* * *1
Зыбучий бархан курился вдали.
Саид, сын Махмуда Али и благочестивой Джаланэ из рода Куш ехал на верблюде. Жара плавила камни в редкой заросли кизила. Солнце палило, голова Саида в чалме мерно покачивалась. Он задремывал и тогда пенилась голубеющая волна, дул свежий ветер и до хижин его кишлака было рукой подать…
Верблюд остановился, Саид открыл глаза. То, что он увидел несколько его озадачило. На песке сидел пехотинец с чайником и скатаной шинелью через плечо. Он был щетинист, в запотелой гимнастерке, добродушный русский мужик. Увидев Саида, он поднялся и рука его легла на кобуру. Саид вынял из чехла бердаш и крикнул:
- Ты кто?
- Красноармеец Сухов. А ты кто будешь, товарищ?
- Я Саид.
Они стояли друг против друга. Сын нетленных песков и орловский пахарь…
Смеркалось. Костер выхватывал шафранные скулы Саида, поблескивала звездочка на картузе товарища Сухова. Они пили чай и неспешно беседовали.
- У мэня папка убыл Джавдет, - говорил абрек. - Саид бэдный, жэныться хочэт. Калым нэт, баран нэт. Нэвэста нэ любыт бэдный Саид.
- Один только Ленин знает правду, - рассудительно отвечал товарищ Сухов. – Был у меня корешок Петька, местный бандит Абдула зарезал его, прохвост, а я ведь женить его хотел на Гюльчетай, да-а…
В душном мраке алели угли. От верблюда шибало потом. Звездные колючки рассыпались над пустыней.
* * *2
Гюльчетай была из бедной семьи пастуха Будакчи. Была она тринадцатой, поскребыш. Бараны Турма-бея паслись в долине Уюйль средь гор Памирских. Чумазая девочка Гюльчетай в тринадцать лет познала любовное волнение. В кишлак Нашхар приехал юный сын Турма-бея Айван. Он был упитанный мальчик в серебристом аракчине и яловых сапожках. Гюльчетай в щелку смотрела на него и вдруг что-то мягко обмерло в ней… С тех пор познала она муки неразделенной страсти.
Когда ей исполнилось пятнадцать, ее взял в жены Абдула – рослый красавец, разбойник и контрабандист. Она была девятой женой и самой юной, к тому же девственницей. Абдула долго сидел в чайхане с Будакчи. Они пили чай, курили кальян, развалясь на подушках. К вечеру сторговались, отец получил двадцать баранов. Гюльчетай была как в бреду и в то же время ей было страшно. Мать Айше позвала ее к себе. Всплакнув, она сообщила ей некоторые особенности того, что ожидает Гюльчетай в первую ночь с мужем. Она ничего не поняла, но с неодолимой силой, жарко приливала кровь к бедрам и сладостная истома разливалась по всему телу. Кончилось тем, что Абдула избил ее и, заголив шальвары, грубо овладел хрупкой Гюльчетай. Из нее хлынула кровь, залив персидский ковер. Абдула разгневался, надавал ей пощечин и прогнал на женскую половину.
Прелестная Гюльчетай была счастлива: она стала женщиной.
* * *3
Так Саид и товарищ Сухов стали побратимами. Решили они не складывать оружия, а продолжать мировую революцью до последней возможности. Возле кишлака Кари-шор еще бесновался неуемный Джавдет. Саид просил Сухова не убивать кровника, оставить ему на растерзание за папиньку. Сухов обещался. Саид совершил намаз и они тронулись.
Пустыня ширились в миражную даль. Где-то в далекой Советской Руси ожидала товарища Сухова Екатерина Матвеевна в красном платке, с грудью дойной, ляжкастая. Как переходила она ручей вброд, оголяясь, так терял Сухов всю свою пролетарскую выдержку. О том Саидке ведь не расскажешь, у них, у мусульман, своя планида, у них баба, что вещь, можно купить, продать. Ну, дак за это борьба, чтобы женщина Востока ослобонилась и получила каждая лично ей принадлежащего мужа. Саид вообщем-то был не против такой программы, в его басмаческих мозгах просвета не было, потому и пошел он с товарищем Суховым искать долю фартовую, а ну как и его комуна наградит девицей, вскормленной кобыльим молоком.
Таможня Верещагина обветшала и уж не так приветно белела как прежде, когда Сухов с Петькой гостевали здесь. Все так же противно орали павлины. Сухов с Саидом перевалили через забор. Павла Артемьича не было и они расположились в тени под крыльцом. Солнце раскаляло воздух. Саид напевал что-то на своей азиатской тарабарщине. Сухов грустно вспоминал Петьку, шебутной был парень, вечно ему доставалось, не уберег… В конце концов, они задремали.
* * *4
Верещагин ковылял вдоль берега. Волны с шумом накатывали и уползали в сиреневое море. Вскрикивали чайки. Он был в Петженде на заседании ревкома. Товарищ Рахимов поручил ему опять заведовать таможней. Честно говоря, он не особо симпатизировал большевистской власти, хотя Сухова с Петькой помнил душевно. Он чувствовал приближение старости, не хотелось покидать свой дом, павлинов, сидеть возле фонтана в тени и попивать чай – это была последняя радость… Да видно эти комиссары покоя не дадут. Что ж, он, Верещагин, покажет им настоящую пограничную службу, как в царское время, когда в этих краях был он царь и бог.
Настасья заебала его икрой, хоть бы хлеба достала что ли, а то все арбуз да кишмиш. Нет, не то было время, не то. Штабс-капитан Верещагин, герой Мировой войны и Георгиевский кавалер, после ранения в Галиции был назначен заведовать таможней в Туркестане. Вначале никак не мог он вникнуть в местные условия. Азаиты, мать бы их в перемать, были дикие, несусветные. Базлает с тобой, а что у него в башке поди разбери, то ли кунак, то ли кинжалом по горлу пырнет, шайтан.
* * *5
Предревкома Рахимов пытал басмача Ибрагима. В подвале была приятная прохлада. Вражина висел с подвязанными руками, рядом с трехгранным штыком в руке стояла (в кожане, короткая стрижка) чекистка Фира Циммерман.
- Ну, так что, сучий потрох, будэшь говорить правду? Ни? Так врежь ему! - обратился он к товарищу Циммерман.
Фира, мстительно щурясь, норовила стегать Ибрагима по жирным яйцам, орать он уже не мог, только кровавая пена стекала по горлу. Агента взяли накануне, спалился на явке, где поджидала засада. Была тут замешана британская разведка, да что делать с этим говнюком товарищ Рахимов не ведал. Фирке что, она садистка, а информации пока никакой нет.
- Ну, остынь, Фира. Прысни водицей на бандита.
- Я б его, товарищ Рахимов, живьем сожгла, - ворковала Циммерманиха, а у самой зенки-то вылупились от запаха крови. – Мы им, ****ь, устроем здесь черту оседлости, пущай только…
Тут Ибрагим громко пукнул и зловонный смрад окутал красных товарищей.
- Фу, гад, не иначе как перед концом газует, - заткнула ноздри Фира, Рахимов же не пошевелился, он видел здесь еще не такое…
* * *6
Два старика сидели под глинобитной стеной, третий лежал и голова его была на ящике с динамитом. Так вот этот доходяга был в молодые годы секретарем у самого Ленина и фамилия ему была Май-Маевский. А теперича был он старикашкой с редкой бородой и все его революционные заслуги на хер никто не помнил. Не от хорошей жизни подался он в статисты. Во времена сталинских зачисток обвинили его в троцкизме и покатил он в места северные, пригожие. В семидесятые доживал на окраине Москвы в хрущевке. В тухлом одиночестве. Захаживал на Мосфильм побегать в массовке, тут его и заметил ассистент Мотыля. Он лежал на солнцепеке и вспоминал прошлое, когда Ленин был молодой, и юный Октябрь впереди, и паек был, и авто, и прочая… Лежи да помалкивай. Наконец, после третьего дубля товарищ Сухов выразительно поднял его седую голову, открыл ящик, залил с чайника тлеющий шнур и наказал Петрухе забрать трофей. Получил старик за рольку 15 рублей и талон на обед.
* * *7
Абдула туго натягивал вожжи, скакун играл под ним, пятился. Ярилось солнце над барханами. Джигиты пыльной шарагой неслись за ним, со свистом, гиканьем. Весело было разбойничать. Делить награбленное, рэзать неверных, нюхать кокаинчик. Накануне взяли караван купеческий, барахлишко, соль, спички, но главная добыча – оружие – это был бакшиш. Снарядили баркас в Турцию, только одно еще держало в этих местах – гарем. Не отдавать же на поталу хамам… У Абдулы сузились зрачки от бешенства, когда он представил как комиссары наслаждаются его женами. Хэк!-хэк! – впивались в бока острые носки, лошадь буравила песок, и весь он в плотно облегающем кителе напоминал барса на охоте, да ведь так оно и было – опьянялся предстоящей резней, пиром. Вдали показалось море…
Подскакал поручик Сэмэн и сообщил, что перестреляли басмачей, посланных на берег. Понеслись туда. Возле баркаса лежал Махмуд с простреленной башкой, папаха валялась поодаль, еще один джигит был удушен, другой, с финкой в груди, раскорячился как бы в беге. Абдула смотрел в море и курил сигару. Он уже видел Босфор, слышал кликушеское завыванье муэдзина. Наркотический притон на задворках Сераля будоражливо манил. Настоящему джигиту не пристало поганиться шайтанской властью – бежать, бежать, но прежде надо бы пустить кровушку, гарем, конечно, порешить, ну и еще кого-нибудь за компанию, да хотя бы этого старого пердуна Верещагина, запил, что таможни нет, а как гонялся за ним, когда был помоложе, да что говорить – хороший дом, хорошая жена, что нужно мужчине, чтобы встретить старость?
* * *8
Зарина по жизни была проституткой из Питера Ниной Свистуновой, с Выборгского района. Мыкалась по комуналкам, еблась с кем попало, попивала портфешок и была вообще-то довольна жизнью. Коленки у нее поистерлись от частой позы рачком-с, профессиональная, вобщем-то, черта. Стриженый лобок, плоская грудь и костлявая, в пупырках, задница. Забравшись на кушетку Нинка пропитым голосом вещала о чакрах, тантрическом сексе и движении нью-эйдж.
В ее убогой комнатушке почему-то висел портрет Мао. На топчане, прикрытом стеганым одеялом, ее остервенело пластал слесарь Хасан. Даже в момент наивысшего оргиазма Хасан не снимал тюбитейки. Он был татарин, предки его сто лет были потомственными дворниками, Хасан же нарушил традицию. Впрочем, он отличался мощным секстемпераментом. В чем Зарина убеждалась неоднократно. В какой-то момент ее стало тяготить это несколько затянувшееся однообразие. Нужно было устраивать судьбу, то есть выйти замуж, а точнее - подженить на себе лоха, который бы взял ее на содержание. Но где было взять его? Где? Ей было уже тридцать пять. На вид ей можно было дать и тридцать, хотя это тоже не спасало. Что-то в ней было эдакое… отпугивающее, приличные мужики не велись. Хасану же были недоступны подобные терзания, Хасанчик знал свое дело. После их бурных совокуплений Зарина неделю не могла нормально ходить, слегка раскорячивалась, побаливала матка, но это были пустяки, ведь Хасан дарил ей свою ордынскую любовь…
Затем порочная жизнь в Москве. Она познакомилась в одной компании с ассистентом Мотыля. Он ей предложил, она согласилась, он едва кончил, но это уже другая история. Так она стала Зариной, пятой женой Абдулы.
* * *9
Перед тем как Петруху заколол Абдула, много чего случилось. Из деревушки Красные Луга попал Петр Сердюков в 18-м в ополчение. После разгрома Деникина, Петруху как особо отличившегося, направили вестовым в Особую Туркестанскую бригаду под командованием товарища Радлова. Басмачество расшалилось. Железной революционной пятой надобно было раздавить гадину. В конном отряде товарища Рахимова прошел Петруха от Самарканда до Азова. Лихие были времена. Все чаще стал задумываться Петруха об мирной жизни. Был он сирота и на хилого Петруху крали не заглядывались. А тут он заметил, что туркестанские дивчины не уступают нашим, а стыдливой забитостью очень даже любы. Так подкатил он к Гюльчетай, все личико ея жаждал увидеть. В тот трагический день, когда он стоял на карауле у запертого Абдулы, бес ли его попутал услыхать шорох на стене, ну и попер туда, а там этот олух Лебедев, хранитель пыльных коврижек. Ну, пока калякал с ним, Гюльчетай за водой пошла… Остальное вы знаете. Крепким ударом, хрустнув, вошел штык в Петруху. Трепыхнулся он да затих. Удавленную Гюльчетай поклал товарищ Сухов рядом. Ну, смотри теперь, Петруха, на личико зазнобы. В смертной гримаске боли. Продлись мгновенье. Повязала вас смертушка хладная, знобкая. Ах, Гюльчетай! Услышав голос мужа - в л а с т е л и н а, - она задрожала и нежным зовом трепыхнулось хлюпкое нутро женки.
* * *10
Джавдет был мясистобородый коротышка. По брюху накрест пулеметные ленты. Халат затрапезный. Зарезал он папашу Саида Али вот за что. Али возделывал клочок земли, рядом протекал арык, вода затекала в глубокие канавки промеж грядок и таким образом питала всю площадь посева. Позарился Джавдет на арык и захотел отвести его на свой участок. Али препятствовал. Отсюда классовый конфликт, разрешившийся уголовщиной. Как-то отдыхал уважаемый Али после трудов. Крепкий чай блаженно растекался по жилам. Благословен Аллах и присные его. Честный муж, почивающий в благодати, чье сердце покойно и разум мудр. Перебирая четки, Али возносил молитвы - в этот-то момент ему и засадил кинжал в спину трусливый Джавдет. Саид в это время где-то басмачествовал, а когда с добычей вернулся домой, то увидел черные ленты на тополе. Он все понял, в тот день он поклялся убить Джавдета. Тот был хитрая шельма и пока ускользал от расплаты. Наконец, он с товарищем Суховым разработали план его поимки. Верный человек донес, что Джавдет с бандой будет ночевать в кишлаке Тениш.
Да что рассусоливать: угрохали они Джавдета. А не замай.
10 августа 2007г