доктором Бойко.

«Трудно ему будет привыкать к нашим условиям после столичной жизни, отработает год-другой, и уедет. А может, и раньше», - подумал Николаев.
Присланные из институтов специалисты держались плохо, текучка кадров его беспокоила, но с такими коллегами он расставался легко. Проводить воспитательные беседы тоже не имело смысла.

«Может, в чём-то он и прав, - размышлял Николаев. – Но вот в таком подходе к работе врача, в такой пунктуальности есть нехорошие моменты».
На одной из автобусных остановок промелькнуло лицо старшей медсестры поликлиники, и Николаев остановил машину. Выяснилось, что женщина собиралась разыскивать его, чтобы передать просьбу профессора о встрече.

Вся жизнь Виктора Павловича Шубина прошла в этом небольшом областном центре. Он был известным кардиологом. Предоставляя профессору новую квартиру на четвёртом этаже многоэтажной высотки, где он жил с женой и двумя детьми, руководство города распорядилось оставить за ним и небольшую комнатушку, где Шубин прожил все свои годы и в которой теперь работал, засиживаясь часто до глубокой ночи. Среди врачей города, пожалуй, не было более простого и скромного человека, чем профессор Шубин. Он знал, что в клинике и среди студентов его называют уважительно «Диогеном в бочке», но ещё не было случая, чтобы Шубин возвысил голос и вызвал кого-то на «ковёр».

Каждый сердечник знал, что двери кабинета Шубина для них всегда открыты.
Николаев застал профессора за горой историй болезни больных. Виктор Павлович много лет страдал бронхиальной астмой, и каждый год вынужден был отправляться на курорты.
«Небольшую по времени конференцию он ещё сможет выдержать», - подумал Николаев.
 «Я Вас пригласил, Александр Петрович, чтобы поговорить о конференции, на неё решено отправить Вас. В начале мая…В Софию… Вот тема, о которой будет идти речь. Время есть. Справитесь?» - спросил Шубин, будто подслушав мысли коллеги.

Николаев быстро пробежал глазами по бумагам. «Тема мне знакома, я помню, занимался этими вопросами!»

Профессор удовлетворённо кивнул. «Ваше выступление будет четвёртым после основного доклада. Все необходимые документы я уже приготовил, - профессор указал на стопку папок, которая лежала на стуле перед окном. – А детали мы обсудим на следующей неделе».

«Я в пятницу уезжаю на несколько дней, Виктор Павлович!»
«Ах, да, извините, я забыл. Тогда встретимся после Вашего возвращения. А папки
возьмите, вдруг передумают и пошлют кого-то другого, а я доверяю эту работу только Вам!»
Шубин энергично встал и направился к двери, чтобы проводить коллегу. Это была его ещё одна отличительная черта. Кроме простоты и скромности. Несмотря на коварную болезнь, от которой уходили ежегодно из жизни десятки тысяч людей, он всегда держался бодро и с достоинством.

 Под самое Рождество получил Николаев свою однокомнатную квартиру в современной новостройке в восточной части города.
Место было красивое, удалённое от центра города, рядом река, а за ней сосновый бор, вытянувшийся по берегу на десятки километров. Но больше всего нравилось Александру , что его соседями по дому оказались простые люди: рабочие и инженеры электромеханического завода.

...Поставив авто под фонарём, который Николаев использовал под стоянку, Александр Петрович поспешил домой. Микрорайон на другом береги реки, который был назван Заречным, расстраивался, многие получили долгожданное жилье, но сопутствующие строителям организации отставали. Не было детских садов, магазины только отстраивались, коммунальщики перерыли территорию траншеями и тоже что-то устраняли. Всё это вызывало немало нарекания и неудобств, но мало что менялось. В стране недостроенного социализма начались новые перестройки всего и вся. Антиалкогольная компания вызвала резкий всплеск отравлений, нередко заканчивающихся летальным исходом. Нужное дело снова оказалось мало продуманным, и его последствия Николаев заметно ощутил на своей работе.

 На лестнице его догнал сосед-электромонтёр и протянул оброненную папку. «Это не Ваша вещь, доктор?»

«Моя, спасибо! Уже полбольницы растерял на лестнице!»
«Сегодня не располагаете временем для партии в шахматы?» - спросил Николаев.

