В 1996 году средства массовой информации объявили, что нашему президенту в октябре предстоит выполнить сложную операцию на сердце. По первому каналу телевидения американский хирург кардиолог продемонстрировал схему проведения операции на сердце президента по аортокоронарному шунтированию. Вся страна вздрогнула, когда специалист поведал, что сердце нашего президента будет отключено на пятнадцать минут, а под общим наркозом он будет находиться почти три часа. То есть из этого следовало, что страна – великая, могучая Россия будет находиться в буквальном смысле без руководства, без своего главнокомандующего вооруженными силами целых три часа.
Российский народ с нескрываемым интересом устремлялся к экранам телевизоров, когда сообщалось о проведения предоперационных мероприятий, ходе операции и процессе выздоровления президента страны. Народ жаждал знать все подробности о сердечной болезни президента и проведении сложной, связанной с риском для жизни операции с отключением сердца президента. Однако шли годы президентства, а народ так и оставался в полном неведении, что творили врачи с президентом, когда делали ему операцию аортокоронарного шунтирования. Можно только предположить, что все материалы о болезни и выздоровлении первого президента хранятся и поныне в специальном несгораемом сейфе у нового президента.
Спустя три года мне пришлось пережить все то же самое, что и президенту. Согласно консилиуму врачей кардиологов мне должны были, так же как и президенту, поставить три шунта на сердце, которое было поражено двумя инфарктами. Иначе жизнь могла оборваться в любой неподходящий момент. Когда все волнения были позади, и операция на сердце прошла успешно, все близкие мне люди, не скрывая любопытства, задавали один и тот же вопрос: как хирурги смогли выполнить столь сложную операцию с остановкой сердца дважды на пятнадцать минут.
Вот как я рассказывал о пережитом тяжелом времени моей жизни т.к. президент об аналогичном случае ни одним словом всенародно не обмолвился.
Операции аортокоронарного шунтирования предшествует диагностическая операция коронарографии. Наш известный драматический актер Евгений Евстигнеев, находясь в специализированной кардиологической клинике Лондона, попросил доктора прокомментировать ход предстоящей операции коронарографии. Доктор сказал, что операция состоит из нескольких хирургических циклов. Сначала хирург делает в области паха (с правой стороны) надрез аорты. Затем в этот надрез вводится катетер, который на своем конце имеет ампулу с красящим веществом. Пациент весь цикл операции имеет возможность наблюдать на экране большого монитора, подвешенного над операционным столом. Как только катетер приблизится непосредственно к сердцу, ампула открывается и в коронарные сосуды вливается краситель – индикатор. На экране монитора можно визуально определить какие коронарные сосуды содержат холестериновые бляшки, через которые прохождение красителя ограничено. Эти кровеносные сосуды и следует зашунтировать, чтобы кровоток был нормальным. Доктор не успел сказать, что весь процесс коронарографии фиксируется на видеомагнитофоне, как сердце Е. Евстигнеева остановилось, и завести его врачи клиники не смогли.
Мне операцию коронарографии делали в Военном госпитале им. Вишневского в г. Красногорске. С меня была взята подписка о проведении данной диагностической операции, и я был предупрежден, что подобные операции по статистике имеют десять процентов летального исхода.
Перед операцией аортокоронарного шунтирования с пациентом врач анестезиолог проводит инструктаж в виде беседы. Он информирует, что за час до начала операции пациенту будет введен анестезирующий наркотик, который вводится через шприц – катетер. Известен случай, происшедший с нашим знаменитым народным артистом Юрием Никулиным. Когда Никулина, по истечении часа после ввода анестезирующего наркотика, положили на операционный стол, то в этот момент его сердце остановилось. Врачи не смогли вернуть нашего любимого актера к жизни.
В военном госпитале им. Вишневского операцию аортокоронарного шунтирования мне проводила бригада врачей из одиннадцати специалистов. Все они имели сертификаты о прохождении обучения и практики проведения подобных операций в ведущем кардиологическом центре Америки. Меня поразило обилие импортной аппаратуры в операционной и благожелательное отношение персонала хирургов. Я не уловил тот момент, как ровно в 9 часов 00 мин. погрузился в сон без сновидений и всяческих видений.
