Люба

…..Люба спешила на работу.
 Две пересадки на автобусах. Семнадцать минут от дома до первой остановки и четырнадцать от последней до порога офиса, ежедневно она затрачивала, прежде чем занять свое рабочее место. Но если была перекопана дорога на переулке, по которому она проходила, чтобы срезать путь, время увеличивалось. В таком случае, надо было обходить по проспекту (а такое часто случалось). Этот маршрут она не любила, потому, что вдоль всего тротуара, по обе стороны стояли торгаши, навязчиво предлагая свой товар. Места для прохода оставалось очень мало, тем более, на мостовой. Сразу после мостовой, к ней почему-то всегда приставали армяне, что торговали там фруктами. Они засыпали ее комплиментами, которые часто не вязались с русским языком, и предлагали подвезти, что ей больше всего не нравилось. Дорога по проспекту до офиса занимала двадцать девять минут. Итого, весь путь был около двух часов, если без задержек с автобусами и с учетом знакомящихся. А однажды пришлось добираться два с половиной часа, но лучше не вспоминать о грустном. Люба старалась точно рассчитывать время, чтобы не опаздывать и выходила минут на 10-15 раньше, мало ли чего…
Вчера поздно легла спать, долго болтали по телефону с подружкой Дашей, которая недавно вернулась с Египта. Она отдыхала по «горящей путевке». За 375$, проживала в пятизвездочном отеле, целых десять дней, включая билеты. Любе тоже хотелось зимой отдохнуть на море, поваляться в песке, на солнышке понежиться и загореть до бронзового отлива кожи. А потом, на работе девчонкам рассказывать слегка кокетливым тоном, с отработанными жестами и мимикой, (как у Литисии, из сериала «Тайны жары в Акапулько») как ныряла с аквалангом посмотреть крабов. Ведь кроме как по телевизору и в магазине «Продукты», никогда их не видела. Дашка рассказывала, какие там мужчины и как красиво ухаживают. Говорила, что даже не пришлось тратиться на кафе и ночные бары. Люба очень хотела замуж, ведь летом ей стукнет уже двадцать четыре! Ей казалось, что там, на Средиземном море, где пальмы и весь год тепло, её ждет принц, тем более что здесь нет нормальных мужчин, да и быть не может. Она считала, что почти все русские мужчины добиваются, а потом всю жизнь пользуются доверчивостью и безысходностью положения верных женщин. Ей хотелось чтобы все получилось как в любимом сериале, красиво и неожиданно. Чтобы загорелый, белозубый, мускулистый мужчина, со жгучими переливающимися черными волосами и в белоснежной, до чуть ниже груди расстегнутой рубашке, приносил ей утром чашку горячего шоколада и будил ласковыми поцелуями. Чтобы она, потянувшись и улыбнувшись ему и утренним лучам, не открывая глаз, еще какое-то время наслаждалась в блаженной улыбке.
Вот поэтому, сегодня вечером она договорилась с Дашкой пойти в кино, а заодно поболтать. Давно не виделись. Хотела больше расспросить о «райском месте», где живет мужчина ее мечты.
Спать Люба легла вчера в полпервого ночи. Это было просто недопустимо. Утром вставать нужно было не позже шести, в крайнем случае, в шесть пятнадцать, и то, если не попить чай. Но вечером ей казалось, что ради мечты можно лечь спать немножко попозже. Всю ночь снилось побережье, где у нее с любимым был большой дом с белой крышей, а его поцелуи сводили с ума снова и снова.
Утром разбудил Барсик, как-то затащивший клубок ниток на кровать. Она их недавно достала, чтобы связать шарфик к новому пальто. Кот играл ниточкой на щеке. Люба не услышала будильник, но, открыв глаза, сразу поняла, что-то не так, не как обычно. Обычно, когда она просыпалась, тень от оконной рамы была на середине трельяжа, между графином и фужером, что ей подарили на Новый Год. А теперь не только трельяж, но и вся стенка была полностью освещена. Судорожно потянулась за будильником, и с таким грохотом уронила его, что кот, от страха выгнул спину и боком спрыгнул с кровати. Он спрятался под тумбочкой, светя большими зелеными глазами. Чтобы достать будильник, ей пришлась все-таки встать. «Боже, времени уже шесть сорок пять! Что же теперь делать?! Ведь Степан Михайлович просил сегодня пораньше приехать, помочь какие-то договора разобрать, потому, что ему сегодня надо ехать в Министерство, на какое-то совещание. Даже если только умыться, одеться, пускай хотя бы в то, в чем была вчера, она при всем желании, не успевала вовремя на работу», - закружилось у нее в голове. Не было времени гладить новую кофточку, несмотря на то, что С.М. просит одеваться каждый день по-разному.
 Он предпочитал, чтобы Люба пользовалась не пачкающейся помадой, чтобы юбка была, если длинная, то типа «Гадэ», если мини, то стрейч, если средняя, то чуть выше колена, и чтобы посвободнее. Обтягивающая юбка такой длины ему не нравилась. Розовая кофточка с открытой грудью, была его самой любимой. Ему также было приятно видеть ее в слегка приталенной кофточке с горлом, которую она одевала зимой чаще всех остальных. В брючках Люба ему тоже очень нравилась, особенно с клешем от колена. Пальцы рук её и форма маникюра нравилась С.М. даже больше, чем собственной жены.
 О жене он не любил рассказывать. Но почему-то Любе, обычно после корпоративного мероприятия, когда был уже пьян, жаловался, как несчастен, и что не хватает женской ласки. Люба сидела у него на коленях в закрытом кабинете, внимательно слушала и соглашалась. Она пыталась застегнуть блузку и поправить юбку, которую он уже в четвертый раз расстегивал. Заканчивалось все тем, что он засыпал. Она быстренько одевалась, проводила себя в порядок и начинала его будить. Помогало чаще всего то, когда она говорила, что звонила жена, и оставила сообщение на автоответчик, что заедет минут через двадцать, что ей все равно по-пути. Он знал, что жена может приехать еще быстрее и, конечно же, зайти в кабинет. А там стоял запах женских духов, и была недвусмысленная обстановка. С.М. моментально просыпался, старался привести себя в порядок и поскорее уйти с работы. Он уже был готов объяснить дома, почему ее не дождался. Но жена никогда не спрашивала, а он был этому только рад.
Больше всего ему нравилась родинка у Любы на шее. Поэтому всегда просил, чтобы, под любой прической ее было видно. Духи С.М. нравились «Лазания», хоть и были слишком дорогими. И все же пробник у нее был, который достался на презентации новой коллекции. А еще, он был без ума от запаха мыла Dove. Небольшая Любина зарплата почти вся вылетала на новые кофточки, косметику и салоны красоты. Однако, она мечтала накопить заветную сумму и навсегда улететь к своему принцу. Где-то раз в 2-3 месяца, С.М. давал премию. Эти деньги не проходили через бухгалтерию, о них вообще никто не знал. Он выдавал из своего бумажника, когда Люба застегивала блузку, поправляла юбку, расчесываясь у зеркала, и подводила на губах новый блеск «съеденной» помады.
По дороге домой, она на радостях покупала коту корм, наполнитель для туалета, и набирала в магазине всяких вкусностей, от которых обычно полнеют. Она считала, что жизнь одна и надо наслаждаться ею, тем более, пока молодая. Обязательно заскакивала в магазин одежды и присматривала новую блузочку или туфли, но не покупала. Такие покупки могла себе позволить только с зарплаты. А вот новые колготы брала обязательно, потому, что всегда стрелки появлялись как назло, на самом видном месте.
