Вся душа моя сплетена из грязи, нежности и грусти.
Василий Васильевич Розанов
Ш О Р О Х И
О чем же еще писать, как не о себе? Довольно интересоваться другими людьми, когда я сам намного интересней и для себя, и для прочих. С чего начать тоже не проблема - с рождения своего. Надо бы осознать сей факт основательно. Что же это такое - мое появление в этом мире? Процесс зачатия элементарен: папашка засадил мамке, посучился, побрызгал малафейкой, прошло девять месяцев: и вот нате вам - эдакий орущий и одновременно испражняющийся младенец посетил сей мир. Ну не чудо ли? Это ли не свидетельствует со всей очевидностью о некоем Высшем Начале, Которое снизошло до того, чтобы аз есмь вывалился из утробы? Кто-то же запустил этот механизм миллион лет назад или сколько там? И вот же действует, бывают осечки и прочие выкидоны, но сам способ живорождения производит человеческий материал довольно исправно. Вот вам и первое доказательство бытия Бога без какой-либо конкретизации, кто он - Христос, Аллах, Кришна, Иегова и т.д. Бог и все. Бог - и этого достаточно. Или нет? Или нужно познать тайну сию? Что ж, кому охота - пусть занимается богоискательством. А я пойду чай пить.
вечером, охраняя загородный дом
Было бы кстати исследовать процесс рождения человека хотя бы в основных аспектах. Так чтобы прочесть и ухватить самую суть. Поработать мозгой за других и таким образом облегчить им познание. Кто-то мне облегчает, кому-то я - так и движемся во всеобщем познании, обмениваясь и дополняя друг друга знанием. Ибо суть общения заключается в обмене знаниями и ни в чем другом. Когда не о чем говорить, становится скучно, люди расходятся. Когда есть о чем, тогда вместе, кучно, происходит обмен энергией меж людьми и так, подзарядившись, - разбегаемся собирать информационную энергетику, чтобы встретясь, опять подпитать друг друга. Человек интересен тогда, когда он есть носитель какой-либо информации. А если ее у него нет, тогда какой же он человек? Так, недоразумение.
тогда же
Летом на берегу любимой Стырюги под кустом цветущего жасмина совокуплялся с Леной и одновременно читал «Уединенное» Василия Васильевича Розанова. Полагаю, что старик не был бы в претензии за такую мою шаловливость.
в маршрутке, глядя на буржуйские угодья
Никогда, В.В., не имел я интереса к нумезматике, монеткам разным, затертым, скучным. Пустое занятие. Что Вам было в этом хобби? Есть в любом коллекционировании какое-то тихое помешательство. Этикетки собирать, зажигалки, презервативы, спичечные коробки и пр. Однако, что-то в этом ведь есть. Неспроста люди занимаются собирательством вещей. А марки? Ведь за них же поди и замочить могут. Жизнишки лишить за какую-нибудь бумажку. А Вы говорите - монетки. Нет уж, В.В., уж лучше книжки собирать смолоду и старость будет мудра, как где-то Вы сказали, любезный и сердечный друг мой, В.В.
идя в уборную
Умер Гиттик. Это был старый иудей, проживший свою жизнь во всяческих благодатях. Собравший коллекцию картин из передвижников. Издававший книжонки рассказов. Был светилом в нейрохирургии, каким-то даже академиком. И вот он перестал быть. Сбежались израильтяне на погребение. Цепко же он держался и за кафедру в местном вузе, и за клинику, и за консультации. Забавный такой старикашка. Детей своих выгодно пристроил в Израиле. Во всем была удача, фарт, цымес. Обделывал с жидками делишки. И вот теперь, как говорится, «сыграл в ящик». Еще недели не прошло. Похоронен на элитном городском кладбище, где простых смертных не хоронят. И здесь он ухватил свой последний льготный кусок - три аршина земли.
вечером на дежурстве
гуляя в парке
Сьездил на три дня в Москву. Теплый мглистый октябрь там. И та же убийственная гарь на Новом Арбате, да и везде в центре. Поплелся с товарищем на Красную пл. - показать. Ему интересно. Всю жизнь рвался в Москву, пожил в ней два года и теперь как-то перегорел, успокоился. Каждый раз Москва меня вышвыривала обратно в ублюдочное захолустье. Не принимает, отторгает - и от этого еще вожделенней. Здесь певучая московская речь. Холеные женщины, упоительно красивые, томные. Тратящие уйму денег на все, наверное. Таких в провинции нет. В провинции - скучная бабья сволочь. Дурно одетая, неприятно пахнущая, безмозглая. Насмотревшись на арбатских прелестниц, дома остервенело развратничаю, и этим как бы обретаю утраченное равновесие. Человек убегает все время куда-то. Не от ужаса смерти ли?
