Впервые увидела ее на курсах, которые организовал храм в начале 90-х годов для подготовки желающих креститься из числа взрослых. Это был единственный храм, где не только бесплатно крестили, но и обязательно готовили к крещению, давая минимальные представления о православной вере. Сейчас храм и деньги берет, и подготовку не ведет, да и желающих креститься из числа взрослых практически не осталось. Времена изменились. А тогда многие пришли в храм. Я была одна из них. Она преподавала основы православия. Я сразу почувствовала ее дух, искренность, желание помочь приходящим к Богу, принять непосредственное участие в жизни начинающих, ее страстность. Мы внутренне были похожи. Потом эта схожесть привела к разрыву.
Когда приняла решение креститься, стала заходить в местную храмовую библиотеку. Маленькую, занимавшую четвертую часть железного вагончика, каких в те времена было в строящемся новом городе много, совмещавшую в себе и библиотеку, и читальный зал, и класс для воскресной детской школы и оглашенных взрослых, помещение для подготовки и практики чтения псалмов, собраний и так далее и тому подобное. Словом, как все тогдашние храмы, которые только-только набирали силу, восстанавливались, ютились в неприспособленных помещениях, но жили, развивались, привлекая все больше и больше прихожан самых разных возрастов, народ потянулся к корням. Храмы наполнялись. Там увидела ее, готовящуюся к службе. Потом она сказала, что тренировалась в чтении молитв, готовилась сдавать экзамены. Она тогда начинала учиться в Православном Свято-Тихоновском Институте. Меня тогда поразила интонация ее чтения, совсем иная: невыразительная, однотонная, тихая, спокойная, читаемая нараспев горловым голосом, без спадов и подъемов, чтение-пение.
Я невольно захотела с ней посоветоваться, мне она показалась открытой к таким просьбам. В тот момент человеку нужен советчик и помощник, без него плохо, знаю это не только по себе, но и по другим моим знакомым, которые оказались в такой же ситуации. Я не ошиблась. Она искренне обрадовалась, сказав: «Как радостно, когда еще один человек приходит к Богу». И с удовольствием стала отвечать на все мои вопросы, недоумения, непонимания того, что видела в храме и на службе. Так она сначала помогала мне, а потом стала моей крестной мамой, восприемницей от купели. В тот день она пела во время крещения. Потом после долгого моего сопротивления повела к настоятелю храма, который нас крестил, потом - в трапезную. Все было странно, необычно, непривычно. Она начала меня страстно опекать. Я многое ей рассказала из своей жизни, тогда мне было очень тяжело, я переживала жизненный кризис, нужен был слушатель. Она была благодарным слушателем. Может быть, еще и потому, что у нее в жизни тоже происходила личная драма.
Странная женщина. Трагическая. Вся на разрыв: верит и не верит, любит Россию и не любит, любит мужа и ненавидит, желает выделиться, понравиться мужчинам и понимает греховность этой страсти, стремится к смирению, фактически – к независимости, красивая и безобразная одновременно. Страстная, жаждущая любви, может быть, слишком сильно жаждущая, не терпящая давления, сама себе устанавливающая правила жизни, не сумевшая перебороть свои стихийные страсти. В конце концов, они оказались сильнее ее.
В молодости - очень красивая, нравившаяся мужчинам, любившая красиво и модно одеваться, обращавшая на себя внимание. От того времени у нее осталась привычка часто смотреться в зеркало, так ли выгладит, красива ли, нет ли чего лишнего. Тогда этому удивилась. Потом увидела, что она при всяком удобном случае старалась снять платок, даже на лекциях, которые посещала в СТПИ. Она хотела нравиться как женщина. Да и платок на ее голове не хотел сидеть, на службах постоянно сползал, потому что она его только набрасывала, не завязывала, не закрепляла, чтобы не портить внешнего вида.
Окончила музыкальную школу, музыкальное училище, с хорошим голосом и музыкальным слухом, работала в городском училище искусств. Одновременно, как и многие певчие, пела в церковном хоре. Позже какое-то время была регентом: сначала в одном храме, потом в другом. Но батюшки сразу чувствовали ее стихийную женскую силу, которую она не хотела признавать в себе, но всегда ею движимая. Они чувствовали ее сопротивление их воле, духовное сопротивление, и быстро отставляли от храма. Ее страстность и естественность многих отталкивали, ей не хватало опосредованности верой, духовной культуры, переработки мирских страстей в духовную жизнь. Для храма она оказалась слишком природной и стихийной, необузданной и не преображенной.
Она была искренна в своих устремлениях: искренне пыталась воцерковиться, искренне принять все правила церковной жизни, искренне жить верой, но ей это плохо удавалось по существу, хотя внешне все было, как положено. Она не готова была к внутреннему перерождению, ей больше нравилось оставаться женщиной, она надеялась обрести женское счастье, не хотела мириться с тем, что ей это не удавалось, не хотелось окончательно говорить «нет» своим страстям. То, что было внутри нее – страстное чудовище, слишком женское и мутное, не смиренное – не пускало ее глубоко в духовную жизнь, ей надо было постоянно держать себя в узде. Она искренне к этому стремилась. Но силы были не равны, ей надо было в себе очень многое преодолеть, чтобы войти в духовное пространство окончательно и безвозвратно. Она к этому была не готова. В ней слишком сильно было неверие. Сильнее, чем вера. Оно требовало от нее большей заботы о себе, чем она проявляла о нем. Очень искренняя, непосредственная, тонко чувствующая, но стихийная, не смиренная, больше требовательная к другим, чем к себе. Это привело ее к катастрофе и в личной жизни, и в церковной. Катастрофа усилила ее независимость и нетерпимость, сделала ее жесткой, резкой, осуждающей, склонной к акривии.
В конце концов, она уехала из России в Грецию. Сейчас там она ухаживает за бабушкой, тоже православной, домой возвращаться не собирается. Последний раз видела ее в храме перед самым ее отъездом. В красивом модном костюме, безукоризненно сшитом и ладном. Но стоящей как-то одиноко, в стороне от всех прихожан. Во время службы не крестилась, прощалась. Со мной она порвала и, как всякая страстная натура, безвозвратно, не замечала и не здоровалась. В этом была она вся. Или все или ничего. Как это по-русски, но не по православному. К православию она так и не пришла. Потому что не такое это простое дело.