Ты смотришь испуганными бусинками темных глазенок, бархатным пальчиком осторожно касаешься моей щеки, на которой соленая капелька оставила влажный мерцающий след. Я обнимаю тебя крепко-крепко, глажу шелковые волосики, нежно целую пахнущую парным молоком головенку. Не бойся, малыш, не грусти. Все у тебя... нет, у нас... Все у нас будет хорошо.
Теплая маленькая ручка доверчиво обнимает меня за шею, темные бусинки глаз медленно закрываются, дыхание становится глубоким, ровным. С бесконечной нежностью вглядываюсь в безмятежное личико ребенка и узнаю в нем родные, любимые черты. Спи, мой хороший, пусть тебе приснятся самые сладкие сны, полные радости и надежды. Сны, в которых не будет боли потерь и горечи разочарований. Сны, похожие на те сказки, что все мамы на свете рассказывают своим детям перед сном. Баю-бай, мой сынок... Тебе пока не надо знать, что у счастливого финала каждой сказки есть продолжение, которое взрослые стараются скрыть от малышей как можно дольше. Когда кончается сказка, начинается быль...
...Немигающим, застывшим взглядом смотрела Ассоль на любимого и не узнавала его. Темные глаза, еще недавно обращенные на жену с немым обожанием, теперь были холодны, словно кусочки льда. Сердце Грея больше не трогали слезы, а слова его падали в пустоту сознания тяжелыми звенящими каплями ртути, нанося незаживающие раны хрупкой душе. Ей было так больно, что она уже не понимала значения этих жестоких капель-слов. Слезы, застилающие синие глаза, не давали возможности как следует разглядеть любимого лица. Неужели это происходит на самом деле?! Неужели тот, кого она терпеливо ждала целую жизнь, ради кого терпела насмешки и издевательства, кого сама Судьба привела к ней из дальних стран под алыми парусами, мог так жестоко предать ее?! Нет, разум отказывался принять такую действительность. Казалось, сейчас она откроет глаза, и все закончится, прервется, словно затянувшийся дурной сон. Вот только... Почему же он не кончается?..
-- Ты не можешь ни в чем меня упрекнуть, -- Грей говорил короткими рублеными фразами, и она мысленно отметила, что таким не знала своего мужа, -- я действительно любил тебя. Но все проходит. Даже любовь.
“Неправда, -- мысленно возразила ему Ассоль, не находя в себе сил произнести эти слова вслух. -- Любовь не проходит, это же не грипп”.
-- Мы стали чужими. В какой момент, не знаю. Меня перестало тянуть к тебе. Я ловил себя на том, что с неохотой шел домой после работы. В душе появилась пустота, которая требовала заполнения.
“Почему же ты молчал? -- с упреком подумала Ассоль, вмиг постаревшая на тысячу лет. -- Почему, когда я пыталась поговорить, выстраивал стену из банальных отговорок -- мол, устал, хочу спать, болит голова?.. Эту пустоту можно было преодолеть вдвоем. Но ты не хотел. Предпочел вытеснить, отодвинуть меня, вместо того, чтобы рассказать все как есть”.
-- Ты знаешь сама, человек так устроен -- он не выносит пустоты. -- Грей избегал смотреть в синие, до краев полные слез глаза любимой когда-то женщины. -- И ты не можешь винить меня за то, что я... Я встретил другую. И полюбил ее. Лгать тебе больше не в силах. Ты не заслужила лжи. И оставаться с тобой не могу больше. Прости.
Плечи Ассоль дрогнули. Как не крепилась она, как не готовилась услышать неизбежное и страшное, словно приговор, но выдержать это в реальности оказалось ей не под силу. И в тот момент, когда ударом хлыста прозвучало в воздухе последнее слово, романтичной, жизнерадостной мечтательницы не стало больше. Вечно юная душа Ассоль исчезла, уступив место отчаянью и разочарованию.
Грей не заметил этой метаморфозы. Пожал плечами и, понизив голос до шепота, произнес:
-- Так получилось...
Острая боль разрывала грудь разлюбленной женщины, ей хотелось кричать, топать, рвать на себе волосы, но она лишь тяжело вздохнула и, сглотнув подступивший к горлу ком, через силу улыбнулась любимому:
-- Я желаю вам счастья...
Ассоль хотелось умереть. Или заснуть летаргическим сном. Или заболеть амнезией. Но, словно Русалочка, преодолевающая нечеловеческую боль, она делала шаг за шагом, заставляя себя идти по жизни дальше. Спасение от тяжелых мыслей находила в работе, погрузившись в нее с головой.
Ассоль хватило сил и мудрости, чтобы сохранить дружеские отношения с Греем. Они часто виделись, созванивались. Теперь мужчина снова бежал к Ассоль с любой своей проблемой, спешил поделиться радостями и огорчениями. Иногда покинутой женщине казалось, что время повернулось вспять, и прежний Грей, ее Грей, вот-вот появится на пороге. Впрочем, она всеми силами гнала прочь иллюзии. Особенно после того, как познакомилась с разлучницей.