Вскоре прибегала домой и расцеловывала встречающего, толком не проснувшегося Барсика. Что-то весело напевая, она спешила скорее раздеться и включить телевизор. Кот быстро просыпался и оживал, как только улавливал запах любимых подушечек. Разбрасывая одежду по комнате, ни на секунду не отрывала взгляд от сериала. Во время рекламы, не успев даже руки помыть после работы, спешила на кухню перехватить что-нибудь вкусненькое. Юбка уже валялась где-то возле кресла, а девушка бегала по квартире в одних колготах и полу расстегнутой блузочке. Одной рукой вынимала заколки и невидимки из прически, а второй зацеплялась за кухонный косяк, чтобы повернуть. Получалось так, что даже не вбегала, а въезжала на кухню на скользких подошвах колгот. Иногда так разгонялась, что не успевала вовремя остановиться и часто врезалась в тумбу, где хранились кастрюли, крышки, друшлаки и всякая всячина. Счастливый кот, жадно накидывающийся на рыбное лакомство, хватал порою по две подушечки одновременно и почти не пережевывая, глотал. Несмотря на то, что он и от одной-то давился, две подушечки создавали затруднительное положение. От застревающего лакомства еще больше злился и кидался то на занавеску, то гонялся за своей тенью. При этом глаза становились в два раза больше, начинали светиться, а прижатые уши, торчали в разные стороны. Когда въезжала на кухню Люба и врезалась в тумбочку, все кастрюли с грохотом рассыпались. Под напором открывались дверцы, и все высыпалось на пол. Могла сорваться и решетка с крышками. Они раскатывались в разные стороны, и с неприятным лязгом оказывалась прямо под ногами. Звон от всего грохота еще долго стоял в ушах. Но Люба даже внимания не обращала, не впервой. Она обязательно все собирала, но только когда реклама была дольше. Например, перед реалити шоу, где Макса еще две недели назад должны были выгнать из дома. И вот сегодня ожидалась кульминация. А это событие пропускать ни в коем случае нельзя было! Люба решила, что не откроет дверь, если зайдет соседка, бабушка 67лет как часто бывает и снова попросит помочь найти ключ от квартиры. Девушка не собиралась жертвовать драгоценной развязкой, которой предшествовали последние семнадцать серий. У соседки на связке были почти все ключи от замков, которыми она когда-либо пользовалась, но большинство из них уже давно не существовали или не работали. Бабушка никак не могла запомнить нужный ключ и попасть в замочную скважину. Где-то в это время бабуля должна была возвращаться с прогулки.
Люба торопливо подхватывала весь пакет обожаемых бисквитов, недопитый утренний чай, и мчалась обратно к телевизору. Зацепившись за решетку от крышек на полу и прискакивая на одной ноге, растирала пальчики о вторую ножку. Затем запрыгивала на диван и с пристальным вниманием погружалась в сюжет новой серии. Порою была так увлечена, что держа в зубах одно пирожное, пакет с остальными клала мимо тумбочки.
Кот уплетал свое лакомство, по-прежнему, кидаясь на занавески. Услышав приближающийся топот со стороны комнаты, еще больше прижимался к полу, шерсть начинала потихоньку становиться дыбом. Даже рычание старался сделать еще страшнее. Одновременно с переливающимся воем застрявшие подушечки в горле, частично вылетали обратно, а частично становились еще хуже. Топот становился все ближе, и чтобы стало немного легче, коту проще было ближайшую занавеску разорвать. На всякий случай принимал боевую стойку. Одним глазом из-под нависших бровей в ужасе поглядывал на проем. В этот момент Барсик так увлекался, что не замечал, как стоит одной лапой в миске с водой. В последний момент перед появлением Любы, у него во рту все пересыхало и без подушечек. Теперь даже зубы не мог сомкнуть, а гортань уже давно была забита. Было интересно, как ему вообще удавалось не только рычать, но и дышать?! Увидев в проеме хозяйку, на миг переводил дыхание. Но после следующего номера, его сердце уже выскакивало от испуга. Кастрюли редко долетели, а вот крышки, как назло почти все катились в его сторону. Даже зашипеть, не было времени, надо было срочно отступать, в крайнем случае, хотя бы подпрыгнуть для начала. Но сколько раз еще ему надо было врезаться лбом в дверцу, чтобы понять, что в щель между полом и холодильником не пролезть! Со всего разгона, Барсик снова попробовал на прочность порожек холодильника, да так, что из него вылетала не только недавняя пробка, но и остатки утреннего завтрака. От удара кота заметно вело в сторону, а как минимум одна крышка все-таки попадала в него. Кое-как он пятился в угол между холодильником и стеной, и досиживал там до окончания всех Любиных фильмов. Когда она находила его и брала на руки, сознание было еще в помутнении. Ох, если бы мог, то все высказал бы ей, но Барсик не отчаивался. Он знал, что ночь впереди, и тогда все припомнит, гоняя по квартире и сшибая ее любимые цветы.
 В следующих рекламных паузах Люба мечтала, куда потратит остальную часть премии. Но скоро возвращалась на землю, понимая, что денег хватит еще 2 -3 раза сходить за продуктами в магазин, и так, по – мелочам.
Но сегодня она опаздывала на работу. Вместо 10.00, как ей разрешал С.М., успевала как минимум, к 10.30. Да и то, если все расстояние, которое обычно проходила за двадцать девять минут, пришлось бы бежать. А поскольку дорога на этот раз была перекопана ремонтниками, уже представляла себе, что придется канаву перепрыгивать с разбегу, или по каким-то доскам переходить. Еще неприятным было то, что забыла коту поменять туалет и положить корм. А это означало, что он мог отомстить. У него давно на примете была любимая Любочкина герань. Цветок уже неоднократно оказывалась на полу, в разбитом горшке, после полета с подоконника. Барсик предпочитал туда гадить. Закапывая свои грехи, так старался, что цветок слетал и разбивался. Он мог что угодно натворить, от оцарапывания углов в квартире, до разбития вазы, что стоит возле какого-то чудища, специально, чтобы кот боялся и не трогал ее. А еще мог заняться любимым делом, за которое в детстве по морде тапком получал. Он мог грызть обувь, да еще так чтобы привлечь внимание. Люба переживала, что забыла убрать в шкаф новые туфли. То что сегодня может накрыться кино в которое с Дашкой собирались, ее в тот момент тревожило меньше всего. Было намного трагичнее, что утром не успела принять душ с Dove, и как назло, остался дома пробник духов, уже не говоря о том, что непозволительно опаздывала. «Что же теперь будет!?….» - думала она. Ведь С.М. хоть сдержанный мужчина, но таких оплошностей не простит…
 Люба была секретарем-референтом генерального директора ОАО
«Гарант». В народе, такое длинное название Любы называется одним словом, секретарша, или еще проще, одним словом, состоящим из двух. С.М. был генеральным директором.
Выскочив из дома, она только в автобусе поняла, что забыла причесаться. Собиралась вчера вечером перекрасить ногти, но это было не самым главным в тот момент. С ужасом вспомнила, что обещала С.М. сегодня прийти к 9.00,чтобы помочь подготовить договора. И как назло, он только вчера просил прийти пораньше. «О, ужас! Что же теперь делать?!»- думала она и спешила. Люба представляла, как он в бешенстве каждую минуту звонит на проходную, и спрашивает, не пришла ли она. Все мысли были только о том, как оправдываться. Дрожь в руках сменялась вспотевшими ладошками и замерзающими кончиками пальцев. От онемевшего языка в область глаза неприятно простреливал нерв. Ситуация выходила из-под контроля. Она понимала, что надо кое-как накраситься, несмотря на то, что с собой только розовая помада, остатки зеленых, и самая малость бежевых теней. А стертый карандаш для подводки нечем было подточить. Радовало то, что с собой была хоть расческа и какой-то дезик. Вообще, она носила его собой всегда, но по назначению не использовала. Думала применять для самозащиты, как баллончик с газом, если будут нападать. Накраситься было проблематично, руки тряслись еще больше, чем автобус. От нервного напряжения удалось лишь причесаться, и ужаснуться, глядя в зеркальце. Первым делом надо было успокоиться и что-нибудь придумать в оправдание. Ведь от правды почему-то становилось очень стыдно, а выход нужно было искать. Ах, как же в этот момент ей хотелось улететь к своему возлюбленному на берег Средиземного теплого моря, и рыдая в его объятиях, спрятаться от всех проблем. Но это были только мечты.
На пересадке между автобусами, Люба перешла к решительным действиям. Она понимала, что аргументы должны быть весомыми и серьезными. Во-первых, нужно было не волноваться, а во-вторых, любой ценой уверить С.М. в том, что приехать пораньше, просто физически не смогла. И если бы удалось вызвать хоть капельку жалости к себе, было бы как нельзя лучше. Упершись лбом на стену в телефонной будке, с застывшими слезами уткнулась взглядом в одну точку, она задумалась. Прежде всего, надо было отрепетировать тревожный голос. Связь через таксофон такая, что может оборваться в любой момент. Поэтому необходимо было, чтобы на работе сразу поняли, что что-то произошло, но только не очень страшное. Надо было просто продемонстрировать, что как бы там ни было, все-таки позвонила и предупредила на работе.