за письменным столом
Ах, как не хватает мне Вас - Василий Васильевич! Побеседовать бы, посудачить обо всяком. Я бы еще с Венедиктом Ерофеевым покалякал. Да мало ли что. Умных людей много, а сердечных - как зернышек в плевелах. Потому и не скучно мне с Вашим «Уединенным» в уединении. Перечитываю, так близко, сокровенно. Вот протяни руку и коснешься Вас живого, теплого, табачком пахнущего. Страшно нам, Отец, в 21-м веке. Это уже не Ваш «ледяной холод», а просто черт знает что. Не поддающийся словесному выражению распад.
ночью, без сна
Церковь православная развалилась и гниет кусками. Вот шествует толстый поп, разнесло его, бедолагу, вширь от молитв и постов. А то на мерседесе прокатиться попик с ****енкой. Никого не удивляет. Ибо утеряны нравственные критерии. И где гарантии, что целуя руку вот такому духовнику, - не подставляет ли он вечерком после молебствий свой афедрон активному партнеру? Вы оказывается христиане? Ну, вот протухший нищий. Полюбите его, возьмите к себе в дом, где евроремонт и ковры, накормите, помойте, спать уложите. Что? Не хватает духу на такой подвиг? То-то же. Лицемеры вы все, скоты ехидствующие, поправшие святыни.
возле замка, рядом элитный кабак с музыкой
Как человек вонлив, смердящ. Не помылся день и весь уже в струпьях. А как жутко пахнуло подзалупной слизью, когда спустя два дня после полового акта мочился! О, эти срамные щели ниже пупа! Всю жизнь выковыривай дрянь из них, подмывайся. А как баба отворотно мерзеет, когда не прополощет влагалища. Там ведь лохань побольше мужицкой. Помню, юзал одну в позе сзади, а она, подлюга, попку не отмыла, и вот какашками в нос мне шибало, отворачивался я, но ритмично засаживал, держась за ее большие отвислые груди - и были мы похожи на какое-то половое животное мужеска и женска пола одновременно. В таком соитии. И все бы хорошо, да вот только запашок нехороший. Да я, собственно, не в претензии. Ведь оргазмическое содрогание стоит того, чтобы пуками и сранью не побрезговать. Пущай. Не убудет. Но Творец-то каков шалун! Так унизить человека дурным запахом! Обонятельно презреть, слишком уж не эстетично. Ведь мог Верховный Папашка сделать так, чтобы человеки писали чем-то приятным, одеколонью, например. Так, что нюхай, нюхай, Альберт Вениаминович подзалупную грязь свою и мойся почаще.
на дежурстве
Всю жизнь любили меня одни шизофренички. С нормальными женщинами не везло. Они требовали: то денег, то еще чего. А эти такие одуревшие, милые. Я понимал их, чувствовал, ласкал. В промежутках между бредовыми состояниями, они ковыляли ко мне - бледненькие, исколотые, с полубезумным взором. В обычной женщине есть что-то бесстыдно алчное. Эти же шизогрэзонерки были из другого замэса. С такой ведь интересно: а ну, как ножиком пырнет или вывалится из окна. Толпа сбежится, под свист и улюлюканье её увезет скорая. И буду я в больничку гостинцы носить. Визитировал одну такую с Аликом Сергеевым. Они сидят на балконе за решеткой и клянчат папироски. Делают недвусмысленные предложения. Интересно. Да ведь каждый умник должен быть готов к этой участи. Книжек начитается, в голове мудянка. Ну где же еще, как не в дурке отлежаться, казенную пайку хавая? Вспомните «Палату №6». Да и Иосиф Бродский в подобных учреждениях кашкой подьедался.
утром, проснувшись, глядя в потрескавшийся потолок
Буржуй купил землю за городом. Построил дом. Большой участок земли огородил забором. Все добротно, чинно, качественно. Да вот незадача: упирается усадьба в кладбище. Посадил буржуй туи вдоль, чтобы как вырастут закрыли такую неприглядную картину. Думает наивный буржуйчик, что этим от смерти спасется.