Соперница оказалась совсем не такой, какой подсознательно хотела видеть ее Ассоль. Не расчетливая хищница, не коварная обольстительница, а юное наивное создание, совсем еще ребенок. При первом знакомстве с бывшей супругой своего мужа эта девочка вела себя так доброжелательно и трогательно-застенчиво, что поначалу Ассоль заподозрила ее в неискренности. Но после с чувством стыда вынуждена была признаться самой себе: это жгучая ревность заставила видеть плохое там, где его нет. Совершая невозможное, она заставила себя взглянуть на разлучницу глазами мужчины, которого вопреки всему продолжала любить больше всех на свете. И, поборов гадкое чувство ненависти, Ассоль стала относиться к девочке по-настоящему тепло, с долей материнского снисхождения. Ведь между двумя женщинами, которых накрепко связала любовь к одному человеку, пролегли бесконечные тринадцать лет возрастной разницы.
Это было странное чувство -- трогательное, полное горечи. Временами одинокая женщина теряла контроль над собой, и тогда душу вновь переполняла первобытная жгучая ненависть. Но чистая сущность юной мечтательницы не давала возможности злу одержать верх. Борьба темной и светлой сторон личности проявилась особенно ярко, когда Ассоль узнала, что через несколько месяцев та, ради которой оставил ее Грей, подарит ему ребенка.
Ребенок... Маленький теплый комочек... Всю ночь Ассоль плакала, и даже валерьяновые капли не помогали. Малыш... Сын... Воплощение двух любящих людей в новой жизни, новой судьбе... Когда-то они с Греем так мечтали о ребенке! Но... Это единственное, чего Ассоль так и не смогла дать своему возлюбленному. Приговор врачей был беспощаден: бесплодие.
До сих пор она не смирилась с неумолимым вердиктом медиков. И вот теперь другая женщина воплотит для Грея ее самую заветную мечту. Ассоль хотелось умереть...
Когда счастливый отец вручил бывшей жене записку от роженицы, которую та передала из роддома специально для Ассоль, в душу женщины снова закралось сомнение -- не для того ли она это сделала, чтобы причинить боль предшественнице? Но после Ассоль в который раз отогнала неприятные мысли. Тон записки был трогательным, искренним. “...Я очень счастлива, -- писала юная мама. -- Наш малыш такой хорошенький, такой сладкий! И очень похож на своего папу. Ты сама увидишь, когда возьмешь его на руки. Ассоль, ты ведь придешь забирать нас из роддома вместе с Греем? Милая, пожалуйста, приходи! И еще... Я бы очень хотела, чтобы ты стала его крестной матерью. Думаю, Грей бы тоже этому обрадовался. Подумай, ладно? Мы любим тебя, Ассоль!”...
...Когда пришло время, Ассоль приняла на руки маленький белый сверток, перетянутый посередине синей ленточкой, отогнула уголок одеяла, с щемящим чувством тоски и страха испытать негативные чувства, взглянула в красное личико новорожденного. Малыш, сладко пахнущий молоком и нежностью, спал, почмокивая розовыми губками. Женщина с облегчением поняла -- ее боль, ненависть, ревность, гнев никогда не коснутся этого ребенка. Более того, та безмерная любовь, которую она все еще испытывала к Грею, хоть и не могла, не имела права ее проявлять, с этой минуты отчасти была отдана его (как все же больно, что не ее, не их!) сыну.
Она стала крестной мальчика. Наверное, ни у одного ребенка на свете не было крестной более любящей, доброй, внимательной. Ассоль трогательно заботилась о крестнике -- купала, гуляла с ним, покупала красивые вещи, игрушки, книжки. Ребенок платил ей за это искренней привязанностью и глубокой любовью. Папа и мама малыша умилялись, глядя на то, как женщина и ребенок играют, смеются, как он засыпает под ее колыбельные и сказки. Родители никому не доверяли свое чадо больше, чем Ассоль. Когда с мальчиком было некому посидеть, его мама просила Ассоль приглядеть за сыном. Она знала, что крестная никогда не откажется.
Так шли дни, месяцы, годы... Малышу исполнилось три года, когда его родители отправились в далекое путешествие. Сына они, разумеется, оставили под присмотром Ассоль. Женщина с мальчиком на руках долго махала вслед самолету, уносящему Грея и его молодую жену в чужие страны...
Они не вернулись. Бесстрастный голос по радио сообщил, что тот самолет разбился где-то в горах. Теперь на всем белом свете у малыша не было никого ближе крестной. А у Ассоль в память о ее единственной любви остался сын Грея...
Не ворочайся беспокойно, сынок. Не хмурь темные, как у папы, бровки. Наверное, это грустная сказка растревожила тебя. Ничего, сейчас я тихонько подую тебе на лобик, и все плохие сны исчезнут... Я сделаю все, чтобы твое маленькое сердечко не болело от той страшной утраты, которую тебе довелось пережить. Чтобы ты не почувствовал себя одиноким на этой земле. Я буду заботиться о тебе, любить, беречь. Уже не в сказке, сложенной когда-то отчаявшейся одинокой женщиной, а в жизни. Потому что когда кончается сказка, начинается быль. Такая, какой ее сделаем мы...