 К слову, о любимой работе. «Любимая работа», здесь можно поставить в кавычки. Коллектив был «разношерстный» и разновозрастной. Каждый день ей приходилось принимать в спину множество вожделенных взглядов от подростков-менеджеров. Они языками начинали щелкать и цокать ей вслед. Очень обидно было слышать некоторые фразы. Еще охранники, вечно пытались заговорить на отвлеченные темы. Например, что завтра вечером они сменяются и есть предложение отдохнуть. Объясняя все это, пытались проводить по всему коридору до самого лифта, слегка обнимая за талию. Особенно старался один молоденький охранник. Он был высокий, худощавый, широкий в плечах, и галстук у него был аккуратнее всех завязан. Он всегда краснел при виде Любы, особенно утром, когда она только приходила на работу. Казалось, даже млел от запаха ее духов. А ее этот момент даже забавлял. Люба начинала себя чувствовать очень уверенной. Слегка с надменным взглядом кокетливо отвечала на вопросы, комментировала комплименты. Старалась больше улыбаться, даже смеяться, иногда заливаясь, как будто было очень смешно, тем самым, вгоняя молодого еще больше в пол. Он даже не пытался ее провожать по коридору, тем более, обнимать за талию. В такие минуты, он чувствовал себя слепым котенком или скорее мешком с чем-то тяжелым и бесполезным. За день набравшись смелости, когда Люба уходила домой, этот охранник, такую ерунду начинал нести, что ей становилось не по себе. Выпаливал из себя кучу комплиментов, которые к Любе и близко не подходили. Он до конца пытался выговорить все, что задумал, смотрел прямо в глаза и периодически хватался за сердце, для убедительности. Старался подробно выполнить все поэтапно, как было написано в пособии по знакомству с девушками. За целый день он добросовестно штудировал эту брошюру, которую, кстати, купил на мостовой у цыганки. Она пообещала, что если прочтет до конца и внимательно, любая девушка, которую он только пожелает, будет его, но только одна. Даже какими-то предками поклялась. Вот он и выбрал ту единственную девушку. А еще перед сменой он накупил на 90 рублей журналов про девушек. Там были разные советы по знакомству, по описанию ситуаций, где можно применить советы, про виды поцелуев, о вариантах флирта. Вот только зачем нужен флирт, он так и не понял. Ему казалось, что незачем вести пустые разговоры, если нет продолжения. В армии его научили быть человеком конкретным и прямолинейным. Поэтому он считал, что надо сразу переходить к решительным действиям. Вот и начинал «нести» все подряд, что смог запомнить из прочитанного. Люба мысленно сочувствовала ему, и в ужасе пробегала через турникет к выходу. Она была уверена, что в таком состоянии, от него можно ожидать всего, чего угодно. Однажды в очередном порыве признаний сказал, что ему ночью очень скучно, приглашал к себе в дежурку чайку попить и посмотреть телевизор. Поэтому, прохождение два раза в день мимо охраны, для Любы было настоящим испытанием, не говоря уже об армянах на мостовой. Там даже шестнадцатилетние подростки приставали не хуже старших братьев. Все это ей страшно не нравилось.
Коллектив на работе состоял из возрастных женщин, которые к своим годам не только давно вышли из привлекательных габаритов, но и набрались «стервозности», зависти, лицемерия. Они любили собираться в обед, в кабинете делопроизводства, у Людмилы Петровны. Каждая со своими бутербродами, пирожками, блинчиками и шоколадками, что приносили благодарные клиенты. Дальше «жирея», начинали обсуждать «горячие» сплетни. Если на работе ничего такого не происходило, то переключались на своих соседей, невесток, зятев, сватьей, и прочих новоиспеченных родственников. А это тема бесконечная, и уж больно отрадная, чтобы «лясы» поточить. Обсуждение Любы было центральной темой, которая почти ежедневно оказывалась на повестке дня. Даже когда чей-то зять по телефону устроил разбор полетов своей теще в 3 ночи, все равно, это обсуждение было после новых колготок секретаря–референта. Кроме того, каждое утро, Люба не проходила по этажу, без порции упреков, а то и двусмысленных фраз, типа: «…ох, какой аромат! Где такие купила?! Интересно, и для кого же это ты так стараешься?!». Еще Люба не очень хорошо работала на компьютере. Он у нее часто зависал, бывало, что некоторые документы по ошибке не сохранялись. Ей приходилось звать на помощь менеджера Васю.
Это был интеллигентный тихий мальчик. В отношениях с девушками он страшно терялся. Если девушки начинали с ним разговор первые, он давал развернутые полные ответы на вопросы даже в шуточной беседе. Всегда был сдержанным и чрезвычайно серьезным. Вася не понимал чувство юмора. Ему казалось, что люди шутят, когда им нечем заняться, или тем самым прикрывают свою глупость, некомпетентность, необразованность. Сам он, конечно, смеялся, но только дома, и чаще всего перед телевизором. По воскресеньям усаживался на диван с тарелкой мюслей в молоке и коржиком, и с удовольствием смотрел юмористические сценки про политиков. А уже в понедельник на работе рассказывал пацанам, что все-таки он прав в том, что большинство политиков имеют отклонения по здоровью. В основном это касается проблем с головой. Говорил, что почти все страдают нарушением речи, публично употребляют ненормативную лексику, проблемами со слухом и зрением, особенно когда дело касается десятидневных перекрытий шахтерами основных магистралей. Он упоминал об их проблемах с памятью, когда дело касалось предвыборных обещаний. В подтверждение он ссылался на эту юмористическую передачу, как на объективный источник. Пацаны со стульев валились от смеха. Он иногда забывал поздороваться, и с порога начиная речь примерно так:
«...ну и что я вам говорил?! Уже даже по телевизору говорят, а вы мне не верили…». Речь порою становилась все более эмоциональной и острой и могла затянуться до обеда. Несмотря на то, что уже давно его никто не слушал, активно жестикулируя, Василий продолжал доказывать что с потрясающей точностью сбывается его предсказание о неминуемой гибели цивилизации. В глубине души ему очень хотелось, чтобы потомки сохранили и поместили его писания в музей, у входа в который будет стоять его памятник во весь рост, с надписью: «Великому предсказателю и подвижнику своей эпохи». Мечтал, чтобы со всего мира приезжали люди посмотреть и прикоснуться к тайнам великого предсказателя, и чтобы лет через двести, в политике каждого государства, в национальных проектах, основу составляли его тезисы и положения по спасению человечества.
 Вспотев и раскрасневшись от напряжения, кашляя, он расстегивал две верхние пуговицы рубашки. Голос становился дрожащим. Непрерывный монолог сопровождался разлетающимися брызгами слюней в разные стороны, нередко попадающих на документы коллегам. Василий становился неуправляемым. Не обращать на него внимания в такие моменты было опасно. Василий думал, что не вполне ясно излагает мысль, и подходил ближе. Вот только по какому принципу, он выбирал «собеседника», оставалось загадкой. Мог даже склониться над увлеченным работой коллегой, и с расстояния примерно 30-40 сантиметров продолжать перечислять пути спасения. Василий становился невменяемым. Было только два, нет три способа приведения его в чувство. На истерические речи иногда прибегал сам шеф, который на полном серьезе однажды был готов вызвать скорую помощь. При виде разъяренного шефа от стыда и страха Вася покрывался холодным потом и садился на свое место. Потом целый день от него больше никто ни одного слова не слышал. Вторым средством «помощи», было срочное переведение темы разговора. Причем не любой темой можно было унять оратора. Только разговор о его личной жизни, заставлял Василия переключиться с мировых проблем. Ему становилось очень стыдно, что над ним смеются и подкалывают. Несмотря на полное отсутствие опыта отношений с девушками, он уже почти закончил вывод алгоритма. Согласно этому алгоритму, с точностью до двух процентов, он мог бы узнать свою единственную половинку. Вася допускал, что она может жить на другом континенте. Поэтому на случай знакомства у него были новые туфли, очки в красивой оправе и джинсы, которые специально для этого случая приобрел на распродаже в прошлом году. Все это он ни разу не одевал, хранил для заветного свидания. Но пока алгоритм был не доделан, проблемы с девушками оставались, а ребята продолжали смеяться. Ему ничего не оставалось, как, опустив голову к компьютеру, поправить очки, сделать серьезный вид, и внимать всему, что летело в его адрес. Ответить ничего не мог. Считал, что ребята ничего не понимают, и что он должен разделить участь древнегреческих ораторов, над которыми также смеялись, в то время, когда они несли миру истины. Однажды его ребята спросили, зачем ему жена и что он с ней будет делать. Василий сказал, жена ему нужна, чтобы кушать готовила, стирала и рубашки гладила, а еще помогала чтобы какие-то опыты проводить. Кто-то спросил: «…а чем вы ночью будете заниматься, когда закончите опыты?». «Как чего, спать! Ночью только вы чем-то занимаетесь…» - ответил он. «А спать-то будете хоть на одной кровати?» - ещё кто-то поинтересовался. «Я сплю один. Мне жарко ночью, даже одеяло мешает – я его на пол сбрасываю. А вы что предлагаете, что бы еще жена мешала!?» - пояснил Василий. На тот момент, ему было 23-24 года.
Был ещё один способ успокоения Василия, которому поначалу наиболее активные ребята едва не воспользовались. А именно, вытащить его под руки в коридор, потому, что сам бы не пошел, и перевести разговор из научно – просветительской, в ненормативно – прикладную. В этих темах он был не силен. Но к радикальным мерам еще никто не прибегал, хотя, уже нервы у некоторых были на пределе.
