Зима выдалась об этот год ранней и снежной. Уже в конце Октября, чалая лошадка Фёдора проваливалась по брюхо в сугробы, когда поехали они на посёлок за пенцией, керосином, спичками, солью и прочим провиантом, который запасал старик на всю зиму. Фёдор правил, угадывая просёлок по своим приметам . Вот погорелое гумно, а вот «Кировец»…Стало быть, дорога правильная, аккурат между ними. А дальше – держи курс прямо на элеватор, не ошибёсси… Лошадка тоже помогала, как могла, находя путь по каким-то своим, одной ей понятным, лошадиным ориентирам.
На посёлке всё прошло, как нельзя лучше. Сельпо было открыто и не пришлось битый час искать Клавку-продавщицу на другом конце села, как это частенько бывало. Затарившись провиантом, Фёдор задержался в лавке, раз уж время позволило. Выпил с Клавкой стаканов пять чая да фуфырик водки, поговорили про дороговизну и козни местных властей, которые пятнадцать уж лет, как обещали провести в посёлок газ, да те деньги народные, видать, разворовали, а милиция вся купленная… Да и лошадка отдохнула для обратного пути. Лядащенькая она ужо у Фёдора. По годам-то - полная выслуга, а замены нету…
Тронулись в обратную дорогу ещё задолго до сумерек. Обратно, оно конешно, легшее…Вот и дорогу теперь не надо искать. Путь, проложенный утром, вьётся по снежной целине. С другой стороны, сани гружёные. Животине старой тяжко… На подъёмах Фёдор слезал с дровней и даже подталкивал их чутка, помогая лошадке. Часа через пол после того, как свернули они с проезжей дороги на заваленный снегом просёлок, опять повалило. Сперва не шибко, нехотя, а вскоре – крупными хлопьями. Растворились в белой завесе окрестные леса и холмы…Да и ветерок вдруг стал поддувать, пуская колючие снежинки волнами…Санный след прямо на глазах затягивался свежей порошей. Фёдор теперь шел впереди, ведя лошадь под уздцы и зорко высматривая во вьюжной мгле остатки утренней колеи. Стало смеркаться. Однако, вот и элеватор. Теперь, даже если и ни зги не будет видно, Фёдор знал, куда править. За шестьдесят с лишком лет, прожитых на хуторе, местность окрест него он чувствовал нутром, мог ходить в кромешной тьме с завязанными глазами. По такой непогоде, конешно, часа два ещё добираться. Да не беда! Доедем не спеша… Старик остановился на пять минут, укрывшись от порывов ветра полой полушубка, смастерил самокрутку. И самому передохнуть надо, и животине на пять минут роздых дать…
Попыхивая цыгаркой, Фёдор огляделся по сторонам. Вот там, прямо по ходу, должен стоять у обочины просёлка «Кировец». Фёдор поперхнулся едким дымом…Сквозь снежную пелену явственно мерцали два огонька, будто на ржавом остове трактора зажглись вдруг синеватым адским пламенем давно разбитые фары…Отшвырнув намокшую цыгарку, Фёдор взялся за узду и потянул упряжку на огонь. Робости не было. Чего бояться старику? Однако, шёл сторожко, пытаясь угадать, что за беда впереди…
Через полчаса добрались…Немного в стороне от скрытой под заносами дороги стоял, увязнув по самые фары, диковинный автомобиль, похожий на председателевский «газик», только раза в три больше. Такие Фёдор видал на картинках, что висели по стенам в МТС на центральной усадьбе. Огромный, квадратный, с трёхлучевой звездой в круге посерёдке радиатора. Мотор не работал, но фары горели и из кабины слышна была чудная музыка: будто нерусские на базаре в райцентре ругаются.
Оставив лошадку, старик побрёл почти по пояс в снегу к машине. Добравшись, аккуратно постучал в стекло водительской двери. Еле успел отскочить… Открыла девка. По виду – явно городская, в какой-то мохнатой драной шубёнке, зачем-то об ночную пору в тёмных очках, с длинными белыми волосами…
- Наконец-то! Пейзане! Где вас черти носят? Четвёртый час сижу, бензин закончился, печка не работает, аккумулятор скоро сядет… Навигация тут не берёт ни жопы, прикинь, дед? Чума просто! Давай, позови ещё кого-нибудь, поможете вытолкать!