Пациенты, ожидающие своей очереди на операцию, всегда отслеживали момент вхождения в операционную и выхода из операционной ведущего хирурга, Михаила Михайловича который занимался непосредственно установкой шунтов на остановленном сердце и его запуском в работу. Если Михаил Михайлович вошел в операционную в 10.00 – это означало, что оперируемое сердце остановлено, пациент подключен к искусственному аппарату кровообращения с эмульсией кровезаменителя, и из его голени, извлеченная вена, подготовлена для использования в виде материала для шунтов «засоренных» коронарных сосудов сердца.
Обычно, если операция идет строго по графику, то уже через три часа оперированного пациента переводят в реанимационную палату.
Ровно через три часа я стал приходить в себя. Первое, что я увидел сквозь пелену зрения, - это стоявшую слева от меня молоденькую медсестру Татьяну, которая забирала меня голеньким из палаты и везла в операционную. Меня колотил сильный озноб. Я буквально от дрожания вибрировал на реанимационной койке. В этот момент я решил, что бьюсь в предсмертных конвульсиях. Стало и обидно, и досадно умирать после уже перенесенной сложной операции. Я услышал нежный голос Татьяны:
- Доктор, давайте ему поможем.
Мужской голос ответил категорично:
- Ничего, и так отойдет.
Мне стало жутко от сознания, что я отхожу в мир иной.
Потом я почувствовал, как нежные заботливые руки дивчины раскрыли надо мной тэн во весь мой рост. Все мое тело стало наполняться теплом. Я возвращался к жизни. Это меня уже несколько успокоило.
Придя в полное сознание, я огляделся. Все тело было облеплено датчиками, от которых тянулись провода к стоявшим рядом приборам. Вдали, метрах в трех напротив меня стоял длинный стол, на котором было установлено несколько мониторов и различная диагностическая аппаратура. Из-за мониторов за мной наблюдали две пары женских глаз. Это дежурные по палате реанимации врач кардиолог и медсестра вели постоянное наблюдение за моим поведением и состоянием.
Мне стало любопытно, что со мной сотворили хирурги. Медленно отодвигая вниз простынь, которой я был накрыт, я обследовал свое тело. На груди от шеи до пупка была приклеена марлевая повязка, скрывавшая шов. Во время проведения операции мне разрезали грудную клетку, чтобы получить доступ к сердцу. Сдвинув простынь ниже пояса, я обнаружил два катетера: один выходил из живота рядом с пупком, второй из члена. Когда я увидел привязанный скотчем член, то не поверил своим глазам: он был увеличен ровно в два раза. Это меня позабавило и привело в восторг. «Вот жена обрадуется, увидев мой член увеличенным в два раза», - промелькнула мысль. Когда же я, продолжая обследование результатов операции, просунул руку между ног, то вздрогнул от неожиданности. Обнаружил, что в мошонке отсутствуют яички. Тогда я уже двумя руками продолжал ощупывать мошонку. Увы, в мошонке яичек не было. Мошонка была, а яички в ней отсутствовали. Не узнав своего голоса, я позвал дежурную медсестру:
- Таня, какую мне операцию сделали?
Ко мне подбежала медсестра и спросила:
- Что случилось?
- Таня, какую операцию мне сделал Михаил Михайлович? – повторил я свой вопрос.
С некоторым беспокойством Таня произнесла:
-Как какую операцию? Как положено было, поставили Вам три шунта на сердце.
- Тогда вопрос: зачем удалили мне яички? Смотрите, Таня, вот мошонка, а яичек в ней нет. Куда вы их дели? То, что удлинили мне мужское достоинство – это хорошо, но зачем было удалять яички? Мне без них жизнь будет не в радость. Из дома выгонят. Жена еще молодая. Без яичек мне никак нельзя.
После этих моих слов Татьяна обследовала мошонку и, убедившись в правильности моих утверждений об отсутствии яичек в мошонке с волнением в голосе сказала:
- Сейчас позову Михаила Михайловича, может он что-нибудь знает о ваших яичках.
Буквально через минуту в палате появился Михаил Михайлович.
- Что случилось? – обратился он ко мне.
- Михал Михалыч, какую операцию Вы проделали мне? – спросил я хирурга.
- Что значит какую? Вскрыли грудную клетку, остановили сердце, и я поставил параллельно забитым бляшками коронарным сосудам шунты из ваших же вен, тех, что взяли из левой ноги. Правую ногу мы не стали использовать, так как вены оказались чистыми и пригодными для шунтирования. Сердце ваше запустилось с первого импульса. Хорошее сердце. Вас что-то беспокоит? – спросил меня хирург.
