Новый 2001 год прошел серо и тускло. Мальчик отказался встречать его в компании коллег, а дома праздника не чувствовалось вовсе. Да еще и тетка хандрила. Она сидела перед телевизором в ста-ром кожаном кресле, кутаясь в облезлую пуховую шаль и слабо по-кашливала. Несмотря на все настояния мальчика, она по-прежнему топила печи один раз в день, и к вечеру в доме становилось прохладно. Мальчик отдавал тете Лиле все те небольшие деньги, которые он зара-батывал, но скупость тетки от этого только еще более увеличилась. Тетя Лиля экономила на всем – на еде, одежде, топливе для печей. По-няв, что старуху не переубедить, мальчик оставил ее в покое.
Такой сумасшедшей зимы мальчик еще не видел на своем веку. На Рождество снова пошел дождь, и таяли, оплывая, тщедушные суг-робы, не успевшие набрать вес после декабрьской оттепели. А потом ударили крещенские морозы, и дороги вновь приобрели зеркальный ледяной блеск.
Однажды утром, сменившись с дежурства, мальчик пришел до-мой и первым делом растопил печи, чтобы тетя Лиля, придя с работы, могла отогреться. Он знал, что она будет ворчать за «лишние» траты, но помнил и о том, что старуха в последнее время уж больно подозри-тельно покашливает.
Он напрасно прождал тетю Лилю до полудня, тетка, как сквозь землю провалилась. Мальчик уже начал тревожиться, накинув пальто, он выскочил позвонить тете Лиле на работу. Автомат на углу не рабо-тал, пришлось бежать до гастронома. Звонок ничего не прояснил, от-кровенно любопытствующий женский голос на другом конце телефон-ного провода поинтересовался:
- Неужто до сих пор не пришла? Она еще в семь сменилась.
И мальчик понял, что с теткой произошло что-то неладное. Ну, просто некуда ей пойти, у нее ведь ни подруг, ни друзей, ни близких родственников. Накупив телефонных жетонов, мальчик принялся об-званивать больницы, это первое, что пришло ему в голову. И он не ошибся, тетка обнаружилась в травматологии первой горбольницы. От диагноза, произнесенного в трубку равнодушным женским голосом, мальчику стало нехорошо. Перелом шейки бедра. В ее-то возрасте!
Забыв о сне после ночной работы, мальчик засобирался к тетке, в больницу. В палату его не пустили, в отделении был объявлен каран-тин по гриппу, но поговорить с дежурным врачом удалось.
- Гололед. – Лаконично объяснил тот, - Сейчас знаете, сколько таких стариков привозят?
Идя домой, мальчик впервые задумался о том, что, кроме тети Лили, у него никого нет. Привычное «аквариумное» одиночество дрогнуло, давая место новому чувству – боязни в самом деле остаться одному. Он знал, что означает теткин диагноз в ее возрасте и при сла-бом здоровье. Это почти наверняка кончится пневмонией. Выдержит ли субтильная тетя Лиля пневмонию и тяжелый перелом одновремен-но? Ответить на этот вопрос могло только время.
На соседской заснеженной лавочке сидела та самая Березняков-ская племянница. Девушка была явно не в себе, посмотрев на соседа пустыми серыми глазами, она грязно выругалась и сплюнула себе под ноги. Мальчик вздрогнул от брезгливости и поспешил в свой двор.
Живое тепло дома немного успокоило тревожные мысли, маль-чик начал думать, что, может быть, все еще обойдется. Наскоро пере-кусив, он понял, что валится с ног от усталости, и все-таки лег спать.
… И потекли дни полного, физического одиночества. Мальчик уходил на работу, возвращался в выстывший дом, навещал тетю Лилю в больнице. Лучше ей не становилось, его опасения подтвердились во всей полноте – у тети Лили развилась двусторонняя пневмония. Речь шла уже не о скорейшем заживлении перелома, а о лечении воспале-ния легких. Мальчик вспомнил о том, что тетка покашливала еще до перелома, и корил себя за то, что тогда не настоял на серьезном лече-нии. Все эти липовые чаи и сушеная малина хороши только тогда, ко-гда дополняют настоящую медикаментозную терапию. Теперь тетке слабо помогали даже сильнодействующие антибиотики. Она не мета-лась в жару, не жаловалась на врачей, просто тихо угасала на больнич-ной койке, и температура тела не поднималась выше тридцати восьми, но и не опускалась ниже тридцати семи. Тетя Лиля слабым, но сварли-вым голосом выговаривала племяннику за напрасные траты, когда он приносил ей свежие фрукты, беспокойно теребила сухонькими паль-чиками тощее больничное одеяло, и таяла, таяла, как мелкий сугроб нынешнего года под январским дождем.
Дотянула она только до марта. Мальчик похоронил тетку на старом Суворовском кладбище, где она еще при жизни заботливо вы-купила место рядом с бабушкиной могилой. По завещанию тетя Лиля оставила мальчику какие-то деньги, лежавшие на текущем счету в На-родном банке, но мальчик ими не заинтересовался. Следовало выждать шесть месяцев для оформления завещания, да и не особенно нужны были деньги одинокому молодому человеку, при его нелюдимости ему вполне хватало зарплаты.