Фёдор опешил от такого напора.
- Дык эта… Один я…
- «Дык-дык»… Так сгоняй в деревню, чучело! Приведи дружков своих…Этих, как их…Деверей, кумовьёв… Один что ли на селе?
- Дык…Эта…Нету деревни здеся…На хуторе мы живём. До посёлку – двадцать вёрст с гаком…
- «С гаком»… - Опять передразнила девка. – Кто мы-то? Много вас?
- Дык… Я да лошадёнка. Старуха седьмой год как померла, а я …
Девка не дослушала.
- Так у тебя лошадь? Реально – живая лошадь?И чё встал тогда? Привязывай её, я тебе покажу куда…Только смотри, бампер мне не раскурочь, всю жизнь отрабатывать будешь, как этот…крепостной! Гагагага! – Закатилась незваная гостья хрипловатым, обидным смехом.
Фёдору стало жалко свою лошадушку.
- Неее…Не потянет она. Вишь, как увязла автомобиля. У ней силов не хватит. Это «Кировцем» надо…
- Так гони сюда свой «Кировец».
- А што его гнать, он тута… - Фёдор махнул рукой в сторону черневшего неподалёку остова могучей некогда машины.
- Ты чё, дед, издеваешься? – В голосе городской послышалась гроза. – Я тут сейчас от холода загнусь, а он шутки шутит! Проблем захотел, старпёр?
- Не можем мы, - упрямо стоял на своём Фёдор, - силов нету…
- Ладно, чёрт с вами, доходяги. Далеко хутор твой? Жрать есть там чего? Поехали, давай, ветеран! Потом разберёмся…
Городская запрыгнула в сани и Фёдору ничего не оставалось делать, как взять курс к родной избе. Теперь, он не только вёл лошадь под уздцы, но и сам, сколько хватало сил, тянул за один постромок, помогая животному двигать потяжелевший воз. Внезапно в санях заиграла музыка.
- О! В сети! – Обрадовалась чему-то пассажирка. – Алё? Да-да, чёт связь слетела. Ага, навигатор тоже…Да откуда я знаю! Ехала, как ты говорила…Чё? Да нет, засела в чистом поле…Не знаю где, тут ни одной деревни вокруг… Ну щяс! Нашла тут одного…Неее, дед замшелый… Да он и сам не знает, всё «дык» да «дык», Сусанин, ****ь… Ага, сафари! Крокодил Данди восемь… Прикинь, я сейчас в телеге и меня лошадь везёт…Ну в санях, один *** разница…Слышь, опять пропадаешь. Я тебе, как узнаю, где я и что – перезвоню. Ага, давай…
- Нормально, дед! Всё работает, а ты говоришь «с гаком»… - Крикнула Фёдору девка.
Фёдор сделал вид, что не расслышал, оборачиваться не стал…
В избе городская повела себя неожиданно смело, без тени смущения. Обошла всю горницу, бесцеремонно трогая вещи.
- Ух ты! Это чё у тебя – полна изба античка? Прикольно…Ух ты? Подари, дед, вот эту штуку...А для чего она? Опа!.. Вот это клёво!... Крутняк!...
Чтобы избавиться от расспросов надоедливой девки, Фёдор стал топить печь и собирать на стол из своих скудных припасов.
- А выпить есть? – Поинтересовалась девка, глядя на дедовы разносолы.
Фёдор нехотя выставил фуфырик казённой.
- Да ты чё, дед! Палёнкой гостью отравить решил? Давай эти…как их…сбитни, медовухи…
Фёдор с радостью убрал фуфырик и вытащил из сеней бутыль бражки.
- Ну вот, другое дело! Гыгыгыгы! Натурпродукт? – Развеселилась девка.
- Ась? – Не понял её Фёдор.