охраняя дом этого буржуя
Две барышни сошлись в лесбийских игрищах по причине того, что парней - удалых рукосуев - как-то не оказалось. То ли мордашками не вышли, то ли фригидные. Таких убитых чувствуют за версту. Баба современная, чтобы взять кавалера, должна быть сексуально агрессивной, брать его за сочащееся похотью вымя, наползать на него грудями, чтоб он только в койке опомнился и не дал дёру. Тут целая стратегия. И правильно девки эти сделали. Раз нет мужиков, так и *** с ними. Доставим друг дружке и таким образом удовольствие: где тисканьем, поцелуйчиками, да пальчиком пиписку потереть - глядишь уж и кочевряжиться, бабенка нерожалая, в оргазме, накатила на нее сладость и подвывает, растелешившись, срамно подмахивая... Я таких, убей меня Бог, не осуждаю. Ведь некуда же им деться. Мужичье выродилось, спилось, наркоманиться. Я сам бессемейный, хоть и без вредных привычек (исключая онанизм), не решился бы завести семью - хлопотно и неблагодарно. Дите вырастет и мне же по башке долбанет. Так что я лучше на дамбе возле любимой Стырюги буду читать Вергилия. Придет Ленка и сделает минетец. Так и живем-с.
пляж, дамба возле «Спартака», сижу в тени на полотенчике
Вообще-то по поводу «нравственных критериев» я загнул. Сам ли я праведник? Так какое может быть морализаторство? Увлекся, а все Вы, В.В., с толку сбили, голубчик. Уж мне-то с калашным рылом. Я не делаю зла и к добру не особенно расположен, а просто живу. Опасливо смотрю вокруг: кто мне враг, а кто так себе, безобиден. Сам я с книжечкой в парке сижу - вот мое место. И еще на речке с девицей какой в кустах поласкаться - это тоже мое. Придет Алик Сергеев с собакой. Все никак не могу ему женщину сосватать. Жуткая он сволочь. Кто б его трахнул? Пропадает ведь мужичище. Юниц прыщавых водил к нему на смотрины. Все нос воротит. Деньги на гетеру жалеет (скупердяй невероятный). Я его люблю, этого долговязого иудея, заросшего черной бородищей, в очках на мясистом носу. Помните, В.В., вы говорили, что у всякого русского должен быть свой жидок? Так вот у меня есть - Алик Сергеев.
в гостях у Алика пью чай
Ж и з н ь и д и о т а. Селедцов женился на иудейке с целью уехать в Израиль. У барышни был сынок Виталичек: тщедушный, грязненький, малорослый. Но эмиграция не состоялась по причине кончины мадам. Виталичек осиротел и стал жить у Алика Сергеева. Затем его вывезли в землю обетованную, где он до сих пор халявничает по яшивам. Селедцов же, по антюрному беспокойству характера своего, решил издавать газету. Заложил в банк двухкомнатную квартиру, получил деньги, издал три нумера и как-то охладел к газетному предприятию. Загулял, деньжонки истаяли. Банк квартиру забрал . Селедцов с маман стали жить по сьёмным углам. Решил Селедцов продавать газеты на рынке. В свободное же время любил оный забавничать игрушечными солдатиками. Пытался сделать себе обрезание, залил сортир кровищей, едва спасли. Подался Селедцов от тоски и общего неустройства жизни в Киев с обрезом в сумке. Банчишко поди какой намеревался гробануть. На Крещатике на него обратили внимание мусора - оченно уж озорно блестели у шалуна глазенки. Поинтерисовались содержимым баула и обнаружили ствол. Получил Селедцов полтора года за незаконное хранение оружия. Отсидел и теперь опять продает газеты на рынке.
Интересная жизнь мосье Селедцова продолжается.
