Скука

 

 Сыпь, гармоника...
 Скука... Скука...
 Гармонист пальцы льёт волной.
Пей со мною, паршивая сука,
Пей со мной.
 
 Сергий Есенин
 
Посвящается Федору Соллогубу

Жарков сидел на полу и ныл:
- О, как скучно! Как скучно! Невыносимо скучно!
И вправду было - СКУЧНО. Казалось, он давно, с рождения, ощутил этот тягостный запашок скуки, отравился им и с тех пор погибал от скукотищи. «Скука кажет кукиш» - было любимым его изречением. От нее нельзя было спастись, она, проклятая, занозой торчала в размягченном мозгу.
Да и жизнь вокруг тоже была скучненькой. Убогой. Безнадежно мерзопакостной. Ни в чем не было радости. Людишки околевали от пороков и общего неустройства. Жарков не был исключением. Пристрастился к травке. Случалось нюхнуть кокаинчик, чифирил. Да и винишком баловался, шельмец. Кто упрекнет человека, бегущего от постылости в хмельной угар?
По утрам было особенно скучно и Жарков завывал:
- Скука-а-а-! Га-а-а-дина! Умру, умру от скуки!
Ненадолго легчало. Он словно бы отмаливал богу Скуки и тот милостиво попускал. В конце же концов, все разлагалось от нее, предаваясь всевозможным извращениям. Начинался скучный день и его нужно было изжить. Жарков звонил Алику Сергееву.
- Да? Кто это? – испуганно откликался тот.
- Скучно жить, брат.
- А, это ты… Что дальше?
- Взглянул я окрест и душа моя скукой уязвлена стала.
- Старо. Уже было.
- Удавлюсь, Алекс. Давай, батенька, вместе синюшные языки вывалим миру как наш протест скуке.
- Вываливай сам. Мне пока еще не так скучно, как тебе. Я тут новую игруху раздобыл, стрелялку. Кстати, ты знаешь, что во время асфиксии удавленник испытывает оргазм невероятной силы?
- Ну, так в чем же дело, брат? Давай свалимся в эту транс-бездну. Ощутим экзистенциальный оргазм Смерти, избавившись от Скуки. Ведь ничего интересного здесь нет. Ублюдочная мудянка и тоскливое прозябание. Давай ты первый, я за тобой.
- Как же, нашел дурака! - воскликнул Алик. - Потом ты передумаешь и заберешь мой компьютер!
- Дурачина, я же хочу мистериально. По-честному. Вместе удавимся, одной петлей, как обрученные смертушкой. Ну?
- Идиот. - Алик бросил трубку.
Душевной беседы о сокровенном не получилось. Пошляк, не способный постичь всей дерзости поступка. Багрово разбухшие языки. Истекающие мочой и семенем паховины. Загадочные лики, уже за гранью, в беспредельности...
Надо было выйти куда-нибудь в пространство. Ах, как скучно! Нутро Жаркова мертвяще холодело. Возле многоэтажки был заброшенный парк, овраг, на краю которого он долго простаивал в оцепенении, силясь уловить что-то... прорваться к чему-то... но ничего не разрешалось и он, опустошенный, как после мучительно неудовлетворенного соития, влачился домой.
Был вечер. Длинный, осенний, скучный. С отчетливо резким контуром ветвей в потухающей алости заката... А не пришибить ли какую-нибудь старушку? – подумал вдруг он. Так просто, из любопытства. Но и эта достоевщина была скучной, банальной. Там Родька на каторге хоть какого-то бога нашел. А куда мне податься? С тухлой душонкой? Он судорожно поджался весь, затряс кулачками, и крикнул: «Какой там бог среди этого вселенского мрака! Один, один человечишко мается! Визжит свиньей на бойне, и нет ему избавления!»
...У-у-у, скучно! - свищет ветер над балконом.
В башке колеблется водянистый монстр - СКУКА. Расплывается белесой мутью. Заволакивает. Стучит в гроб костяшкой. Чавкающая падаль! Уйди! Сгинь! Вздыбился на темени клок волос. А! Вот оно, началось... Ну, давай, давай... Жарков, ломая ногти, рванул окно... Блеснули фары... Он замер на миг... и с блаженной улыбкой сиганул вниз...
……………………………………………………………………………………………
Через некоторое время в квартире Жаркова участковый обнаружил книжку некоего Отто Фридриха Больнова, в которой покойничек подчеркнул следующие место:
«Наряду с этим и другие становящиеся значимыми для экзистенциальной философии настроения — скука, тоска, отчаяние — обретают свое экзистенциальное значение за счет того, что в соответствующих формах повторяют результат страха, выкликая человека из повседневности его бытия к подлинности существования. В случае с ними речь в конечном итоге идет в общем-то лишь об оттенках единого фундаментального настроения. Безобиднейшим из этих настроений прежде всего, возможно, представляется скука. Однако при более точном рассмотрении и здесь, подобно тому как это происходило с боязнью и страхом, следует различать между двумя ступенями скуки: между поверхностными формами, в которых человеку наскучивает нечто определенное, например книга, или другой человек, или же некоторое занятие, и глубокой «подлинной скукой», овладевающей человеком без определимого основания в целом, скукой, в которой он совершенно наскучивает «самому себе». Человека охватывает здесь чувство безымянной пустоты, в которой для него больше ничего не важно, в которой он больше не может ни в чем принимать участия. Хайдеггер в одном месте весьма проникновенно описывает это состояние следующим образом: «Глубокая скука, тянущаяся в безднах личного бытия наподобие молчаливого тумана, в странном равнодушии сближает вещи, людей и с ними сам этот туман ». В данном случае очевидно значительное совпадение с описанием страха: точно такое же равнодушие, в котором тонет окружающий мир. Хотя в скуке и отсутствует непосредственно буравящий страх, тем не менее более растянутым образом она действует в том же самом направлении. Еще ощутимее, чем в отношении страха, в случае со скукой заявляет о себе возможность подавить ее посредством «рассеяния» (die «Zerstreuung») «развлечения» (die «Unterhaltung»). Подобную деятельность Кьеркегор выразительно представил под названием «разменного хозяйства» (die «Wechselwirtschaft»), «как способ постоянной смены основания», за счет чего человек избегает подступающей тревожности своего бытия. Таким образом, скука представляет собой тот подлинный толчок, который приводит в движение в человеческой жизни любопытство, в результате чего в отношении этого мира повседневной суетности (die Betriebsamkeit) Кьеркегор мог по праву утверждать: «Вначале была скука». Но там, где скука настигает человека действительно целиком и он уже не может спастись бегством в определенном направлении, ее действие таково же, что и действие страха: она вынуждает человека к такому решению, в котором он отрекается от суетности неподлинного бытия и решается на подлинность существования.»

25 декабря 2005 г