Быч

 

 Едва лишь намеком, мгновенным взглядом ли, содрогнувшимся узнаванием проявится в толпе, за стойкой бара или в срамной оголенности общей мужиц-кой бани – педераст. Это вам не Киев, где по Крещатику дефилируют толпы гнойных гомиков или писсуар на Майдане, куда зайдешь и видишь: возвы-шаются над дверями кабинок призывно выглядывающие головы извращенцев, – здесь, в Луцке, лицемерно–жлобсявая провинция, где все тайно, косно, трус-ливо.
Первого в Луцке педераста я увидел на книжном базарчике, что распола-гается на углу универмага. Помню был сол–нечный майский денек. Я листал какую-то книгу и тут ко мне подошел Анатоль Дзененко и сказал, указывая в сторону остановки:
 – Вот идет некто Быч. Типичный провинциальный педераст.
 Я посмотрел туда и увидел худощавого брюнета с большим бедрами и отвисшей задницей, робко, нервной походкой пробирающегося в толпе. Под беспокойно косоглазящими зраками его подрагивали желтые мешки.
 – Неужто педераст? – неуверенно спросил я.
 – Педераст! – радостно подтвердил Анатоль и захохотал мелким смешком.
 Естественно, что меня заинтересовал этот человек с такой характерной фамилией и я стал наблюдать за ним, собирая сведения о его жизни, вживаясь в его психику, стараясь представить его чувства, мысли, жесты, тончайшие душевные движения и в какой–то момент отстранившись, перевоплотиться в него...
 В этот момент я ощутил сладостный азарт, учуяв настоящую правду жизни, тот жуткий смрад томящейся плоти, непостижимость которой пугающе завора-живает. Нужно было видеть его встречи с мальчиком Сережей в кафе. Мальчик был активным партнером и в этом качестве Быч как бы ухаживал за ним, установив определенный ритуал, который предполагал легкое касание рукой, незаметный поцелуй в плечико, краткое объятие за талию. Быч разнеженно косоглазил, визгливо похохатывал, читал мальчику стихи, да все с умыслом, ну, например, что-нибудь из Кузмина – ворковал, касатик. Белки глаз постепе-нно наливались кровью, Быч уже едва сдерживался, потел едко, суетливо вытирал ладони и выжидал, скалился, ощеривал вывороченные губищи...
 Шли затем на прогулку чинно. Быч да рядышком румянощекий мальчик Сережа в толстых очечках, эдакий бука, тоже пыхтел, тужился от нетерпения, засучив вдруг ножками, отвернувшись и поправив скатавшиеся трусы, уже замокревшие в паху, а Быч все унюхивал, раскалялся, вспучивались жилы на дряблой шее, дразняще терся боками, предвкушал, замирающим жестом ложил руку на плечо мальчику и, бледнея, косоглазил: так ли? угодил ли? может еще что-нибудь, а, Сержечка? Ты только скажи. Я мигом, эх....
 Тот же Анатоль Дзененко, в местных эзотерических кругах именуемый «Бхагаваном», конфиденциально сообщил, где Быч осуществляет свои гомосексуальные игрища. Возвышенных чувств к нему он явно не испытывал.
 Как оказалось, Быч занимается любовью с мальчиком в местном парке в кустах возле памятника поэтессы Лоры Косач, что в некоторой степени симво-лично, так как эта госпожа была лесбиянкой. Обычно это происходило по воскресеньям, ближе к вечеру.
 И вот я сижу на скамейке возле фанерного щита карты мира. Приятно дышать сыроватым воздухом. Смотреть на верхушки слегка гнущихся хвойных вершин. Любоваться первой зеленью разросшихся кустов, уже закрывших от взгляда боковую аллею...
 Не сразу, лишь через некоторое время прислушавшись, уловил я едва замет-ное шевеление в кустах возле памятника. Затем стал различать отрывки взвол-нованного разговора и любопытство мое все больше сосредотачивалось на том, что происходило справа от меня. Подчинившись мгновенно вспыхнув-шему чувству я осторожно пробрался ближе к кустам и приподнял ветку: ... под елью стоял на коленях Быч, спущенные штаны обнажали тощую, поросшую черной шерстью задницу, в вывороченный анус которой ритмично засаживал взбухший член мальчик. Быч что-то мычал, прогибаясь и ласково косоглазя, пьянел разомлевшей похотью, мелкая дрожь проходила по его телу и пенящаяся смазка стекала по вспотевшим ляжкам...
 И тут я озорно свиснул!
 Быч вздрогнул. Мальчик обернулся в мою сторону.
 Я свиснул еще раз и это подействовало. Они быстро натянули штаны и бросились бежать в сторону канала и вдоль него дальше к горбатому мостку.
 Что и говорить, увиденное было захватывающим зрелищем.
 Этот бешеный сцеп животной страсти.
 Это жирное колыхание ягодиц.
 Эта тухлая кишка анусного зева.
 Этот оскалившийся от наслажджения гнилостный роток Быча...
 Пляж на Стыру был пустынен. Закатное солнце едва касалось верховий парка. Раздевшись, я посидел на песке, а затем нырнул возле бетонного надолба в прохладную воду.