дома, должна прийти Лена
Есть два типа мужчин: сексуально удовлетворенные и неудовлетворенные. У первого типа мужчин взгляд на женщину спокойно-вожделеющий, пресыщенный. Эти уже наеблись. Трудно удивить. Проявляется склонность к педофелии, но и она в конце концов надоедает. В таком состоянии эти мужики спокойно доживают до возрастной импотенции. Печальна участь сексуально голодных мужчин. Взгляд у них затравленный, злобненький, завистливый. Отчаяние белесой мутью покрывает их бегающие, испуганные глаза. Сюда же добавляется изнуряющий онанизм, создающий чувство вины и брезгливости к себе. В середке жуткое гадство. Чудовищные комплексы. Из них получаются насильники, маньяки типа Чикатило. Такому бабенку придушить - раз плюнуть. Вот почему нужны публичные дома. В них такие бедолаги снимали бы половое напряжение и, глядишь, такой эротман никого не снасильничает. А представьте себе юнца 17-20 лет, самый пик созревания и нет ****ёнки. Прямо беда. Так что я за бордели, где-нибудь на окраине города, в хибарке. Пусть облегчаются ребятишки.
на дежурстве, вечер, идет дождь
Странный какой-то идиотизм по поводу выяснения моей фамилии. Чуть ли не пол города занимается этим вопросом. Откуда эти дураки взяли, что я ее скрываю? Однако, так упорно считают. В чем здесь суть? Древний страх, в основе которого желание знать, с кем имеешь дело? Узнать имя - значит внести ясность в отношения. А если скрывается имя - значит враг, опасен, можно ожидать подвоха. Здесь еще та мысль, что если скрывается н е ч т о - значит какая-то постыдная тайна, узнав которую, можно шантажировать человека, использовать страх предания гласности фамилии в каких-либо корыстных целях. Ну, и вообще садизм. Любят людишки помучить друг друга. Получают от этого немалое удовольствие. Не весь ли Достоевский об этом?
после полового акта с Леной, щекочет пах перышком
Лена похорошела, когда стала заглатывать мое семя. Где-то прочитала, что это полезно и дорвалась. Личико округлилось, носик покрылся веснушками, губки свежие, чуть влажные. И вся она пахнет яблочком, когда во время интима лоно ее увлажняется сочной мокротой. Как хороша женщина в эту свою зрелую пору, вошедшая во вкус мужского тела, запаха и телесной жаркости. Играет фаллосом словно котенком. Облизывает как леденец. Пышущими щеками прижимается. Воркует над ним - колдунья. Никакой стыдливости у нее не было никогда. И мох темный опушкой вокруг половых губищ. Сразу охотка к самцу, под бочок, под мышку, и ножку закинуть на бедро любовнику. Тела подмытые, выделения приятны в своей слизи, потности, слюне и поэтому все это любовно-ласкательное месиво зело благодатно. А какой лобок у нее - жирный, мясистый, в складках! Груди большие с багровыми пятнами сосков, отвисают тяжело, покачиваются, когда сзади налегаю я в ярости последней, одурев ... Кушайте, женщины, мужеско семя и будет вам добро.
за компьютером, просматривая файлы по литературоведению
Всю жизнь работаю сторожем, хотя какая же это работа: книжки читаю на дежурстве, телевизор смотрю, приемник слушаю, с барышнями на топчане кувыркаюсь. И за все это мне еще деньги платят. Надо бы написать цикл рассказов и озаглавить оный: «Записки сторожа». Есть что поведать. Жаден человечишко, ежели он к тому же еще и буржуй. Награбастал вещей, строений, имущества какого - вот и сторож нужен охранять их, а также платит хозяин за свой душевный покой. Сидя дома, знает он, что сторож охраняет его угодья, даже если он дрыхнет или вообще ушел водку пить (не про меня, я - не бухаю). По причине трезвости я востребованный сторож, меня ценят, заботливо передают с объекта на объект. Заискивают, подлецы, кровососы, эксплуататоры. Так сложилась моя биография сторожа. Нужно иметь для этой профессии определенные качества: хороший сон, любить чтение, не бояться одиночества, быть мечтателем. Изредка открывать форточку и дуть в свисток, давая понять этим, что сторож начеку. Идеальные условия для занятий писательским трудом. Я и написал рассказ об этом - «Данилыч». Почти с натуры списан. Лучшее время моей жизни я провел на дежурствах. Мечта: кладбищенский сторож.
естественно, на дежурстве, похлебал супчик
Написать бы еще «Горестные заметки чайника». Сиречь, неумехи и болвана в компьютерном деле. Купил третий «пентиум», привез домой, включил и ... начались мои страдания. Завис, падла. И я час в бешенстве тыкал в клавиши и матюкался. Эх, раздолбал бы кувалдой - да деньги уплочены: жалко. Как я страдаю вот уже лет восемь от этих компьютерных неурядиц! А вокруг сволочь жульническая: берет деньги, а устраняет неполадки кое-как, так что по нескольку раз приходиться обращаться. Так познал я бесовство этой адской машинки. А отказаться не могу, ибо вкусил сладость обработки текстов на компьютере. Так уж утонченно и подло, изуверски может изнасиловать эта зверюга! Трепещешь от ее непредсказуемости. Шибанет своим бредом - заскулишь, веру в разум потеряешь. Не иначе как иудеи эту штуку на погибель гоям изобрели.
