Отъезд в пионерлагерь моего детства происходил где-нибудь поблизости от шефствующего предприятия, куда удобно было подгонять заводские автобусы, сделавшие уже рано утром ходку по подвозке работников. Отъезд в пионерлагерь "Кировец" завода синтетическго каучука им. С.М. Кирова происходил на широкой площадке Дворца культуры завода. Не культуры завода, а заводской в смысле Дворец культуры. Естественно, должна была быть в этой суете и неразберихе атмосфера праздника и призван ее был создать убывающий в пионерлагерь же детский оркестр ДК. Я это рассказываю для своих юных читателей не переживших лично тех чудных времен и о пионерском детстве имеющих смутное представление.
В-общем, площадка перед ДК завода имени Кирова, на ней дети и их родители с чемоданами и рюкзаками, автобусы, водители, организаторы всякие с матюгальниками. Все это дело кипит и роится, а сопровождает это нервное веселье польками и маршами духовой оркестр.
Пионерам подавали желтые "Икарусы" а оркестр, проиграв прощальный марш и проводив их длинный караван, грузился в неопределенного цвета колымагу, которую как правило пилотировал какой-нить только из армии юнец, коему еще порядочную технику не доверили. Михал Иваныч Кораблев, в народе Михалыч, руководитель взрослого и детского духовых оркестров ДК им. Кирова, садился в этот антикварный предмет, осмотрев орлиным взглядом из-под ладони опустевшую площадку и убедившись что из его музыкантов никто не потерялся. Поднимаясь, он про себя пересчитывал по головам личный состав, не глядя на водителя, а лишь клал ему на плечо руку свою и степенно ронял: Трогай, сынок. Затем он прочно усаживался на кондукторское кресло лицом к проходу и прикрыв глаза, замолкал в изнеможении от исполненного как следует пассажа протокола.
Он это проделывал трижды за лето на протяжении лет к тому моменту примерно сорока, с перерывом на войну, и ритуал был отработан до рефлекса.
В этот раз однако автобусом правил такой же замшелый ветеран, как сам Михалыч. И на отеческое возложение ладони на плечо, сопровождаемое напутствием "трогай, сынок" громко возмутился в духе "...какой я тебе нахрен сынок нашел сынка я сам дед почище тебя дед...".
Михалыч с удивлением ревнителя этикета оглядел на первого за долгие годы нарушителя протокола и с пару секунд молчал. А затем спросил, не опуская бровь:
- И какого ты года?
Водила буркнул:
- Ну, девятьсот четвертого.
Михалыч, опустил бровь и раздал:
- А я - девятьсот второго! - И без паузы, кротко:
- Трогай, сынок.
И сел. Где всегда. Лицом в проход. И прикрыл глаза. Как всегда.
Как заведено не со вчера и отменят эту процедуру еще не сегодня.
Не юнцы какие-то.
Такие люди были.