Но в это время опять заиграла музыка. Городская вынула из кармана своего драного зипуна блестящую коробочку…
- Ну чё? Да не, нормально всё!... Слушай, тут такая чума у деда! Грузди какие-то, морошка, эта…как её…струганина что ли, хамон, иконы… Нееет! Да куда ему!... Лососины охлаждённой в «Ашане» купит, а понтов…Знаю-знаю…Какая разница… Ну и что?... А ты, типа, уже с ним обвенчалась?...Да пошла ты! На хую я его «Хаммер» видала! На таком говне только нищеброды лоховатые рассекают!...Алё? Алё?!
- Да и катись ты!... – Гостья швырнула свой хитрый прибор на подоконник. – Слышь, дед, меня Женька зовут… - Представилась наконец. – Фёдор Кузьмич? Можно, я тебя дядь Федя буду звать? Давай, дядь Федь, за нас с тобой!
Бутыль опустела быстро, хотя Фёдор и не пил почти. Женька притихла. Лениво жуя квашеную капусту, смотрела на старика каким-то странным, отрешённым взглядом.
- Есть ещё выпить-то? – Спросила нараспев. – Выставь, дядь Федь! Те чё, жалко?
Фёдор нехотя поплёлся в сени за второй бутылью. Когда вернулся, почувствовал недоброе… Так и есть! На давно некрашеных половицах комом валялось Женькина одёжка, а сама она сидела на лавке в чём мать родила, прикрывшись для виду своим зипуном.
- Дядь Федь! А давай – приколемся? Чисто по сексу… - Женька встала с лавки и зипун её мгновенно сполз с голых плеч на пол. Подошла вплотную, оттопырила одним пальцем Фёдоровы портки…
- Ты чё, дед, совсем виагру не пьёшь? – Разочарованно протянула, глядя на срам старика.
- Эт ты зря, козлёночком станешь… Гыгыгыгыгы! – Взяла из рук оторопевшего Фёдора бутыль, поставила рядом, на пол. Опустилась и сама на колени.
- А ты не гей, дед? А? Точно – нет? – разговаривала она как будто сама с собою. – Ладно-ладно! Верю, не ссы! Куда вам, колхозникам… Ничё, дядь Федь, не таких подымала. Да ты не жмись, ёптьть!
Женька потянулась ртом к сморщенному уду…Брезгливо скривилась …
- Слышь, Данди, а сауна есть у тебя? Парилка, спашиваю, с горячей водой есть?
- Банька? – Обрадовался Фёдор. – Имеется, как же!
- Да не гони ты, потом и в баньке… Успеем… - Женька взяла с пола бутыль с мутной жижей и медленно-медленно вылила её всю, до капельки, на дедовы причиндалы. Усмехнулась, как будто сама себе, и поглотила жадными своими, бесстыжими губами враз всё то, о чём Фёдор за ежедневными заботами и не вспоминал уже лет двадцать.
« - А ить надо было керосин-то – в срай… Ах ты, Господи! Лошадка-то так во дворе и стоит, нераспряжона… А што так мало пенцию начислили? Ай – кассирша омманула?... За дровами завтрева…» - роились мысли в голове у Фёдора до тех пор, пока Женька, почувствовав прилив мущщинской силы в дедовы чресла, не опрокинула его навзничь на дощатый пол и не вскочила на возмущённый уд…
- Деед! Дядь Федь! Курить есть у тебя? – Фёдор очнулся и огляделся по сторонам. Они с голой Женькой так и лежали на полу, посреди горницы. Только уже на её драном полушубке.
Непослушными пальцами достал Фёдор кисет с махрой, скрутил цигарку, прикурил от уголька, протянул Женьке. Та взяла осторожно, глубоко затянулась и медленно выпустила тонкую струйку сизого дыма аж до самого потолка.
- Бляяяяя, дед! Прёт реально! Сам растил? Бляяяя! Дай я тя поцелую!