за компьютером, слушаю «Болеро» Равеля
Прибился котенок черного окраса. Взял домой. Мяукает, писает где ни попадя, лазит везде, чашку побил, под ноги лезет, жрать кашку с молоком не хочет - достал он меня и вышвирнул я его на помойку, раз он такой дурак. А ведь сидел у меня на плече и мурлыкал. По яйцам лазил, щекоча шерсткой. И вот я избавился от него. Слишком уж хлопотно оказалось. Не для меня. Я ведь не привык заботиться о ком-либо. Живу бобылем и другой жизни не желаю. Два выводы из этой истории следуют: за удовольствие надо платить и как быстро поменялось во мне отношение: от умиления до гнева и швырка котенком - безжалостно, эгоистично.
гуляя с Леной в парке
Ночевал в Киеве на вокзале. Не то чтобы обилие проституток, но есть несколько. Такая подкатила ко мне и предложила минет сделать. Я опешил. Сколько? 15 гривен. Всего-то? Мгновенный интерес. Предложил посидеть, поговорить, что да как. Сонька Мармеладова в самой своей очевидной натуре. Как дошла до жизни такой? Лет сорока. В темноте не видно лица, только зубы металлические блеснули и скрылись. Так она ходит по таксистам, ее гонят, но не всегда. Иной соблазнится и вот она в салоне мотает головой верх-вниз, кряхтит. Я денег пожалел. Зачем платить за то, что мне Лена с толком и так сделает. Ей же польза. Но ведь грязные *** ей сосать приходиться. И всякие: старчески сморщенные, толстые, короткие, тонкие. Вонь опять-таки, болезни. Героическая минетеса из Киева - я тебя уважаю. Ты зарабатываешь деньги как можешь. Бутылки собираешь. Спишь в падьездах. Водочкой балуешься.
Боженька ведь и таких любит.
в библиотеке
Грянули выборы. И закрутилось, понеслось. Исступленная ненависть с обеих сторон. Народ одурел, мечется, вылупив зенки. Ничего не понимает. Кажется, еще так продлится и без кровавой бойни не обойтись.
Мы же с Леной в это смутное времечко петтингом занимаемся.
дома за компьютером
Что-то я все о ебле да о ней же. А как же вопросы духовные? Ведь и они мне не чужды, вероятно. Если бы еще знать, что это: духовные вопросы? То есть, они есть, конечно, безусловно. Но мне до них не добраться. Я ведь не Гегель какой-нибудь. В этой плоскости и Бердяев мне недоступен. Да где же в этом ублюдочном захолустье сочинения Бердяева достать? Ну, даже если и достанешь - так что? Хорошо, прочтешь. Дальше что? С кем поговоришь о Бердяеве? Образованность свою показать кому? Разве что себе с помощью Бердяева нечто объяснить.
Провинция тупа, невежественна, безмысленна и безязыка.
просматривая альбом с марками
— А скажи, мил-человек, что это ты не в Москве?
— Испужался. Оченно уж терроризм досаждает.
— Неужто так все плачевно?
— Не то слово. Сам посуди, братишка. Едешь в метро и не знаешь доедешь ли. Рванет поди шахидка бомбешку и разорвет на куски. Обидно-с. После очередного теракта вся Москва ходит с обосранной от страха задницей. Потеряла златоглавая беспечность, все как-то с оглядкой живут, в панической суетливости. Давит этот экстрим на черепушку.
— И поэтому ты сбежал, баловень судьбы?
— Поэтому. Уж не взыщи.
— За жизнишку свою дрожишь?
— Дрожу, касатик
— То-то же. Сиди в Луцке и не дергайся. Твое место возле параши.
— А хоть и так. Зато живой.