Такой вот у Любы на работе был сотрудник. Он прекрасно разбирался в компьютере. Новые Любины духи с кофточкой его не интересовали, по крайней мере, он делал вид. Рядом с ним Люба чувствовала себя расковано, и ничем не обязанной за помощь. Для неё Вася был просто товарищем, коллегой, обычным знакомым. А он думал, что нравится ей, и тайком на что-то надеялся. Но в то же время ему становилось страшно, если когда-то она попросит, например, проводить. Иногда, невольно позволял себе двусмысленные фразы в ее адрес. А когда понимал по ее реакции, что сказал, очень жалел. Бывало такое, что после необдуманной реплики, дней пять плохо спал, переживал и думал, что она его больше не любит.
Еще, Любе приходилось разбирать приходящую почту, подшивать документы и отчеты, напоминать шефу о важных датах и встречах, подготавливать документы на подпись, принимать посетителей, предлагать им чай, занимать время чтобы они не скучали и не ушли, не дождавшись встречи. И конечно, немедленно сообщать шефу о прибывших и о целях визитов, о том, кто по записи, кто без приглашения, следить, чтобы посещение по личным вопросам сотрудников проходило по установленному графику. Так же, она должна была отвечать на телефонные звонки вежливо и корректно, записывая, кто, по какому вопросу и во сколько звонил, уточнять, что передать, или когда перезвонят, если С.М. нет на месте. В ее обязанности входили и разные попутные поручения. Ее внешность и манеры играли не последнюю роль в работе. Дополнительные премии и стабильность были важны для нее, а уж каким путем, было непринципиально. Она считала, что эти деньги честно зарабатывает, как может. Тем более что С.М. ей чем-то нравился как мужчина. Поэтому Люба следила за собой, занималась шейпингом, ходила в бассейн, в салоны красоты, читала много журналов, и старалась всегда быть немного загадочной и желанной. Она ему уже давно нравилась больше жены. В близких отношениях он был слабоват, с кучей предрассудков и комплексов. Но с ней, шеф чувствовал себя настоящим мужчиной. Он мог реализовывать свои самые смелые воображения, которые, с собственной женой стеснялся осуществить. А Люба радовалась, что есть постоянная работа, и что она в центре внимания, но внутреннее беспокойство со временем только возрастало
Часто по ночам она рыдала в подушку и понимала, что одинока и окружающим мужчинам нужна только для одного. Представляла себе, сколько бы могла заработать денег, если бы познакомилась с теми армянами, и после работы принимала бы их предложения. Заодно и с охранниками можно было больше времени проводить. В конце концов, какая разница, шеф, охранник, армянин, все они были одинаковы для нее. Представляла себе, что только за одну неделю заработала бы больше денег, чем за месяц работы секретарем. Зато потом оставшиеся три недели, могла спать, сколько захочет, не будет пропускать сериал и ходить в кино хоть каждый день. А потом, снова недельку отработать и дальше беззаботно жить. Со временем можно было найти кого-нибудь богаче и забыть о многих проблемах.
Перспективы соблазняли. В таком случае не было необходимости ходить на нелюбимую работу. В то же время ей становилось мучительно стыдно и больно от мысли, до чего дойдет таким путем. Только оставаясь наедине с самой собой, сидя на полу в одной ночной рубашке, обнимая своего мягкого зайца, и взахлеб рыдая, глядела на себя в трельяжное зеркало. В своем отражении она видела, как из красных воспаленных глаз ручьем текли слезы, капая на колени и оставляя черный след от туши. Волосы были растрепаны в разные стороны, щечки порозовели, лодыжки затекли от неудобного положения. В глубине души признавалась, что все то, чем она занимается на работе – полная ерунда. Все обязанности секретаря могут выполнять менеджеры, к тому же без особых усилий. Но дело было не в деньгах, было очень обидно, что так дешево ее ценят. Только зеркалу могла сказать, что свое большое сердце с детства мечтала подарить единственному мужчине в своей жизни. Мама и бабушка с ранних лет учили хранить верность и чистоту отношений, стать самой лучшей мамой и для своих детишек быть образцом, примером и надежной опорой. Мечтала работать по специальности, учительницей русского языка и литературы. Не раз представляла, как после работы будет мчаться к своей семье, заскакивать в магазины и с удовольствием готовить ужин. А потом на ходу вытирая руки о фартук, наперегонки с детишками мчаться навстречу пришедшему с работы мужу. Представляла, как кинется ему на шею, обсыплет поцелуями, поможет раздеться, и вскоре вся семья будет дружно ужинать.
Но с годами подобные мечты начинали казаться нереальными. Люба укоряла себя за все, ее совесть была неспокойна. В такие моменты, когда оглядывалась на прожитую жизнь и задумывалась о том, что дальше ждет, с языка срывалось одно слово, проститутка. Так уж получалось, что работа была ширмой. Она сама стремилась угодить и понравиться постоянному клиенту. А ему все удовольствие оказывалось практически даром.
В тот миг выть хотелось от безысходности. Ведь не хватало даже смелости, а главное, особого желания разорвать этот круг. Она не видела смысла что-то менять, если все равно нет в жизни счастья. Только мысли о заморском принце снова заставляли посмотреть реальности в глаза, и хотя бы ради мечты изменить свою жизнь.
Она понимала, что хоть завтра может написать заявление и максимум, до конца месяца доработает. На ее место придет другая, молоденькая женщина, которая с удовольствием займет должность секретаря-референта. Люба понимала, что останется без работы и без денег. К тому же устроиться на более или менее оплачиваемую работу было не просто. Но, размышляя, она была готова пойти работать, а школу, педагогическое образование было. Она уже была готова по вечерам подрабатывать уборщицей, если будет необходимость. Представляла, как у себя дома будет проводить уроки репетиторства. А чуть позже, пойдет учиться на второе высшее образование, чтобы в дальнейшем, устроиться на хорошую работу, где ее будут уважать и любить, прежде всего, как специалиста, как человека и как женщину, с большой буквы. Ради мечты, она была готова любые испытания преодолеть. Чтобы потом все-таки вырваться из замкнутого круга и улететь на побережье, в большой дом с белой крышей, и где всегда тепло. Но когда она понимала, что принца нет на самом деле, что все это вымысел, и что лететь не к кому, мечты разбивались вдребезги. В такие моменты ей даже не хотелось жить. Она изо всех сил старалась брать себя в руки, вытирая и без того уже сухие щеки. Люба надеялась, что как бы то ни было, у нее хватит сил и смелости все бросить. Несмотря на то, что она была одна, в глубине души верила, что обязательно его встретит, рано или поздно. Ведь это было для нее смыслом жизни. А если все-таки этого не случиться, то все равно, как бы не сложилось, уверяла себя, что к прежней жизни больше не вернется. Слишком стыдно ей было перед собой…
 С такими мыслями Люба засыпала, часто, прямо на полу, перед трельяжем. Удивленный кот сначала долго обнюхивал, а потом устраивался рядом, и до утра мурлыкал, будто хотел пожалеть, что-то приятное сказать, взять на себя часть ее переживаний и боли.
Наутро, Люба просыпалась «разбитая», не выспавшаяся, с отекшими веками. Ночнушка было выпачкана в туши и помаде, а под боком был верный друг Барсик. Он всегда был рядом, когда ей было плохо. Люба расцеловывала его и начинала тискать как котенка. А он терпел, даже если было неприятно. Кот продолжал мурчать и не подавал вида, что хвост согнулся уже до предела, что еще одно движение, и он сломается. Верный друг от души хотел помочь любимой хозяйке, чего бы это не стоило, ведь большего долга своей маленькой жизни он не ощущал.
