Я сейчас курьер-пешеход. Занятие это мне нравится. Во всяком случае, пока нравится. Полтора года работы в чрезмерно людном офисе явились тяжким испытанием для моей свободолюбивой и, что там таить, интровертной натуры. Теперь слово «офис» я даже слышать не могу. А работать в нем – тем более. У нашей фирмы тоже есть офис, но бываю там я не больше пяти минут в сутки, толькло для того, чтобы отдать накладные. Все заказы поступают на мобильный телефон СМСками.
У меня есть яркого цвета куртка, большой рюкзак за плечами, маленькая сумочка на животе и платок. Вообще-то, платки мне не очень идут, но после нескольких дней работ я поняла, что пыльные и вечно растрепанные волосы идут еще меньше. Возможно, в платке я отнюдь не королева красоты, но выгляжу респектабельнее.
Как и полагается курьеру-пешеходу, хожу туда-сюда, забираю документы, доставляю документы. В день не менее двадцати километров набегиваю по Центру. От переутомления, наверное, а может от чего-то другого, все больше мне начинает казаться, что неодушевленные объекты города живут какой-то своей жизнью. И что они вовсе и не такие уж неодушевленные.
Вот, например, девушка-манекен в модном магазине. Недавно ее переодели в осенний наряд, и она сразу же стала выглядеть несчастной. Еще бы! Пальтецо с талией под грудью, с одной нелепейшей пуговицей, в розовую крупную клетку ужасно смотрится даже на ее фигуре модельных стандартов. Неловко девушке еще и потому, что на нее смотрит мужчина с плаката на противоположной стороне улицы. Здание начали ремонтировать, и фасад затянули зеленой сеткой. До ремонта мужчина выглядел надменно, ведь он рекламирует очень дорогую одежду. А из-за сетки выглядывает чуть ли не жалко, стремится разглядеть, что же там, на воле, происходит. Вот как обстоятельства меняют характер!
Хотя что там манекенные и плакатные страдания по сравнению с участью атлантов и кариатид? Пяти, а то и шестиэтажные дома поддерживаются только силой их могучих (у атлантов) или нежных (у кариатид) плеч. Неудивительно, что большинство из них выглядят серьезно и даже сурово, как и полагается лицам, занимающимся тяжким физическим трудом. Хотя есть среди них и исключения. Семь сестричек-близняшек на фасаде одного из домов не просто серьезны, они надменны! Надменны и высокомерны, как некоторые из секретарш, с которыми мне приходится сейчас сталкиваться по долгу службы. Зато выражения мордочек химерят на улице Антонияс необыкновенно трогательно. Держат они всего лишь небольшой карниз, но преисполнены гордости за то, что тоже «работают, как взрослые». Один атлант в Старой Риге не просто серьезен, но взбешен. И неудивительно: такой серьезный мужик в шлеме и с бородой, а на него скульптор нацепил какой-то легкомысленный шарфик, притом завязанный бантиком. Вот мужик и злобится, уже второе столетие. Некоторые атланты хитро улыбаются.
Кстати, заметила я, разглядывая фасады домов, что большинство здвний в центре, кроме непосредственно самой Старушки, построено в начале 20 века: 1900, 1902, 1910, 1913... В эти десять-пятнадцать лет перед Первой мировой войной, должно быть, жизнь в городе бурлила. Не тогда ли родилась народная песня: «Рига гремит»? Я представляю, как гремела тогда она – молотками, топорами, кувалдами и что там еще было у тогдашних мастеровых?
С изумлением узнала, что в Риге и сфинксы есть. Не только в Египте да в Питере обитают эти странные существа, у нас тоже имеются. На улице Алберта, аккурат около дома, где когда-то проживал сэр Исайя Берлин. Только носатые они очень, эти сфинксы. Зато форма груди очень хорошая, я б не отказалась. Да чего у нас только нету - даже местная «Пизанская башня». Всякий, кому довелось обратить внимание на башню Церкви Реформатов, признает, что угол наклона ее довольно внушительный. Возможно, вскоре тоже станет всемирной достопримечательностью?
Смуглый туземец в яркой набедренной повезке, рекламирующий услуги солярия, явно дразнит орла, который обитает над входной дверью в виде барельефа. Орел в ярости. Хотя, может быть, это вовсе не орел, а коршун или ястреб. Или беркут. В ортитологии я не сильна.
В очередной раз убедилась в том, что имя все же определяет судьбу. Триста лет назад речушка Ридзене была засыпана землей, так как по нерадивости жителей она превратилась в местную клоаку. Городские власти решили, что такое решение вопроса самое оптимальное. И что же случилось с улицей Ридзенес в начале 21 века? Она тоже исчезла. Вернее, она существует, но лишь в виде крытого пассажа в «Галерее Центрс..»
А лестничные клетки старых домов? Тех из них, что отремонтированы, конечно. Это песня! Витражные стекла, дубовая обшивка. Деревянные лесницы – моя любовь с детства, но это редкость. Плитка, выложенная причудливым узором с назписью: « Завод Маривиль в Радоме». Где он, этот Радом? В Интернете нашла только то, что в Риге было Родомское Электрическое общество.
Пробегая мимо казино «Алладин», каждый раз на счастье тру волшебные лампы у входа. Джинны пока не были замечены. На мостиках через городской канал брачующиеся пары вешают замки с выгравированными на них именами. Как я слышала, их потом срезают и увозят в какую-то контору, связанную с городским хозяйством. Их можно получить обратно. Когда буду выходить замуж, лучше посажу в Межапарке рододендрон, такую традицию сейчас пытаются ввести.
Еду в трамвае. Стою на задней площадке и наблюдаю, как дождь рисует мельчайшим бисером по стеклу. Выхожу. Дождь все пуще. Припустил. Полил. Хлынул. Нет, обрушился белой непроницаемой стеной! Вспомнилось библейское выражение «разверзлись хляби небесные». Это один из тех редких моментов, когда я не завидую своим коллегам-велосипедистам. Преимущество курьера-пешехода в том, что от водной стихии всегда можно закрыться спасительным сводом зонта. Дождь прошел, прибив к асфальту листья – золотые, медвяные, багровые, бурые, оранжевые, терракотовые.. Их еще не успели затоптать, и композиция так красива, так гармонична... гораздо красивее тех картин, которые мне пришлось наблюдать в галерее, пробегая по одному из пассажей. Все явственней дает знать о себе наступление осени. Мостовая усыпана ежиками каштановых скорлупок, колыхаются на ветру привиденческие балахоны закрытых зонтов летнего кафе...
Приближается вечер. Диспечер звонит и говорит, что на сегодня работы больше нет. Я рада этому – потому что уже начинаю превращаться в неодушевленный предмет, а именно – в статую, с ног начиная. Ноги, действительно, словно каменеют. Жду трамвая. Архитектурные украшения на крыше Оперы напоминают гигантские вазочки для десерта. Возникают всякие съедобные ассоциации и слюноотделение, как у собаки Павлова. Наконец трамвай увозит меня домой, в спальный район. Завтра вновь предстоит встреча с городом и множество новых впечатлений.