на дежурстве, с Леной поссорился
Для того, чтобы покорить женщину, мне следовало бы одеться поприличней. Не с гуманитарки тухлые шмотки напяливать, а эдак фраернуться в блистательном прикиде. В одежде был всегда неприхотлив. Трусы мне дарили жалостливые тетки, носки тоже дарили они же, носовые платки появлялись вообще неизвестно откуда. Шубу подарила Света из Смоленска от покойного брата. Берет Лена подарила и офицерское галифе папашки. Лида подарила кальсоны, которые ейный муж стащил из армейского склада, где он состоял каптернамусом. Джинсы подарил Сергей, у которого я дачу охранял в Подмосковье. Шарфик и шапочку презентовала Зося. (О, матка боска! Что мы с ней творили, пся крев!) Тюбитейку мне хотела подарить Наташа, но так и не решилась. А потом как прорвало - из сакенд-хэнда попёрло шматьём. Как наркоман втянулся. Рыщешь азартно по рядам. Одну одежку раз в неделю покупаю. За 50 коп, помнится, купил рейтузы и подарил маленькой Наташе (славно кочевряжились). Так я и приоделся, но все равно вид мизерабельный, какой-то разночинский, все с чужого плеча. Вот мне уже 44 года, а у меня никогда костюма не было. И ничего. Никогда не оценивал никого по одежде. Не привлекало. Смотрел на лицо, в глаза, на ноги, если это дама. Юбочка, едва прикрывающая срамоту, - это завораживает. Оглядывают меня с ног до головы такие паненки - оценивающе и - проходят мимо. А посему женщины мне отдают предпочтение все больше простецкие, из народной шараги, без предрассудков.
в троллейбусе
Сам я себе странен и себе иногда в моменты особенные ужасаюсь. Т. е. не то чтобы я был злодей какой. А скажу откровенно: странный человек я. И в чем это проявляется тоже не так просто сказать. Вдруг как очнешься от глубокого сна и удивишься: надо же, едрит твою, живу! И жизнишка все больше скучная и тоскливая. И так будет всегда, с возрастом все больше ухудшаясь. Но были и светлые периоды: влюбленность; до этого: раннее детство, отроческие забавы, а затем как-то сразу угрюмая мужичья жизнь с водкой и мордобоем. Радости мало, а после сорока умеренное переживание физиологии и чувств. И хорошо, что трезв. Вообще, безрадостно существование, но таковым оно, вероятно, и должно быть. Хотя быть в радости ежедневно, быть в веселии и празднике - это тоже слишком. Время есть печали и время есть радости. В чередовании оных и состоит жизнь. Мыслишки убогие, ну что ж делать: что есть.
на дежурстве
«Василий Васильевич уловил «брачный ритм» жизни, у него все зарождается из брака. У него даже религия есть брак человека с Богом. И от самой церкви он отшатнулся именно потому, что в ней таинство брака неразвито и не получило такого расцвета, как другие таинства. Розанов хотел бы проникнуть через пол к самой главной святыне мира, которая еще не открыта. Для него не существует чуда вне пола. Для него пол - единственное чудо... Поистине, весь Розанов - это реакция против двухтысячелет-ней бесполости мира в христианстве, против скопчества и аскетизма в христианстве, он - бешеный взрыв замученной природы в цепях христианства, он, может быть - единственный вестник жизни в наше мертвое время... Что-то языческое, иудейское есть в его суетливом желании насытиться до краев жизнью...»
Вот мелконькой рысцой перемещается по городу мерзавец Степаненко. Низкорослый, с едва покрытой редкой порослью плешинкой, желтоглазо-тухлый взор упыря. Редкое удовольствие ему доставляло мучительство людишек. Выберет, подлец, жертву и терзает ее годами, бьёт в одно больное место, ковыряет и хохочет радостно, бороденка ёжиком шевелится, ножками туп-туп - ну, прямо шалун, а в середке - ледяная ненавидящая злобность, всех бы сожрал, давясь, втоптал в гноевище. Диагноз этому монстру: параноидальный садист. Занял двести долларов у некоего Манька на операцию своей жинки, ****ёнка у ней загнила, и не отдал деньжонки, да оправдание какое нашел, шельмец: я, говорит, его на христианстве выкупил... Каков! С тех пор, как я расшифровал его раздражители, он прекратил со мной общение. Испужался, говнюк.