А вообще, она с детства мечтала быть моделью, ходить на подиуме, получать предложения на контракты с журналами, блистать на обложках. Хотела, чтобы ее узнавали и просили автограф, мечтала много ездить по миру. Однако эти мечты были в разрез счастливой, спокойной, семейной жизни, тем более по росту и размеру форм, она никак не подходила. Но, став немного взрослее, не жалела, что не попала в модельный бизнес. Став взрослее, поняла, что семейное счастье для нее намного важнее…
Телефонная будка. Первая пересадка в следующий автобус. Раздумье затянулось на несколько минут. Даже кто-то из прохожих поинтересовался, не плохо ли ей. Застывшее от переживаний и слез лицо, начинало подавать признаки адекватного восприятия. Рассеянный взгляд, сконцентрировался на какой-то кнопке таксофона. Люба торопливо полезла в сумочку за записной книжкой, а заодно, нашла давно забытую пудру, которая оказалась, как нельзя кстати. Сообразив, что номер телефона приемной шефа она повторяет по сто раз в день почти всем позвонившим, даже открывать не стала блокнот. Палец автоматически попал на нужную цифру в телефонном диске. Телефоны секретариата и делопроизводства были параллельны, но с приоритетом секретаря. Она знала, что в свое отсутствие, трубку поднимет Людмила Петровна. Вот она-то ей и была нужна. Это единственный человек на работе, которому Люба доверяла и которая давала ей много полезных советов. Благодаря ним, Люба смогла правильно принимать некоторые решения, не совершая ошибок. Людмиле Петровне Люба была симпатична, она к ней относилась, как к дочери. Когда в обеденный перерыв, собирались все бабы в ее кабинете посплетничать, только она защищала Любу, а об ее отношениях с шефом, говорила, что это по молодости. А если бабы продолжали «облаивать» ее дальше, Людмила Петровна спрашивала, не такие ли они сами были в молодости. Некоторые, смущаясь, тупили глаза в чашки с чаем, а тем, кто собравшихся уверял в чистоте своей репутации, Людмила Петровна напоминала некоторые пикантные подробности служебных романов. Те, краснея, начинали не по теме смеяться, брали ее за руку со словами: «…да ладно тебе Петровна, перестань. Зачем прошлое ворошишь….». Правда, были такие, которым нечего было стыдиться своей молодости. Но, как ни странно, они Любу не трогали. Дело в том, что возрастной женский коллектив, вместе работал уже лет двадцать, поэтому все стали почти родными за это время, и друг про друга тоже, знали почти все. Как только разговоры про Любу затихали, тут же возникала тема, например, про чьего-нибудь соседа, который пьяным уже четвертый раз вешается, и все никак, все время его кто-то снимает…
Во время внеочередного чаепития в кабинете у Петровны, раздался звонок. Звонки редко доходили до делопроизводства, потому что Люба всегда была на месте. А в этот раз было иначе. Одна сотрудница даже поперхнулась от неожиданности. Другая: « О! Петровна, а я думала, он у тебя уже не работает! Звонит-то, как противно…». Третья: « … Достали уже! Чайку не дают спокойно попить! И где только носит эту.… Как будто не слышит, что звонит телефон! А, может она там Михалычу делает массаж?! Ну, трубку – то можно поднять! Что за молодежь пошла!? Я не понимаю…. ». Четвертая: « …Петровна, иди скорее, подними, может кто тебя! Да уйми ты его уже! Голова раскалывается от этого треска!». Подпрыгивая и поправляя слетающую туфлю, Людмила Петровна, помчалась к телефону с криком: «Девченки, ну кто там ближе, поднимите, сейчас же перезвонит!». На что бабы начинали «бурчать» еще больше. Наконец, она подбегала, сняла трубку: «Алло, слушаю Вас…»
- Людмила Петровна, это я, Люба! Вы только не переживайте, но у меня небольшая неприятность – кричала Люба в холодную железную трубку. Ее голос был испуганным и тревожным. Она периодически всхлипывала и заикалась, глотая окончания некоторых слов. Связь была отвратительной, параллельно слышался еще разговор, на каком-то иностранном языке. Что-то постоянно в трубке шипело и потрескивало, поэтому, даже если был спокойный разговор, надо было кричать, чтобы хоть самого себя услышать.
- Да, да Любочка, это ты? Что случилось, девочка моя? – почти кричала взволнованная Людмила Петровна, отмахиваясь от заинтригованных коллег, которые, так и лезли со всех сторон с вопросами.
-Алло, алло, Людмила Петровна, вы меня слышите? Алло, алло, вы куда-то пропадаете, алло! – умоляющий голос Любы слабел, на фоне шумов и треска.
-Да, Любочка, слышу, что с тобой? Ты где?
-Я попала в аварию! Автобус, на котором я ехала, на перекрестке врезался с грузовиком…
Прохожие оглядывались на телефонную будку и с удивлением смотрели на Любу. Одни начинали оглядываться по сторонам, в поисках аварийного автобуса. Другие перешептывались и указывали на Любу, указательным пальцем покручивая у виска. Некоторые мужики останавливались, полюбоваться «попавшей в аварию» девушкой. Наверное, они хотели чем-то помочь. Но когда не накрашенная Люба перетаптываясь с ноги на ногу, немного поворачивалась, у одних интерес почти сразу пропадал. Взглянув на часы, уходили и вторые. А третьи, услышав про аварию, тоже начинали оглядываться, но в поисках съемочной группы. Им казалось, что идут съемки фильма. Однако, не видя камер, в разные стороны все-таки махали рукой, с надеждой, что на экране смогут себя узнать.
- О, боже, деточка моя! Ты пострадала? В какой ты больнице? Мы сейчас же приедем! – кричала в трубку взволнованная Людмила Петровна.
-Нет, нет, не надо приезжать, со мной все нормально. Только о поручень слегка ударилась… – словно в оправдание, произносила Люба.
-Слава богу! Так езжай домой, тебе отлежаться надо! Такой стресс пережила! Девочка моя, а может, все-таки тебе надо помочь?
-Нет, нет, все в порядке! Позвонила, чтобы вы не переживали. А еще, Людмила Петровна, скажите, пожалуйста, Степану Михайловичу, что я приеду немного позже. Он просил, сегодня ему срочно помочь. Но такая ситуация, вы же понимаете. Объясните ему, пожалуйста…
-Конечно, конечно, девочка моя! Не беспокойся, я обязательно все скажу! Но лучше тебе поехать домой, и отлежаться! Ты не волнуйся, он все поймет! Тем более, сегодня пятница….
 Люба поняла, что уже «переборщила», и что успокоить эмоциональную Людмилу Петровну не получиться по телефону, да еще с такой связью. А вот домой смотаться, было бы самое то, что надо. Но она понимала, что уже всех переполошила, тем более, впереди выходные. Поэтому решила, что успокоить коллег, можно своим появлением целой и невредимой сегодня же. Подумала, что живой и здоровой ее будут рады видеть в любое время, когда бы не приехала. Правда реакцию С.М. представить себе не могла. С одной стороны, по-человечески, должен был посочувствовать, сказать, как хорошо, что ничего худшего не произошло, и очень рад, что все обошлось. Возможно, дал бы дополнительный выходной в понедельник, в качестве реабилитации. А это было бы очень кстати. Как раз, Дашку бы в гости пригласила. Но с другой стороны, она же не приехала раньше, тем самым, могла сорвать ему важное совещание, не подготовив необходимые документы…
 Люба не знала, что и думать. В любом случае, теперь ничего исправить не могла. Надо было приводить себя в порядок, подкраситься, зайти в магазин, купить тушь, новый карандаш для подводки, кое-какие тени и так, по мелочам. Надо было не забыть, взять лак для ногтей, тем более что еще на прошлых выходных собиралась сходить за ним, и жидкость для снятия лака. Она думала, что если С.М. будет слишком зол, то придется женскими чарами его успокоить, ведь сегодняшнее совещание уже не вернуть. Тем более что пятница, все уйдут домой пораньше…
 Только положив трубку, со слезами на глазах, Людмила Петровна, одним взглядом ответила на все немые вопросы собравшихся баб. Сотрудницы прекрасно слышали разговор, и поняли, что Люба попала в аварию, однако столь эмоциональных переживаний с Людмилой Петровной, никто не разделил. Одни встали из-за стола и подбежали обнимать ее, а кто-то, на всякий случай полез в сумочку за валидолом. В окружении суетящихся сотрудниц, Людмила Петровна присела на диван, и сообщила, что Люба попала в аварию на каком-то перекрестке. Сказала, что девушка чудом осталась жива, ударившись головой о поручень, и неизвестно пока, понадобиться ли ей госпитализация. Тактично выдержав трогательную паузу, бабы не удержались поделиться своим мнением о «горячей» новости. Одна: « … ой, бабенки, надо же, хоть раз в жизни по телевизору увижу знакомое лицо! Вот это да! Все, побежала, сейчас новости начнутся, передать должны!» Вторая: «Бедная девочка! Говорила же я ей, снимай комнату поближе! Чем мотаться по 3-4 часа в день, и высыпалась бы, и меньше транспорта! Так не послушала! Вот, пожалуйста!» Третья: «Да так ей и надо! Может хоть ум на место станет, да юбки будет поприличнее носить!». Людмила Петровна: « Карповна, да будет тебе! Девочка такое пережила, а ты опять за свое! Помолчи лучше, если сказать нечего».
Людмила Петровна, попила остывший чай с тортиком, который Никитична так нахваливала, уплетая один кусочек за другим. Положив под язык таблетку валидола, подошла к зеркалу, и платочком стала вытирать поплывшую тушь, в уголках глаз. Высморкавшись и слегка подкрасив губы, поправила сбившуюся на спине кофту. Юбку отряхнула от ворса, с мохерового шарфа, который лежал на кресле, причесалась, расправив челочку, и отправилась к С.М. Еще издалека, она увидела, что двери в холл для посетителей, были закрыты. А это значило, что С.М. на месте нет, потому, что в противном случае, эта дверь всегда была открыта. Шефа действительно не было в кабинете.
 Выйдя из телефонной будки, Люба вдохнула и слегка улыбнувшись, словно по-новому взглянула на все, что окружало: на улицу, дорогу, толпу куда-то спешащих людей, проезжающие вперед и назад машины. Она вспомнила себя, утром, сломя голову, спешащую так же, как и они. На миг остановилась на мысли, что жизнь проходит, а каждый день надо бежать все тем же маршрутом, толкаться, спешить, бояться опоздать, оправдываться.
Ей надо было пройти через перекресток, чтобы проехать на автобусе четыре остановки, и потом еще раз пересесть. На второй пересадке, Люба зашла в парфюмерный магазин и купила все необходимое из косметики. Немного в стороне от оживленной улицы, был небольшой скверик, в котором она никогда не была, но каждый день видела из окошка автобуса. Теперь она направилась туда, чтобы спокойно присесть на лавочку, накраситься и привести себя в порядок. Ведь на работе надо было появиться в привычном виде.
 В скверике почти не было людей. Пока она шла по тропинке, в поиске подходящей лавочки, встретила только одну бабушку с пуделем, который был плешивый, почти без перерыва чихал, и еле передвигал лапы. Такой собаки Люба в своей жизни еще не видела. Задумавшейся бабушке, в прямом смысле, иногда приходилось его тащить за поводок. Пока девушка наблюдала эту картину, внезапно из кустов сзади, тяжело дыша, выскочил огромный волосатый пес. Люба вообще собак побаивалась, и неожиданная встреча заставила судорожно вспоминать, что лучше всего кричать в такой ситуации. Но не успела сообразить, как с тех же кустов, как гром среди ясного дня, донесся полуистерический хриплый женский голос: « Ирма! Фу! Ирма, ко мне! Я кому сказала – ко мне!». Пес от страха потупился, его желание обнюхать и познакомиться с Любой, мгновенно пропало. Опустив уши, пустился наутек, через тропинку, в противоположные от хозяйки кусты. На что, вдогонку, еще более угрожающе получил: «Вот, сучка бешенная! Все, только поймаю тебя – сразу на стерилизацию! И никаких тебе больше прогулок без поводка!». Люба сама испугалась больше хозяйку, чем собаку. А в душе пожалела обреченную Ирму.
На первой лавочке сидела компания подростков. Как она предположила, ребята были школьниками, прогуливающими уроки. Некоторые из них сидели вокруг лавочки прямо на земле, на своих портфелях. Ногами на сидении, и попами на спинке сидели старшие ребята. Мальчишки смеялись, шумели, еще неумело ругались матом, и уже покуривали, причем, некоторые из них, только учились. Они кривили лица и щурились от горького, едкого дыма. Потом долго откашливались, от чего, было очень стыдно перед старшими, которые над ними смеялись и говорили, что настоящий мужик, обязательно должен уметь курить. Деньги на сигареты каждый скидывал из тех, что мамы и папы давали на обед и проезд, После того как покурили, кто-то из старших открывал пачку жвачек и пускал по кругу. У Любы сердце обливалось кровью, при виде этой картины. Видимо в ней просыпались материнские чувства. Ей так хотелось подойти, поругать мальчиков за то, что курят, в разговоре допускают нецензурное обращение, ногами пачкают лавочку, прогуливают уроки. Хотела пригрозить, что расскажет родителям, что если ещё раз увидит, то к директору школы отведет. А про себя подумала, что смогла бы работать по своей специальности. Но так и не решилась заговорить. Так же, как немногочисленные прохожие, прошла мимо. Увидев ее, ребята, стали тише смеяться, и мгновенно спрятали тлеющие сигареты. Только дымок тонкой струйкой поднимался из-за рукавов и спин подростков.
Следующая лавочки тоже была грязной, а третья оказалась чистой и свободной. Там она и расположилась. Вытащив из пакета весь арсенал косметики, заодно, полностью вытряхнула свою сумочку, чтобы навести порядок. Вскоре, лавочка оказалась занята всякой всячиной. Люба носила с собой сильно надколотое зеркальце, которым не пользовалась, но чрезвычайно дорожила, потому, что его подарила бабушка, на шестнадцать лет. Было несколько давно неиспользуемых помад и тушей, по разным причинам до сих пор находящихся в сумочке. О причинах дороговизны некоторых вещей, она уже не помнила. Поэтому, провести ревизию, давно было необходимо, но как обычно, не доходили руки. Первым делом, Люба принялась открывать упаковки своих покупок, распечатывать коробочки, разрывать целлофан, фольгу и картон. С оживленным интересом стала нюхать, откручивать – закручивать колпачки, пытаясь прочесть надписи на каком-то неизвестном языке. Открытие, распечатывание, расклеивание любых новых вещей – было ее любимым занятием, а уж косметика – просто слабость. Помада первая попала под пристальное изучение. Первый мазок оказался на тыльной стороне ладошки. Слегка прищуриваясь и покручивая руку, стала рассматривать, как цвет помады будет играть на свету. Убедившись, что это именно тот цвет, который хотела, перешла к изучению новой туши. Лак для ногтей открыла в последнюю очередь, потому, что ничего особо интересного в нем не было.
Минут за двадцать она накрасилась, нарумянилась, расчесалась еще раз, и зафиксировала прическу лаком для волос. Немного покривлявшись в зеркало, стала любоваться наведенной красотой. Представила, как С.М. сегодня отреагирует на новую помаду, которая приятно пахла клубникой и принялась за маникюр. Снятие предыдущего лака было скучной процедурой. Зато потом, старательно начала выводить каждый мазок, периодически поддувая на ноготок. Время от времени, вытягивала руку перед собой или в сторону, ладошкой вперед, что-бы посмотреть, как получается. При этом Люба напевала какой-то знакомый мотив, но только припев, потому, что остальные слова не помнила. Минут через 15-20, маникюр был готов. Подпиливать ногти, времени уже не было. А посмотрев на часы, и вовсе заторопилась. Она бегом собрала в сумочку все приобретенные обновки и кое-что из того, что было с собой. Все остальные реликвии и другие подарки, одним махом оказались в пакете, и вскоре, в мусорном баке. Оглянувшись, она засеменила по тропинке торопливым шагом, периодически поглядывая на новый цвет маникюра, Люба направилась к автобусной остановке…
 Времени было уже около полудня, когда она вошла в здание, где находился офис. Переступив порог, уже услышала ряд комплиментов от охранника (молодого в этот день не было). Тот от радости подскочил к ней, стал рассказывать, как скучал без прекрасных глаз. Что сегодняшние полдня, оказались сущей пыткой для его сердца. Но с закрытием двери лифта, его голос удалился, и слегка зарумяненная Люба облегченно вздохнула. Первым делом, она зашла к Людмиле Петровне. Во-первых, это ей было по – пути, а во-вторых, надо было узнать обстановку. Волнение и страх нарастали. На этаже была подозрительная тишина, Обычно, кто-то спешил по этажу, и незамеченным пройти было невозможно. И тут в ужасе ее посетила мысль: «А что, если они все собрались и поехали к ней домой, навестить больную!». От этой мысли, Любе стало не по себе. Она уперлась рукой на стену, холодными дрожащими пальцами, с трудом, стала расстегивать две верхние пуговицы не блузке. Пол с низом стены в глазах, стал смещаться вправо. Холодный пот ручьем покатился по спине и по вискам, на лбу образовались крупные капельки, новая тушь поплыла. Люба попыталась достать платочек из сумочки, но сразу не смогла найти. Смещенный вправо пол и часть стены, уже почти поменялись местами с потолком. Люба чувствовала, как «растворяется» четкая картинка перед глазами, и возникает отстраненный шум в ушах. Появилось резкое помутнение в глазах, контраст света она различала только на границе ламп дневного освещения и потолка. Открытая сумочка выпала из. Из нее посыпалась косметика, зубочистки и жвачки, выпали ключи от квартиры, кошелек, записная книжка, и даже гигиенические прокладки, которые, обычно с собой не носила. Капелька пота, соскользнувшая со лба, попала на блузку, оставив желтоватый след пудры. Она потеряла сознание…
Глаза Люба открыла не сразу. Еще стояла картинка края стены и потолка со светом дневной лампы в коридоре. Понемногу стала приходить в себя. Легкий ветерок, долетающий до ее лица – единственное, что в тот момент было приятным. Нарастало отвратительное ощущение тошноты. И оказалось очень кстати, что она с утра ничего ни кушала. Глаза были еще закрыты, но сохранялось неприятное жжение, из-за попавшей туши с пудрой. Чуть их, приоткрыв, постепенно, начали появляться очертания светлого помещения, заметно отличавшегося от коридора, и силуэт человека, склонившегося над ней…
 Василию, после очередной истерики в понедельник, шеф поручил самое скучное и ответственное дело, которым никто из сотрудников не хотел заниматься. С.М. это знал, но делать все равно надо было кому-то. Вот поэтому, в качестве своеобразного наказания, надо было до следующего понедельника перебрать всю картотеку клиентов. Нужно было распределить их по группам, с которыми, в дальнейшем, будут работать специально созданные отделы. Такая форма работы, упрощала и позволяла более оперативно взаимодействовать с клиентской базой. В понедельник надо было представить, сколько групп получилось. Поэтому, Василию, как «великому реформатору», и досталась вся эта работа.
