До середины тридцатых годов в Советском Союзе было общество старых большевиков, которое затем Сталин разогнал, отправив всех уцелевших большевиков предаваться революционным воспоминаниям в те места, где они сидели в дни своей революционной молодости. Но пока это общество не разогнали, у них были свои продовольственные магазины и своя специальная поликлиника.
Моя старшая сестра Лёля, член партии с 1918 года, была членом этого общества и, естественно, была прикреплена к этой специальной поликлинике.
Однажды утром Лёля позвонила мне и попросила зайти в эту поликлинику, чтобы записать её на приём к врачу.
- Понимаешь, - сказала она, - я не могу туда дозвониться, телефон регистратуры всё время занят. Не поленись, постарайся для сестрёнки.
- О чем речь, - ответил я, - сейчас же еду.
Комната регистратуры поликлиники старых большевиков была обставлена большими потёртыми кожаными креслами и раскидистыми пыльными пальмами.
Я встал в небольшую очередь на запись к врачу. Передо мной стояла «христова невеста», возраст которой не знала, наверное, и она сама. Эта старая большевичка одной рукой опиралась на толстую палку, а второй рукой - на здоровенную бабу, то ли родственницу, то ли знакомую.
- Мне к профессору такому-то, - сказала большевичка.
Регистраторша посмотрела в какую-то карточку и сказала:
- Пожалуйста, завтра в 9 утра.
- Нет, - важно сказала старушенция, - утром так рано я не могу, я в это время завтракаю, соблюдаю диету.
- Хорошо, - сказала регистраторша, - вот есть возможность попасть к профессору завтра же, но не в 9 утра, а в 12.20.
- Нет, - ответила старая большевичка, - это время меня не устраивает, в это время у нас поездка по Ленинским местам.
Регистраторша промолчала, но я заметил, что у нее побелели мочки ушей.
- А такое-то время Вас устраивает? - справившись с собой, спросила регистраторша, назвав какой-то послеобеденный час.
- Нет, в это время я не могу, - ответила старая грымза, - в это время у нас спевка. Мы готовим юбилейную программу.
С меня было довольно. Я понял, что если я ещё минуту послушаю подобный разговор, то стану убийцей при отягчающих вину обстоятельствах. Эту регистратуру я покинул скорым шагом и дал себе слово, что больше моей ноги там не будет.
Вернувшись домой, я позвонил сестре:
- Лёля, - сказал я, - если ты не хочешь носить мне в тюрьму передачи, то дозванивайся в свою большевистско-дурацкую поликлинику как хочешь. Я туда больше не ходок.