на дежурстве, крепкий мороз, звездная сыпь
В недавнее времечко рассказывали об эксплуататорах, кровососах, батраках, челяди, холуях. О холуях, пожалуйста, поподробней. В какой-то момент я осознал: да ты ведь, братец, холуй! Как-то незаметно стал им. И ощутил презрительное отношение к себе со стороны буржуя, зырок такой искоса: ну ты, холуй... Ах, как интересно! Ведь не было же этого! Не было! Все или почти все были братишки и сестренки! В роли холуя преданно заглядываешь хозяину в глаза. Трепещешь. Оказывается, все это было в тебе, дремало в подсознании, в генетике и вот - проявилось. Более всего это заметно в крестьянах, у которых с крепостного права холуйство в крови. Что же, психологически и в этом состоянии побыть интересно. Еще важней вовремя выйти из него. Если удастся...
после страстных лобзаний с Ленусиком, пипка её пахнет яблочком...
Люблю, Василий Васильевич, запустить матерком. Балагуришь, речешь, изящно калякаешь - и вдруг появляется непреодолимое желание молвить нехорошее, так сказать, словцо. Самое часто употребляемое, конечно, из трех букв. Помнится Федор Михайлович Достоевский умилялся, когда пошел за двумя пьяными мужичками, которые виртуозно изъяснялись трехбуквенными комбинациями. Да и Вы, батенька, в матерке, как я постиг, ничего постыдного не прозреваете. Важно одно: эстетично и к месту матючок ввернуть. Есть в сих словесях мощная энергетика, восходящая к Полу, который для Вас, Василий Васильевич есть - Бог... Одно только Ваше изречение чего стоит: все клубится возле Пола - примерно в таком смысле, не дословно, как запомнилось. Вот от неожиданной досады матюкнешься или от нахлывнушей радости, если не сказать счастья... Ханжи морщат брезгливо свои ублюдочные хари, а мне матерок приятен, в нем ядреная солёность речи, языческая непосредственность называния, сочная прямолинейность интимных определений. Это христианство стыдом покрыло генитальное буйство, табу наложило и захирели человеки в срамоте. Были детишками Божьими, а стали... Есть ведь эстетика мата, судари. Та же филология не пренебрегала изучением блатного языка. Только вслушайтесь. «Лишить невинности» по блатному будет: «взломать мохнатый сейф»... Под конец «шороха» надо бы матюкнуться. А пожалуйста: ***.
на дежурстве, лаком смердит
«Лицо человека есть выражение его пола. Пол есть святыня. Нет чувства пола - нет Бога. Чадозачатие есть главный трансцендентально-мистический акт, где человек актом участия своего сводит душу с домирных высот и завивает ее в стихии. Пол есть душа. Пол есть податель жизни. В мире все пол, потому что все рождается из полового акта.» Вот отсюда, батенька, Василий Васильевич, и наши с Леной половые любления. Как бы Вы, голубчик, за нас радовались, папироской пыхтя да ножку поджав на канапе. Баловник оргиазмов, жаркой плоти рачитель, содрогающейся, обильно пускающей сок. Кровинушка наша рассейская - Васильич... Всякий раз скользящим движением проведя по влагалищу Лены, влипаю в теплую щель, которая тут же ласково засасывает багровую головешку фала - Розанычу жертва ежедневная, а то и по несколько раз на дню совокупляемся мы с Леной, потея да пыхтя, а после пёрышком щекотка по всему телу - «жена моя, облеченная в солнце» ублажает пах, ягодицы, увядший кошель яичек, - мягкое, теплое, пушистое...
вне времни, пространства - в сияющей бездне...
Гуляю с Леной в парке в последние дни завьюжевшего февраля. С аллеи над темне-ющей кромкой деревьев виднеется зубчатая грань башни... Бросаемся снежками, барахтаемся в мерцающих сугробах, хохочем. И, естественно, совершаем физиологические отправления, сиречь - писаем. Наблюдая этот Ленин процесс, прихожу к выводу, что он довольно не эстетичен: присев на карточки и обнажив попу, она кряхтит и вот из нее толстой желтой струей отвесно изливается парующая мочевина... Затем она встряхивает ягодицами, отряхивая пиписку. То ли дело облегчаюсь я: робко, изящными капельками веером, дроблю снеговую корку, застенчивыми брызгунчиками выписываю восмерки, наблюдая вокруг, дабы не оскорбить сим зрелищем дефилирующую публику. У Варлама Шаламова где-то есть о том, что в лагере человек испытывает особенное удовольствие от испражнений. В вольной жизни этого как-то не ценишь.
просто дома