Вася поднимался по лестнице (он категорически не приемлил лифт). В руках у него была стопка договоров, которые хранились уже давно в архиве, а в базу данных по разным причинам не внесены. Необходимо было их вручную проштудировать. Преодолевая последний пролет, он в коридоре увидел, что стоит человек и держится за стену. Картина была даже больше, чем странная, потому, что почти все сотрудники уже ушли домой. Пятница была коротким днем. Вася знал, что в этот день не было приема клиентов, и охрана не пропустила бы чужих. Из работающих сотрудников на тот момент были только дежурные два менеджера, которые в гонки на компьютере играли, полы мыли уборщицы, и Карповна, которая под столом искала свою сережку. Но всем им по коридору ходить не было никакой необходимости, тем более, держаться за стену. Близорукость не позволила определить, кто был у стены. Он прошел метров десять по коридору, и слегка смутился. Кроме очков, еще и лоб начал блестеть. По запаху духов и фигуре узнал Любу. С одной стороны, он очень обрадовался, что с ней все в порядке (об этом знали все на работе, весь день только об этом говорили), но с другой – это была именно та ситуация, которую Василий боялся – остаться с ней наедине. Вспотев еще больше, он ускорил неуклюжие шаги. И только рот открыл, чтобы спросить, на каком перекрестке случилась авария как вдруг, его улыбка сменилась тревогой и растерянностью. Неожиданно Люба стала сползать по стене, и падать головой назад. Василий перепугался больше оттого, что придется прикоснуться к ней, а не оттого, что с ней случилось. Размышлять было некогда, он бросился ее ловить. Однако, не по годам развитый мозг Василия, тут же сообразил, что полтысячи договоров в его руках, с вкладышами и закладками, разложенные в строгой последовательности, внезапно рассыпанные по всему коридору, будут стоить как минимум, целого, драгоценного воскресения, чтобы обратно все собрать, как было. Но думать было некогда.
Разлетающиеся по коридору документы, на протяжении, почти десяти метров, создавали хаотичное шуршание при падении. В последний момент, он поскользнулся, но все-таки успел подхватить падающую девушку. Еще не опустился на пол последний листочек, как героический шаг был совершен, Василий держал на руках Любу. Поймал и застыл. Застыл от неимоверного страха. «Что же теперь делать?» – беспрерывно крутился в голове один и тот же вопрос. Люба весила около пятидесяти семи килограмм, а Василий, стопку документов тащил с перекуром на лестничных пролетах. А здесь у него на руках оказалось почти шестьдесят килограмм! Но это еще было полбеды. Опустив один глаз на лежащую у него на руках девушку, он увидел, что на блузке расстегнуты две пуговицы из трех, поэтому, она уже почти слетела с Любы. Кружевной бюстгальтер, Вася еще никогда не видел. Юбка у неё в этот день была выше колена, которая при перехвате, под рукой поднялась еще выше. Невольно, вдруг где-то в области груди, внутри стало так тепло, как будто, только что попил горячего чайку с медом. Приятная дрожь его охватила с ног до головы. К таким внезапным потрясениям, которые были сейчас, Василий оказался не готов. Но времени на раздумья не было, необходимо было что-то предпринимать. Руки автоматически разгибались под тяжестью. Переступая кое-как с ноги на ногу, почему-то боком, прижав ее к бедрам, как мешки иногда носят, Василий направился к кабинету. Порой, при выдохе, вылетали обрывки каких-то фраз. Он часто наступал себе на ноги и на каждом шагу спотыкался. Один раз чуть не упал вместе с ней, когда потерял равновесие. Хорошо, что за спиной оказалась стена. Его очки слетели, еще когда ловил Любу, и были где-то среди бумаг. От перенапряжения, зрение, стало еще хуже. Можно сказать, что дверной проем, он видел примерно, поэтому, попадание в дверь усложнялось. Воротник его рубашки насквозь промок, вены на шее были натянуты так, что весь следующий день не становились на место, а руки, плечи, пресс, и мышцы бедер, еще месяц болели. Со второго раза, он попал в дверь, но сил уже не было поднять Любу выше бедер. Кое-как уложив девушку на стол, Вася, наконец, разжал побелевшие пальцы рук. Его снова качнуло прямо до дверного проема, от потери нового равновесия. Только он вытер лоб рукавом, как увидел, что Люба сползает со стола. Неестественно моргая, от пропадающей резкости в глазах, мигом бросился поддержать и удобнее уложить. Стол оказался коротким, поэтому, Вася подвинул другой. При этом, разлил бутылку с водой, для полива цветов, и намочил чьи-то туфли. Он сразу не заметил, что зацепил рукавом стопку бумаг на соседнем столе, которые, разлетелись по полу и тоже промокли. Он все подряд собрал обратно в стопку и промокшие бумаги сложил. Положив ей под голову свой джемпер, побежал искать очки и собирать документы.
 Несмотря на то, что дышал с искаженной физиономией, он был очень доволен, что как-то смог помочь Любе. Лишь только он присел, чтобы собрать бумаги, слева увидел Любину сумочку, с разбросанными из нее предметами. Он все вещи собрал и без особого интереса свалил в нее обратно. Минут через пятнадцать, со стопкой кое-как сложенных бумаг, и на плече с женской сумочкой, Вася вернулся в кабинет, где лежала Люба. Он решил, что ей неудобно и жестко так лежать. Поэтому тут же стал составлять все кресла и стулья одной высоты, спинками наружу, на длину, примерно равную ее росту. Набравшись последних сил, еще раз аккуратно перенес еще раз. Присел рядом и уже не знал, что делать дальше. Он взял какой-то журнальчик, стал махать перед ее лицом, и уже не отходил…
Когда Люба, почувствовала приятное прохладное веяние в лицо, сознание вновь стало к ней возвращаться. Даже не предполагала, где сейчас находится, но в душе, ей хотелось бы в таком состоянии оказаться где угодно, даже на улице, но только не на работе, что бы никто ни видел и даже не знал о том, что произошло. Лежать на стульях было удобно. Но до сих пор, не покидало состояние невесомости. Жутко и неприятно простреливало в висок. Пересохли накрашенные новой помадой, губы, сильно хотелось пить. А чтобы повернуть шею, нужно было приложить немалые усилия. Зато прическа, оформленная новым лаком, осталась в порядке, но макияж, почти весь потек. Стойкий аромат духов уже полностью наполнил кабинет.
 Васю наполняло чувство гордости, что в своей жизни такой подвиг совершил. Но страх был сильнее, ведь он по-прежнему не знал, о чем будет говорить, когда Люба откроет глаза. Почему-то было немного стыдно и необычно оказаться с такой ситуации. Ожидание затягивалось. Пересохшие губы зашевелились. Видя, что ей приходится их с трудом размыкать, достал из своего рюкзака бутылочку Кока-Колы, которая осталась с утра. Там оставалось на полчашки, но больше ничего под рукой не было. Только хотел перелить в стакан, как увидел, что Люба открыла глаза.
 Зрачки растерянно бегали по сторонам, зрение постепенно приходило в норму, расплывающиеся предметы приобретали более отчетливые контуры. Первым появлялся силуэт перепуганного коллеги. Первое, что она подумала, было не то, где находится, а откуда здесь появился Василий. Тут же закрались сомнения, что могло произойти, пока она была без сознания. Люба знала, что нравится ему, и понимала, что у него может быть что угодно на уме, видя ее в таком состоянии. Люба склонялась к тому, что все мужики одинаковые, но больше ей хотелось верить, что Вася робкий и воспитанный человек. Странное состояние перерастало в легкую тревогу. Обидно было, что все тело затекло, и ниже шеи ничего не чувствовала. Растерянный взгляд сменился внимательным, вопросительным, и был обращен к Василию.
Он это мгновенно почувствовал, отчего снова кинуло в жар. Снова очки запотели, и опять чуть не разлил воду, дрожащими руками. Тишина заполняла паузу. Не сразу Люба заметила протянутую ей чашку с водой, но с удовольствием выпила до дна и сделала попытку привстать. Вася тут же помог ей встать и пересесть в большое глубокое кресло. Немного откинув голову на спинку, помахивая перед собой тем же журнальчиком, Люба все еще пыталась собрать единую картинку произошедшего. К тому моменту, она была уже почти уверена, что ничего страшного не произошло. Но пробелы в памяти не оставляли ее в покое, отчего невольно приходили а голову самые непристойные мысли. Поэтому Любу интересовало, что же произошло на самом деле.
Она первая начала разговор: « Вася, расскажи, пожалуйста, что со мной произошло? Кто меня еще, кроме тебя видел? С.М. видел? Что сказал? Сколько сейчас времени? А какое сегодня число? Я ничего не помню. Расскажи!».
Василий заметно волновался
Он без перерыва протирал очки и еще больше потел, не понимая, откуда в нем столько воды. Сидя на стуле и повернув ступни больших ботинок носками вовнутрь, Вася сильно сутулился. Одно плечо было ниже второго. Постоянно стекающая капелька на виске, уже давно, проложила маршрут, по щеке, шее, и за шиворот. Подергивая коленками, он смотрел вбок, вниз, и теперь уже ему надо было попить водички. От волнения сначала даже на «Вы» стал ее называть. Сначала что-то себе под нос, а потом, разборчиво начал свой рассказ:
«Да-да.… То есть, нет-нет, все хорошо. Вы только не волнуйтесь! Я только донес Вас, положил сюда, на стулья и все. Честное слово! Больше ничего! Я просто поднимался по лестнице.… То есть, нет, не так.… С самого начала. Около половины одиннадцатого, к нам, сюда забежала Анастасия Карповна, и попросила посмотреть ее компьютер. Сказала, что он завис, а ей надо было что-то срочно набрать. А еще она рассказала, что Вы, т.е. Ты, попала в аварию, когда ехала на работу. Я, конечно, стал волноваться, что с Вами, т.е. с Тобой случилось. Очень расстроился. А когда настраивал компьютер, слышал, что говорили, будто, ты лежишь в больнице с переломом ключицы и сотрясением мозга. Будто на том перекрестке образовалась большая пробка. Что из-за пробки там какой-то трейлер с мазутом перевернулся и может быть экологическая катастрофа. Я уже стал думать, что домой сегодня придется ехать по окружной дороге. Но потом, по радио, в новостях, ничего такого не передали, говорили там про какие-то пробки, но это так, по мелочам. У Людмилы Петровны, весь день что-то с сердцем было плохо, а когда валидол у всех закончился, она еще немножко полежала, и пошла домой. Очень за Вас, т.е. за Тебя переживала. Степана Михайловича сегодня не было. Охранники говорили, что звонил вчера вечером, и сказал, что приболел. Температура, слабость, еще там чего-то. Короче, сказал, что будет лечиться эти три дня. Нам просил передать, чтобы занимались по плану. Сегодняшнее совещание в Министерстве, перенесли на неделю или на две, потому, что по разным причинам, много человек не могли присутствовать. Поэтому, отчеты, которые, мы готовили, тоже, сегодня не понадобились. Все это, мы узнали около одиннадцати. Поэтому, для приличия, народ здесь еще посидел, чайку погоняли, и почти все до обеда разбежались по домам. Остались только дежурные, которые уже пива напились и в гонки режутся, но максимум, они еще часик будут. А, еще Анастасия Карповна оставалась. Искала свою серьгу, но, наверное, тоже уже убежала. И я еще работаю, но мне еще долго. Клиентов по группам разбираю. К понедельнику надо подготовить отчет, а я не успеваю. Наверное, завтра придется прийти.
Ну, так вот (Василий немножко уже взял себя в руки.), я возвращался с архива. Как раз, нес оставшиеся договора, которых почему-то нет в базе. Поднялся на этаж, смотрю, впереди стоит девушка. Я сначала Вас не узнал, у меня же ведь на два глаза, минус семь и минус восемь. Сначала даже не понял, кто это может быть. Ведь все ушли домой, а клиентов сегодня быть не должно. Подошел ближе и конечно же Тебя узнал, но даже не успел ничего сказать, как Вы стали падать назад. Я испугался, все бросил, и стал ловить. Сначала подумал, наверное, из больницы выписали на домашнее лечение. Хотя, с переломанной ключицей, не должны были бы выписывать. Но это может просто ушиб. У моей бабушки тоже так было. Она потом дней пять не вставала с постели. Вот и решил, что ты что-то забыла вчера и решила сегодня вернуться, но стало плохо от слабости. Я подхватил тебя, падающую в обмороке, и перенес сюда. Сначала положил на стол, потом на стулья, там немного мягче. Вы лежали минут десять, а потом пришли в себя. Поначалу даже хотел сделать искусственное дыхание, но решил, что с сердцем все нормально, и принес водички. Все. А дальше присел рядом и помахивал журналом, как веером.
Вот так это было. Сколько времени? – половина второго. А ты не переживай, никто не видел и не знает, что мы здесь. Да, все вещи, которые из сумочки высыпались, я собрал обратно. Вон, сумочка на спинке висит… ».
Любе стало противно на душе. Ей было стыдно, даже не перед Васей (пусть думает про аварию) – перед собой! Она хотела над собой смеяться и одновременно, плакать, оттого, что столько глупых и смешных поступков совершает. Что такую «кашу заварила» на ровном месте. А ведь могла просто позвонить, и сказать, что заболела, как, сделал шеф. Или даже не так, просто, сказать, как есть на самом деле, но не говорить, что проспала, а что чуть позже приедет, а потом объяснит, если будет нужно, или отшутится как-нибудь, в крайнем случае. Кошки скребли на душе! Ей больше ни одной минуты не хотелось оставаться на работе, снова появились мысли уволиться, и устроиться в школу. В тот миг все надоело и опротивело еще больше! Ей хотелось выбежать на улицу, и бежать, бежать, бежать прочь, куда глаза глядят. Бежать и рыдать! Рыдать, как маленькая девочка, Чтобы вся грусть с души отлегла. Но больше всего хотелось реветь, уткнувшись в мамину грудь. Чтобы мамочка пожалела, погладила по головке, поцеловала, и сказала, что все пройдет, все станет на свои места и будет хорошо. Люба уже была полна решимости, прийти в понедельник, и без объяснений, написать заявление на увольнение. Уволиться, и сплошной чертой отсечь нынешнюю жизнь, чтобы начать новую, чистую, красивую. Для того чтобы совесть была спокойна теперь каждый день, за каждый новый поступок, и чтобы больше никогда и ни за что, ей не было стыдно.
После непродолжительной паузы,
она вновь обратила взгляд на Василия, со словами: «Спасибо, тебе Васечка! Если бы не ты, наверное, сейчас я точно оказалась бы в больнице. Мне уже намного лучше. Ты извини, но мне пора иди. Спасибо тебе, еще раз! Пока».
Василий снова весь вспотел. Снял очки, чтобы вновь протереть. При этом, он, то широко открывал, то зажмуривал глаза, пытаясь, навести хоть какую-нибудь резкость. А когда обратно их надел и хотел сказать, Любы уже не было. Только закрывающаяся дверь и стойкий аромат духов напоминали о ней.
Василий ещё долго в таком положении просидел. Стесняться ему уже было некого. Он так задумался, что не заметил, как уснул. Проснулся оттого, что шея затекла и склонилась вперед голова. В этот день он работой больше не занимался, только сложил по алфавиту договора, которые принес, два раза раскинул Пасьянс, и ушел домой.
Как Люба доехала домой, точно не помнила. На проходной ей что-то охранники рассказывали, но она их не слышала, армяне тоже остались без внимания, с соседкой, бабой Машей, Люба машинально поздоровалась, и мимо прошла, хотя, та что-то спрашивала и рассказывала. Зайдя, домой, Люба обнаружила, что кот ничего не разбил, не нагадил, и даже не грыз тапочки, а новые туфли были убраны в шкаф. Барсик лениво вытягивался, зевая, и растопыривая пальчики на лапках, вразвалочку, встречал хозяйку. Люба, как обычно, взяла его на руки обняла, поцеловала, и снова заплакала.
Времени было где-то половина пятого. Когда она зашла домой, на телефоне были неотвеченные вызовы Дашки, с которой, договаривались в кино. Она автоматически насыпала корм, поменяла коту туалет, небрежно умылась, разделась, раскидав одежду по комнате, и задернула шторы. Даже не посмотрев новую серию, отключила телефон и будильник. Накрывшись подушкой и одеялом с головой, почти сразу уснула.
А кот, несмотря на то, что весь день был голодным, и обычно жадно налетал на рыбные подушечки, в этот раз, даже на кухню не пошел. Он сидел на стенке, рядом с вазой и чудищем. В полудреме, прищуривая глаза и шевеля усами, дождался, пока хозяйка крепко заснет. А спустя некоторое время осторожно, чтобы не разбудить, залез к ней на кровать, и в ногах, свернувшись калачиком, тихо замурчал…..