Когда тети Лили не стало, мальчик почувствовал, как знакомая с детства темнота плотнее обступает его. Он больше не боялся ее так, как в детстве, но от этого легче не становилось. Тьма – всегда тьма, она одинакова в любом возрасте. Иногда мальчику думалось, что ему нуж-но завести какое-нибудь животное, кошку, или собаку. Все живая душа рядом. Но, почему-то так никого и не завел.
По привычке он топил обе печки, хотя в большом доме для него одного было слишком много места. Ему вполне хватило бы комнаты рядом с кухней, в которой раньше жила тетя Лиля. Но он ничего не стал менять ни в бабушкиной, ни в тети Лилиной комнате. Ему каза-лось, что пока все идет так, как шло, темноте не одолеть его. Странно, но мальчику, обладающему специфическими знаниями, никогда не приходила в голову мысль о своем психологическом статусе, а ведь многое в его жизни просто не вписывалось в норму. Но кто знает – где грань между нормой и патологией? И что можно считать нормальным, а что - нет? В то же время, несчастья словно закалили душу мальчика. В его прошлом были только могилы, будущее еще не определились, а настоящее окружала темнота одиночества. Но такой, почти физической боли, как после гибели Лены, не было, как не было больше и мыслей о суициде. Что было? Пустота. Какой-то полный вакуум вокруг, в кото-ром людей заменяли зачинные до дыр книги. Они же служили и сурро-гатом настоящей жизни, наполненной событиями и приключениями. Настоящей в жизни мальчика осталась только работа, и он отдавался ей полностью, без остатка, без особого труда повышая свой профес-сиональный уровень. И вскоре о нем заговорили, как о перспективном молодом специалисте с большим будущим. До мальчика доходили слухи об этом, и он воспринимал их с удовлетворением.
Ранняя, бурная весна сменилась ненастным дождливым летом, в палисаднике густо вылезли посаженные еще тетей Лиле ромашки. Во дворе Березняковых прекратились скандалы с визгливыми истериками, блудная племянница отбыла на каникулы в деревню. Мальчик взял отпуск и съездил в Энск. Побывал на кладбище, у могилы Лены, на-вестил ее деревенскую родню. Назад возвращался с чувством легкого сожаления, но, выйдя на работу, вскоре забыл о нем. Теперь он не за-мечал даже своего одиночества.
Для мальчика, с головой ушедшего в работу, время неслось вскачь, и, едва заметив, что на дворе – лето, он с удивлением обнару-жил желтые листья на старом, изувеченном клене за окном. Отметив про себя пришествие осени, мальчик подумал о том, что не позаботил-ся о дровах и угле на зиму. За этими хозяйственными хлопотами его и застал приезд Зинаиды Березняковой, той самой, скандально известной племянницы соседей. Зинаида, усевшись на лавочке у соседских ворот, заинтересованно наблюдала, как, пользуясь остатками летнего тепла, полураздетый мальчик таскает уголь в подвал. Самосвал, доставивший уголь, вывалил его прямо перед воротами.
- Слышь, сосед, - хихикала Зинаида, - а пупок не развяжется?
- Нет. Мое поколение на совесть завязывали. – Отшутился мальчик.
С этого момента соседка стала примечать мальчика. Она словно стерегла его, возвращавшегося с дежурства. Сверкая полноватыми коленками из-под короткой юбчонки, Зинаида приседала в шутовском книксене и приветствовала мальчика одной и той же фразой:
- Наше вам с кисточкой.
Мальчик отделывался ничего не значащими приветствиями и старался скорей пройти мимо.
Потом наступила зима, и сверкать коленками стало затрудни-тельно. Зинаида перестала стеречь у ворот. Мальчик не обратил вни-мания на отсутствие соседки, как не обращал его и на ее присутствие.
Зима нравилась мальчику уютным потрескиванием печки, вьюжным воем ветра за окном, алмазными россыпями свежевыпавше-го снега. Этой зимой у мальчика случился мимолетный роман с раз-битной медсестрой, лукаво улыбавшейся пухлыми накрашенными гу-бами. Люся отдалась ему просто, без долгих ухаживаний, без каких-либо обещаний. И так же просто позабыла о нем, найдя себе нового кавалера. Мальчик вспоминал об этом с чувством некоторой брезгли-вости, но физиология требовала удовлетворения. А когда пришла вес-на, организм мальчика и вовсе взбесился. Покрасневшие от бессонни-цы глаза следили за каждой юбкой. Мальчик пытался убедить себя в том, что это недостойно, мерзко, но время от времени продолжал встречаться с Люсей, не желающей отказывать никому.
Рядовое дежурство стало поворотной точкой в жизни мальчика. В этот день привезли на скорой необычную пациентку. Тревожные серые глаза, глянувшие на него из-под растрепавшихся кудрявых волос редкого шоколадного цвета, удивительно нежная кожа, на скулах и аккуратном носике покрытая трогательными мелкими конопушками, все это поразило мальчика, и – напомнило о покойной Лене. Девушка совсем не походила на нее, ее красота была абсолютно иной, но маль-чик, прооперировав пациентку, поймал себя на том, что думает о ней, и думает весьма нескромно. Он стыдил себя, ругал, напоминал о том, что девушка – несовершеннолетняя, в сущности, еще ребенок, но его как магнитом тянуло в четвертую палату, к ней. Рассердившись на себя, он стал сокращать время обхода в этой палате. Но именно в четвертую палату из реанимации перевели «тяжелую» Ксению Белецкую с пери-тонитом. Случай был сложный, как врач, мальчик не мог оставить та-кую больную без внимания…