Он обвязался полотенцем и вышел из душа. Он не был худ, и, не смотря на некоторое количество лишних килограммов, выглядел довольно атлетично. На работу он обычно добирался на метро, машины у него не было. Как обычно он забрался в душный, забитый до отказа вагон сжался у стенки и постарался не чувствовать всех тех людей которые упирались в него локтями и руками, кто-то даже наступил ему на ногу но быстро исправился и извинился. Кстати его звали Марк. Марк – довольно редкое в России имя, но это имя ему дали родители, и он был им благодарен за это. Работу он нашел через интернет, он не умел почти ничего, хотя и имел высшее образование и знал три иностранных языка. На собеседовании он попытался быть как можно раскованнее и дружелюбнее, и его взяли вести одну добрую колонку в газету, чем он спокойно и занимался, заодно болтая со своими коллегами во время перекура. Он был доволен жизнью, хотя и желал от неё большего. Когда он попытался выйти из вагона, двери захлопнулись перед его носом, и он поехал дальше, вернувшись назад, он дошел до места своей работы – его офис находился в большом новом здании, которое всегда его раздражало. Никто не заметил его опоздания или попытался не заметить, ведь он всегда умудрялся сдать свою колонку во время и даже помочь другим. Сегодня он писал о воспоминаниях из университета, он вспоминал как он учился и как отдыхал, больше вспоминал о том как отдыхал, о ночных дискотеках, о барах и дворах, о ресторанах и забегаловках, о том как давал в долг и брал. О том, как однажды напился и про то, что никогда больше так не делал. Он почувствовал желание выпить, но подавил его у себя в груди. Он вспоминал о своей первой девушке и о последней и все это он выливал на бумагу. Сейчас у него не было девушки, его последняя уехала жить во Францию, а он остался в Москве. Он вспоминал о друзьях, с которыми в последний раз общался неделю назад и то по телефону, про то как получал диплом и про то, как не сдавал экзамены, про неуды и хорошо, которые он получал после пересдачи. Единственный предмет, который ему давался с легкостью, был его профильным предметом. Тогда он жил в квартире родителей и именно они предложили ему пойти на факультет журналистики, не смотря на те успехи, которые он имел в технических науках, больше у него их не было. Он учил языки, общался с иностранцами, участвовал на конференциях, вел довольно активную студенческую жизнь, но у него никогда не было достаточного количества денег. Хотя ему всегда было их мало, он к этому привык и потом уже почти не замечал этого. Все это он писал и удалял и писал другое, то, что было нужно его работодателю и его читателям. Ему до сих пор было мало денег, он взял ипотеку на свою маленькую однокомнатную квартиру и каждый месяц выплачивал из своей зарплаты, часть денег он оставлял на «черный день». Все что у него оставалось он тратил на квартплату и еду. Раз в месяц выбирался в кино и в бар, но не более. Он не мог отправить своим родителям подарка или каких либо денег, но раз в полгода он старался их навещать.
Он сдал статью в срок, за 15 минут до дэдлайна и вышел на перекур, сам он не курил, видел в этом много минусов и ни одного плюса, но любил постоять вместе с коллегами, когда те курят и послушать о чем они говорят. Редко он заводил разговор сам, зато часто его заканчивал. Это давало ему мысли и вдохновение которые помогали писать колонку. Он жил странно, постоянно о чем-то размышлял и жил, только в обществе коллег, когда мог найти нишу и вставить туда свой кирпичик, и когда писал, писательство приносило ему удовлетворение. Он пытался написать роман, но его разрозненные мысли не хотели упорядочиваться и сюжет разрушался на ходу, количество страниц за последние пять лет перемахнуло за тысячу. Он не мог закончить, потому что боялся, боялся потерять это ощущение жизни, хотя бы на бумаге, ведь когда он ел, ходил и работал, он думал лишь о своем романе. Его колонка получалась не плохо и к нему приходили письма, он даже их читал, но никогда не уделял им особого внимания, ему было наплевать на все жизни кроме своей и своего героя. Его технический ум перестал все выстраивать как делал это когда-то его мысли путались, он думал о вечной жизни в своем произведении и о смерти, которая реальна причем так что его настроение, настроение его статей и его романов менялось скачкообразно, хотя для всех остальных это было не так заметно, он оставался все тем же странным, молчаливым талантливым человеком, каким был для них всегда.
Когда-то он был безотказен, сейчас все просьбы обходят его стороной вместе с предложениями, его перспективы испаряются перед его носом, так как он их не видит.
А надо лишь избавиться от наваждения длившегося годами, снять маску безразличия, открыться миру, чтоб он туда харкнул, а ты почувствовал, что в этом дерьме ты живешь и не видишь, что надо уворачиваться от плевков, а не терпеть и не подставлять под них спину считая, что так они пройдут не заметно. Их вес давит, и ты все больше нагибаешься к земле, сгорбливаешься, стареешь, не познав плода. Что вся твоя жизнь прошла под флагом невмешательства – это даже не доступно твоему замкнутому сознанию.
Марк вышел на улицу, надвинув на лицо стойку ворота, ему не нравился ветер, он поставил себе шоры и шел, не замечая никого. Наперерез ему шла девушка, которую он не знал, которая не знала его, она куда-то спешила, почти бежала. Марк шел, никого не видя, и она зацепила его плечом. Он недовольно посмотрел на её лицо и в её глаза, девушка пролепетала что-то нечленораздельное и побежала дальше. Марк остался стоять, секунды длились для него часами, он увидел в глазах свое отражение, бледное лицо, когда-то бывшее красивым, теперь не представляющее никакого интереса. Он медленно повернулся и пошел…
Через два года Марка не стало, люди нашли его книгу, она не заинтересовала их, пока они не заметили одного эпизода, столь странного, что сначала они подумали, что это просто несвязный набор слов. Это были не слова, это были мысли, которые звучали в его голове, когда он смотрел в глаза человеку, девушке, торопящейся и опаздывающей. Столь не понятные даже ему самому, что он не смог их сформулировать, мысли, которые никогда не возникали в его голове ни до, ни после этого момента.