- А зачем понадобилось удалять мне яички? Вот, смотрите: мошонка пустая, яичек в ней нет. Мне такая жизнь без яичек совсем ни к чему. Может быть, когда Вы покинули операционную, девочки-ассистентки что – нибудь не поняли в плане операции и удалили яички.
- Разрешите я посмотрю, что там у Вас в мошонке, – обратился ко мне хирург.
Убедившись в правдивости моих слов, Михаил Михайлович, как бы вспомнив что-то, уверенным, убедительным тоном сказал:
- Понимаете в чем дело? – и хирург сделал паузу, продолжая ощупывать мою мошонку двумя руками. – В процессе операции мы Вас охладили до 20 градусов. Сейчас температура Вашего тела около тридцати пяти градусов, - сказал хирург, посмотрев на показания монитора, фиксировавшего температуру, пульс и давление. – Минут через двадцать, когда Вы нагреетесь до нормальной температуры, ваши яички выйдут сами в мошонку. Это так устроен наш мужской организм. Когда тело переохлаждается, то организм спасает детородные члены: прячет вглубь таза яички и даже сам член. Если через 20 минут яички не встанут на место, зовите меня, будем принимать спасательные меры. – сказав это хирург поспешно удалился из реанимационной палаты.
Татьяна поставила напротив меня часы, и я с нетерпением и волнением ждал, когда пройдут жизненно важные для меня двадцать минут. Как только большая стрелка часов показала, что минуло 20 минут, как ушел Михаил Михайлович, я двумя руками устремился в промежность и с восторгом обнаружил, что мои яички вернулись в мошонку.
Обычно в кардиологическом центре Военного госпиталя им. Вишневского операции по аортокоронарному шунтированию проводились два раза в неделю: во вторник и четверг. Причем в эти дни Михаил Михайлович делал по две операции: первую с 9.00 до 12.00, а вторую в 13.00 до 16.00. В 16 часов 30 минут в реанимационную палату, где уже лежал я, привезли второго прооперированного товарища. Накануне мы с ним познакомились. Это был 48-летний полковник Российской Армии, служивший в Московском военном округе. Звали его Леонидом, парень был чрезвычайно деловой и серьезный. Его положили в 2-х метрах от меня. Было интересно наблюдать, как он возвращался из-под наркоза к нашей земной действительности. Его, так же как и меня, бил озноб. Но он не просил о помощи. Когда Леонид частично оклемался, было небезынтересно наблюдать за его поведением. Я словно со стороны видел себя. Все его действия были подобны моим. Он также медленно скинул с себя простынь и обследовал результаты работы хирургов. Он, так же как и я, осмотрел привязанный к ноге пластырем свой член, после чего обнаружил отсутствие в мошонке яичек. Надо было видеть, как изменилось его лицо в этот момент. На лице был испуг потом недоумение, затем страх и обеспокоенность происшедшим, граничившее с отчаянием. Он повернулся ко мне, и наши взгляды встретились.
- Леонид, не волнуйся ты так. Сейчас нагреешься и яички снова будут в мошонке, - и уже с видом знатока анатомии человека я произнес те слова, что сказал мне Михаил Михайлович несколько часов тому назад: - В процессе операции нас с тобой охлаждали до 20 градусов. Сейчас температура твоего тела около тридцати пяти градусов. Минут через двадцать, когда ты нагреешься до нормальной температуры, твои драгоценные яички выйдут сами в мошонку. Это так устроен наш мужской организм. Когда тело переохлаждается, то организм спасает детородные члены: прячет вглубь таза яички и даже сам член. Если через 20 минут яички не встанут на место, зови Михал Михалыча. А вообще-то, в 1996 году, когда президенту сделали аналогичную операцию, и он лежал в реанимационной палате, то он испытал то же самое, что и мы сегодня с тобой. Только об этом президент не счел нужным рассказать своему народу. Если бы рассказал, то мы бы были с тобой информированы и предупреждены о ходе возвращения в мир действительности после наркоза. И не было бы шокового страха и переживаний за яйца в мошонке.
.
2 декабря 2007 года
День выборов в Государственную Думу России