« Лошадка-то, поди, измаялась в упряжи…» - только и успел подумать Фёдор до того, как Женькины губы сомкнулись опять вокруг его причинного места…
- Фееедь! Давай, кочегарь свою сауну! Заодно и помоемся, гыгыгыгыгы! – Растормошила Фёдора Женька. В маленькие оконца избы лилось по-зимнему яркое солнце. Метель улеглась.
- Я щяс…Я мигом… - Фёдор вылетел во двор, на ходу завязывая бельевую верёвку, что служила ему поясом.
Лошадка так и стояла понуро в упряжи на том месте, где он накануне оставил сани.
- Двавй, милая, давай! Недолго нам осталося! – Фёдор силой тащил упирающееся животное к «Кировцу».
Впрягся вместе с ней, обмотав упряжь за кольцо под бампером Женькиного антамабиля.
- Тяни, родная! Тяни! Я тутова, тож тяну… - Машина шла тяжко, но – шла.
Почувствовав под ногами дорогу, сделали последнее усилие. Есть!
Фёдор спешно вынул из отпряжённых саней все три четверти керосина и влил их, одну за одной, в узкую трубу за маленькой дверкой позади кузова , как у «Кировца». Половину расплескал…Да и ляди ево!
- Женюшка! Женя! Мошинка-то твоя уж на дороге стоит! – Тряс воняющими керосином руками Фёдор голое плечо спящей гостьи…
- Чё, в натуре? Эти,… шурины помогли? – Тёрла она глаза спросонья.
- Они, они… Ты поди, глянь…
- А чё глядеть? Бензина-то один ***…
- И бензин! Всё есть! Ты глянь…
- Ну ты прям мачо, дядь Федь! Крокодил ниибацца! – Женька кругалём ходила кругами вокруг своей машины кругом, зябко кутаясь в свой чудной, теперь уже вывалянный в пыли и пропитанный брагой и дедовым семенем, армяк. Села за руль, повернула ключ. Мотор чихнул, выстрелила труба чёрным дымом…Двигатель заработал. Кашляя, запинаясь…
- Вот что, Фёдор Кузьмич…Дядь Федь! Ты это… «дык» жди гостей дня через два. Я сейчас заеду к Лерке - тут недалеко, километров двести - заберу её, суку, вместе со всей гоп-компанией и – к тебе! Грибы, трава…Трава, ****ь, у тебя ваще – полный застрел! Отрыв башки! Реально! На, вот… - Женька протянула Фёдору свою чудную блестящую коробочку. – Я денег на счёт кину и с Леркиного телефона тебе позвоню. Ты смотри, без него не ходи. Лучше – в избе держи, там сеть точняком берёт… Виагры тебе привезём! А Лерка, она знаешь какая? Мёртвого выебет! Ладно, давай, дед, увидимся! Сауну протопи!
Рыча и постреливая едким дымом, машина поползла прямо между погорелым гумном и «Кировцем», держа курс на элеватор, темневший за лесом на горизонте…
Дождавшись, когда Женькина колымага скрылась за холмом, Фёдор выпрямился, размахнулся и со всей дури блызнул блестящей коробочкой о ржавый бок «Кировца»…
- Ну вот, милая! – Зашептал он на ухо лошадке, стоявшей всё ещё тяжело дыша от непосильной работы у саней. – Чичас пошли до дома, передохнём чутка…Я тебе яблочек покрошу, пшенички засыплю… Да ты не бось! Сани сегодня не потянем, ну их! Нам бы до дома… А завтрева, как встанем, покладём, что есть нужного до весны и – на пасеку…Помнишь пасеку-то? Вёрст пятнадцать, не боле…Михеич-то помер третьего года, а дом у ево справный так и стоит… И сорай для тя есь,и сено запасено.Там и притаимся… А керосин? Нашто нам керосин? С лучинкой обойдёмся, как родители наши… Пошли, родная, времени у нас на роздых мало. А неровён час – метель опять…
Две длинные тени, казалось, замерли на искристом снежном покрове. Лишь еле заметное перемещение их относительно «Кировца» указывало на то, что они движутся прочь от страшного, проклятого места…