«Сегодня полдня просидели на партийном собрании, завтра снова заседание, ждут кого-то из райкома. Опять споры до хрипоты. Перестройка, гласность….., - Мужчина заметно нервничал. – На рабочем месте устаёшь меньше, а идти надо…Я ведь в компартию вступал не ради карьеры, а по политическим и моральным убеждениям. Прошёл войну, пол-Европы исползал на брюхе. А теперь выходит, не так воевали, много людей положили, не туда шли…, не те песни пели. Обидно такое слышать, а как это отразиться на молодёжи? Иную газету или книгу стало в руки противно взять. Да, я за гласность, за демократию, но зачем с памятью, со страной, с её прошлым вот так… Не спорю, были концлагеря, сотни тысяч загубленных жизней, репрессии 30 годов. Но было и немало хорошего. Так недолго и до гражданской войны…Нет, доктор, сегодня не могу. В следующий раз сыграем лишнюю партию".

Молодой человек и мужчина-ветеран расстались. Они хорошо понимали друг друга. Хотя и не были в тёплых дружеских отношениях. Николаев был полностью поглощён своей работой, сосед – производственными делами и проблемами.

Открывая дверь, Николаев услышал, как зазвонил телефон. Это была Ангелина Скворцова из городской библиотеки. Николаев извинился перед женщиной за обещание встретиться, на которое никак не находилось время. Хотя понимал важность своего выступления перед молодёжью.

«Я сейчас за Вами подъеду на машине», - предложил врач.
«Нет-нет, я доберусь на такси, мне по дороге надо забежать в один магазин», - ответила Скворцова.

 Николаев развернул газеты и увидел письмо матери:
 
 Дорогой сынок!

 Только ты не волнуйся, я просто решила
 тебе написать. Прошло уже две недели.
 Ты сможешь приехать?
 Я тебе уже писала, что большая азалия цветёт.
 Красиво цветёт, раз за разом. Ко мне приходит
 почти ежедневно пожилая женщина с первого этажа,
 и не может нарадоваться на эту красоту. А так
 ничего нового, я, слава Богу, ещё здорова по своим
 годам. В доме нашем тоже все живы-здоровы. Нас
 снова собирали, и комиссия из исполкома пыталась
 объяснить, когда всё-таки займутся нашим старым домом.
 Сначала его хотели сносить, потом капитально
 ремонтировать и даже, как поговаривали, деньги
 нашли на эти цели. Теперь ни того, ни другого.
 А потому и с установкой телефона полная неопределённость…
 Странно и обидно…И непонятно, почему в соседнем доме
 люди давно имеют телефоны, а мы нет…
 Извини, что я загружаю тебя своими проблемами, тебе,
 знаю, самому нелегко. Приедешь, отдохнёшь от своих забот,
 хотя знаю твой характер и неспокойную душу.
 Молодёжь становится другой, сторонится нас, стариков,
 на нас, кто прошёл войну, испытал большие трудности
 в тылу и много работал, смотрят теперь с осуждением и
 ухмылкой. Что Вы, мол, завоевали, заслужили у этого
 государства….Мне обидно всё это слышать и чувствовать.
 Мы, старики, становимся какими-то беззащитными
 перед всякого рода чиновниками…
 Хотя мне грех жаловаться, друзья отца меня не забывают,
 Приходят, балуют подарками, оказывают помощь деньгами.
 Я проговорилась, что холодно в нашем доме, и мы часто
 болеем, что необходим ремонт…Обещали обратиться
 к вышестоящим организациям.
 Алеся приезжала к сестре, и передаёт тебе привет.
 Ты её помнишь?
 Приезжай, сынок, мне тебя часто так не хватает…
 Была недавно на могилке отца, посидела, вспомнила многое...
 Её надо поправить, покрасить
 заново...
 Целую. Мама.
 А в самом конце письма стояла приписка:
 «Если найдёшь грецких орехов, купи, пожалуйста. Я хочу испечь пирог!»

Доктор Николаев улыбнулся, прочитав последние строки письма, представил на минуту, как будет радоваться его приезду старушка-мать. Волноваться, суетиться перед дорогим гостем. А потом начнётся самая важная и трогательная часть: женщина приступит к изготовлению орехового кекса. А чуть позже, когда всё будет готово, он будет с большим наслаждением отведывать этот чудо-пирог, облизывать пальцы. И говорить, что подобную вкуснотищу он ещё никогда не пробовал. Это бывает всегда, когда он приезжает к матери на день рождения.

Вырвав листок бумаги из блокнота, Николаев написал «орехи», положил записку и письмо в папку, где всегда хранил записи для лекций.

За окном послышался шум подъезжающего авто. Александр выглянул на улицу. Это была Скворцова, работник библиотеки, с которой следовало обсудить тему выступления и назначить более удобный день.
Помахав рукой, женщина быстрым шагом направилась к подъезду…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ....