Еще в скорой Алиса поняла, что ей удастся избавиться от злополучного ребенка, и это наполнило ее радостью. Она терпела боль, волнообразно поднимающуюся с низа живота, и даже не замечала, что улыбается. Зато это заметила фельдшерица скорой и удивилась:
- Э, мать, да у тебя с головушкой-то все в порядке? Едва сандали не отбросила, а сидит, улыбается.
Усилием воли Алиса согнала с лица улыбку. Какое дело чужим до ее чувств?
Алисе казалось, что, избавившись от ребенка, она сможет вернуться в свою светлую комнатку с медвежонком в кресле, и жизнь пойдет так, как шла раньше, до этой чертовой больницы. Между тем от обильной кровопотери у Алисы как-то болезненно сладко кружилась голова. Приглядевшись, фельдшерица ахнула:
- Да я ж тебя могу и не довезти. Ну-ка, дицинончику в ягодичку.
Алиса покорно подставила названное место, ее клонило в сон, и уже было совершенно все равно – что будут делать с нею врачи.
В больнице ее зачем-то сразу положили на каталку, повезли куда-то. Она плохо помнила то, что происходило потом. Запало в голову одно – было больно, очень больно, хоть пожилая врачиха и клялась, что обезболила.
… Измученная, обессилевшая Алиса лежала на больничной койке со льдом на животе, и больше всего хотела спать. Успокаивающе падали капли в пластиковой капельнице, за темным еще окном уже по-утреннему серело. Сестра заменила флакон в капельнице и оценивающе глянула на Алису.
- Я хочу спать. – Прошептала Алиса.
- Ну, так спите. Сейчас иглу пластырем зафиксируем, чтобы не выскочила…
Алиса в полусне чувствовала, как сестра что-то делает с ее рукой, а потом вообще перестала что-либо ощущать. Блаженный покой охватил исстрадавшееся Алисино тело, и она провалилась в сон, как известно, не имеющий дна.
Наутро Алиса чувствовала себя почти здоровой. Во всяком случае, у нее ничего не болело. Ледяной резиновый круг исчез с ее живота, и Алиса попыталась сесть на кровати. От этого ее замутило, голова пошла кругом. От ватной слабости на коже выступил липкий холодный пот. Испугавшись, Алиса больше не пыталась подняться с постели.
Больничный день тянется долго, это Алиса помнила еще с первого своего пребывания в больнице. Гинекологическое отделение в этом плане ничем не отличалось от хирургического, но в последнем был темноглазый доктор – романтическое Алисино увлечение, а здесь – одно бабье. Кроме того, в отделение не пускали посетителей, а сама Алиса еще не могла вставать. Ей приносили передачи и нежные записочки от мамы и Макса, однажды принесли и от отца. Записку со словами: «Держись, Заяц!» Алиса изорвала в мелкие клочки, а переданную отцом курицу «по-холостяцки» сказала выбросить в мусоропровод. Девчонка-санитарка пожала плечами и унесла курицу.
Алиса не прощала отца, не хотела прощать. В больнице некуда девать время, остается только размышлять. И Алиса размышляла. Она думала о том, что в этом году больница занимает слишком много места в ее жизни, о том, что сама жизнь пошла как-то наперекосяк. А еще – о том, что было бы с нею, сумей она тогда соблазнить Валерия Антоновича. Уж конечно, замуж за Макса она бы не вышла.
Алисе живо вспомнились арабские глаза доктора, его горячее дыхание на ее лице, и стало нестерпимо грустно, тоскливо оттого, что судьба так извратила ее, Алисины мечты.
Она сама не замечала, что по вискам из уголков глаз текут слезы, заметила сестра, явившаяся с очередной капельницей.
- Ну, и что мы плачем? Ребеночка жалко? – спросила сестра, - не плачь, ты еще молодая, родишь себе, сколько захочешь.
От наивного предположения сестры Алиса только презрительно поджала губы. Как же – ребеночка жалко! Неизвестно от кого зачатого пьяной в дым малолеткой. Да Алиса чувствовала облегчение оттого, что проклятый живот исчез. А слезы – она и не знала, что плачет. Сердито вытерши свободной рукой предательские глаза, Алиса буркнула сестре:
- С чего вы взяли, что я жалею ребенка?
- А кого же еще жалеть? – удивилась сестра.
- Себя. – Жестко сказала Алиса.
Чего было в этом больше – юношеского эгоизма или желания досадить сестре, вообразившей, что она все про всех знает, определить было трудно. Сестра нахмурилась, привычно нашла иглой вену на локтевом сгибе Алисы и, проверив, в порядке ли капельница, молча ушла.
На третий день Алиса поднялась с постели, побродила по коридору, и перед ужином сбежала домой. Не к Максу в его элегантную до тошноты однокомнатную конуру, а домой, к маме, в свою привычную квартиру, в комнату с кружевной занавесью и медвежонком в кресле.
Мама открыла на звонок, и Алиса влетела в прихожую, не чуя под собой ног от радости.
- Ма, там такси у подъезда, заплати, пожалуйста.
Окинув взглядом больничный халат и выглядывавшую из-под него больничную же рубашку, умница мама не стала задавать лишних вопросов, а схватила с подзеркальника сумочку и выскочила за дверь.
К ее возвращению Алиса уже сбросила с себя больничное тряпье и теперь лежала на диване в гостиной в своем стареньком девичьем халатике, который завалялся в опустевшем шкафу ее комнаты. Все-таки побег из больницы дался Алисе нелегко, она чувствовала себя вконец вымотанной.
- А теперь рассказывай. – Сказала мама, вернувшись.
- А что рассказывать-то? – удивилась Алиса. – Из больницы я сбежала, сама видишь, к Максу не вернусь. Ребенка не будет, «прикрывать грех» нет необходимости.
Мама озадаченно покачала головой:
- Девочка моя, но ведь так не делается. Нельзя так поступать с людьми. Ты о Максе подумала?
Алиса упрямо нахмурила брови:
- Мам, но ведь это ты устроила этот брак. Мне он был не нужен.
И мама сдалась.
- Ладно, отдыхай, утро вечера мудренее.
Утром, перед тем, как идти на работу, мама позвонила Максу, сообщила, что Алиса у нее. Макс отпросился со службы и прискакал уговаривать своенравную жену. Только Алиса наотрез отказалась возвращаться.
- Но ведь я так люблю тебя! – это был главный аргумент Макса.
- Но я-то тебя – нет. – Равнодушно сказала Алиса.
- Эх, Алиса, Алиса, что же ты делаешь? – с мукой в голосе спросил Макс. – Я ли тебя не холил, не жалел, пылинки с тебя сдувал…
- Знаешь, я не могу так – без любви. Ведь каждая ночь – пытка.
Макс был согласен и на отказ от интимной жизни, только бы Алиса вернулась, но она была непреклонна.
- Не надо, Макс. Так будет лучше.
Он не поверил до конца, подумав, решил, что, может быть, им следует пожить какое-то время врозь. На этом и сошлись. Макс отвез в больницу казенное тряпье, привез чемодан с Алисиными вещами.
- Я буду позванивать. – Как-то просительно сказал он на прощанье.
После ухода мужа Алиса испытала облегчение. Судьба жестоко посмеялась над нею, совершив этот жуткий зигзаг. Но теперь все вернется на свои места. Нет, не все, папа не вернется. Это Алиса понимала отчетливо до боли. А если и вернется, то смогут ли они с мамой простить его?
Боль утраты всегда страшна, а отец стал первой Алисиной утратой. И это было необратимо. Девочка, которой только месяц назад исполнилось семнадцать, получила наглядный урок жестокости и, не задумываясь об этом, сама стала жестокой. Так ли уж велика вина Алисы, не желающей считаться с чужими чувствами? Ведь с ее собственными никто не посчитался.
Она целый день пролежала в постели, по-прежнему ощущая слабость, но о своем уходе из больницы нисколько не жалела. Она больше никому не позволит распоряжаться своей жизнью, управится сама. Алиса стремительно взрослела, сама не понимая того…