Серый огромный город, где никто никому не нужен.
Бегают грязные продрогшие, вымокшие собаки.
Ищут себе завтрак – он же обед, переходящий в ужин.
Орут воробьи, налетая на корку хлеба в неимоверной атаке.
Люди бредут по тротуарам унылою массой –
Странные, неживые, манекенные лица.
Какие-то застывшие, неприветливые гримасы –
Вот оно прибежище всех и вся – столица.
Небо лупит жижей снежною – сизыми струями.
Во всём тупое, ожесточённое безразличие.
И в этой неимоверной сутолоке иду, ликуя, я,
От любви к тебе пьяная до неприличия.
Знаю, что среди тягомотной зимней распутицы,
Среди толпы неприкаянной, торопящейся бесконечно,
Перед улыбкой моей, тебе предназначенной, все расступятся,
Вот и иду на свидание совершено беспечно.
И мне не мешает этот серый огромный город,
Он меня абсолютно ничуточки не пугает,
Ни то, что снежинки ныряют нагловато за ворот,
Ни то, что прохожие ногами ожесточённо лягают.
Знаю, что в руки твои сейчас нырну без стеснения,
Сбросив с себя всё от одежды, до впечатлений от серости.
Иду, и сердце при мысли о близости, поёт в упоении,
И не замечаю ни жижи, ни толпы этой грубой, ни её оголтелости.