Дальнейшее - молчание...

Альберт Иорданов
Я долго не хотел окончательно просыпаться, сон затягивал обратно: я гулял с ней в парке и о чем-то оживленно говорил. Она еще изредка возвращалась в мои сны. Мы расстались шесть лет назад. Банальное вообще-то дело. Это была не первая моя женщина и после неё было их немало, хотя были периоды без отношений и это тоже было кстати. Я душевно отдыхал от всех. Кто была она?
Та, что снилась? Я не запомнил ее лица. Только какой-то намек. Легкая тень забвения. Смутное воспоминание о бывшем. Нет воспоминаний – нет прош-лого. А значит и жизни не было? В этом разобраться бы.
Времени достаточно, ведь я уже давно одинокий старик, мне восемьдесят семь лет. И близок, желанен уход ... Куда? Это была молодость и она, приснив-шаяся мне, тоже была молода, лет тридцать, вероятно. Странно, что все это ушло, – все, что называется жизнью. Знал ли я, что буду доживать в этой тесной комнатенке? Последний мой приют на земле, как никак. Склероз еще не до конца пожрал мою память и она дарит иногда воспоминания. Как вот сегодняшнее – о ней. Ведь все это было, было. Жалкие остатки прошлого. Наверное, смерть – это когда уже нет воспоминаний. Я попытался вглядеться в эту расплывшуюся муть. Кто она? Кто? Были люди – мужчины, женщины, дети, старики, барышни, я. Хорошо, покойно было дремать, отвернувшись к стене. Порванные обои, фанерная стена, шорохи. Звуки – это еще мое. В сущности, жизнь еще посылает свои импульсы. А ведь я мог бы жить на юге. Лежать целыми днями на террасе и смотреть в сиреневую пустоту моря ... Закроешь глаза и оно в тебе, откроешь и вот оно – у самых глаз. Когда мне было сорок, я жил в сосновом лесу. Теперь, как я понимаю, это был самый сладостный период в моей жизни. Да все было в кайф. Вся жизнь. И вот теперь осталось одно – умереть. По возможности без сильных страданий. Словно бы заснуть, перейдя в Нечто. Длящийся сон жизни. Смертный сон бытия. Теперь дело уже не в словах. Скоро ты все узнаешь, старик. «Старик» – было моим часто употребляемым словом. С длинными волосами и седеющей бородой я говорил, сидя в кафе: – Привет, старик! И мне отвечали: – Привет, старина. Это был такой ритуал. Сохранилось ли это обращение? Вряд ли. Настоящей жизни я почти не знаю. Она враждебна и непонятна. Последние годы я не выхожу. Внешний мир воспринимается через окно. Я на третьем этаже. Я вижу в разное время года одно и то же: спортивную площадку, длинный высотный дом, дымчатое пространство города и небо – разное: пасмурное, голубеющее, закатное, звездное, в разорванных облаках, дождливое, вьюжное. Я больше существую во сне, чем в реальной жизни. Есть огромное разнообразие снов, предсонья, дремоты, бодрствования. Как можно быть счастливым одному! Во всем жизнь. И вот она прошла. Ты старик. Впереди что-то другое. Я пока спокоен. Ни черта никакие религии мне ничего не объясняют. Какие-то байки, сказочки для идиотов. Тебя просто выключают из чего-то одного и переключа-ют в другое. И все. Вечность гораздо логичнее, чем все эти священные тексты, пытающиеся её постигнуть. Пора кушать кашку. Последние шестьдесят лет мой рацион неизменен. Это продлило мою жизнь, но если бы я откинулся раньше – было бы обидно. После восьмидесяти начинаешь ценить даже запах собственных испражнений. Как признак того, что ты еще здесь. Так кто была она? Приснившаяся мне из моего небытия? Времени мало и было бы желанно вспомнить. А ведь меня уже вспомнить некому. Жизнь изжита. Нечего остало-сь жить. Все меньше и меньше. Иссякает ручейком жизнь. Останется капелька – последняя. Прощай, жизнь. Я тебя все-таки прожил. Исхитрился дотянуть до приличествующего конца.
Дальнейшее – молчанье...