Заходящее солнце быстро бежало к линии горизонта, расписывая его пурпурными красками заката. Редкие облака, попадавшие на его пути, теряли белизну в нежности майского вечера, повисшего над Москвой. Самолет набрал высоту и вышел на заданный курс, унося своих пассажиров к Средиземному морю.
Внешне она была спокойна. Но где-то внутри, может, даже на уровне живота, притаилась тревога, которая все разрасталась. Боясь, что эта тревога может выплеснуться через глаза, она старалась не смотреть на соседей, а смотрела на облака, проплывающие в иллюминаторе. Закат завораживал, и она не заметила, как тревожное чувство сменилось спокойствием, а потом и мечтами. Мечтать она себе редко позволяла. А сейчас дала себе волю. Но мечтала не о будущем – о прошлом. Запахи и картинки из детства, сменяющие друг друга, успокаивали, усыпляли. Минута, другая – и дрему сменит сон. Но тут словно ветерок подул, мечты о прошлом пропали. Тело напряглось, и что-то внутри снова задрожало.
Странное предчувствие не покидало ее с того момента, как она переступила порог аэропорта. Просчитаны и проиграны почти все возможные и невозможные ситуации. И все-таки что-то неясное беспокоит. Отработаны почти все варианты отступления. Стоп! На слове «почти» пересыхает горло и прерывается дыхание. «Почти» – что же за этим скрывается?! Но уже легче, надо еще попытаться разобрать на мелкие составляющие это «почти».
Она осмотрелась. Кто-то из пассажиров мирно дремал в кресле, кто-то читал или делал вид, что читает. Прошел мужчина с незажженной сигаретой во рту в хвост самолета. Молодая чернокожая девушка сидела в соседнем кресле и смотрела в иллюминатор. Она посмотрела на девушку, та, словно почувствовав, обернулась – неожиданно их взгляды встретились. В черносмородиновых глазах девушки словно отразились ее собственные чувства – страх перед неизвестностью, мечты о прошлом (или все же о будущем?). Казалось, все эти чувства переполняют не только ее, но и юную шри-ланкийку. Куда она летит? К жениху? Гувернанткой в богатый дом? Или просто неизвестно куда – в поисках счастья?
Сама не желая того, она словно без разрешения заглянула в душу перепуганной девчонки, летящей в неведомую страну за своей птицей счастья. Заглянула и испугалась. Они с этой девушкой, конечно, говорили на разных языках, а думали и чувствовали наверняка похоже. Вот так же и она в начале карьеры первый раз летела в неизвестность, думая над тем, что ее ждет в чужой стране, а маленькое сомнение точило изнутри: «Что будет? Справлюсь ли?» Но пугающая неизвестность звала, манила своей новизной, тайной. Суля удачу. Или неудачу. «Господи! Я чувствовала то же, что и эта девочка, которая будет убирать чужие квартиры, а я… я тоже убираю нечистоты и мусор за другими». Она улыбнулась девушке и поспешно отвела взгляд. Почти все оставшееся до посадки время притворялась дремлющей, пока действительно не задремала.
Самолет приземлился, и пассажиры устремились к выходу. Стараясь не выделяться, она повязала голову зеленым шелковым шарфом и тоже начала спускаться по трапу. Южная ночь обволокла зноем. Красивые арабы в камуфляжной форме с закатанными рукавами, с автоматами в руках наперевес встречали самолет. Она смешалась с толпой и прошла в автобус. Метрах в трехстах виднелось здание аэропорта, слабо освещенное несколькими фонарями. Подувший с моря бриз лишь на несколько секунд принес прохладу и облегчение. Ее бил мелкий озноб, словно она приняла крепкий коктейль, состоящий из запахов моря, ночной жары, арабской речи и военной формы. «Нервы начинают сдавать, – думала она. – Надо завязывать. Наверное, это мое последнее задание. Эх, хорошо бы вернуться, снять погоны и поселиться где-нибудь на заимке в лесной глуши. Пенсию я уже заработала». Но она четко осознавала – все это только мечты о будущем, которые никогда не сбываются.
Ее встречал Идрис – с огромным букетом цветов, – изображая из себя пылко влюбленного. Они давно знали друг друга. И оба были искренне рады встрече.
Ехать дорогой вдоль моря – одно удовольствие. Капли брызг от волн, ударяющихся о прибрежные скалы, мерцают фосфорными звездочками. Дорога ведет в тоннель. Под покровом ночи он похож на чудовище, готовое поглотить все, что попадется на его пути.
– Надия, – окликнул ее Идрис, и ей понравилось, как звучит ее новое имя, – ночью горная дорога опасна. Нам не проехать в горы, остановимся у моего брата.
– Нет, мы должны быть на месте к утру, – сказала она тоном, не терпящим возражений. – Мы не имеем права менять маршрут.
– Несколько часов мы переждем у брата, – в его голосе прозвучала стальная нотка. – Теперь я отвечаю за тебя и за… – он осекся, не договорив.
Выехав из чрева ночного чудовища, они подъехали к вилле, из ворот которой вышел мужчина в джинсах и цветастой рубашке с коротким рукавом.
– Добрый вечер! – поприветствовала она незнакомца, выходя из машины.
– Мухаммед не знает русского, – сказал Идрис.
– Hello. How are you? – Мухаммед протянул руку для приветствия.
–Very well. And you? – она вложила в его большую ладонь свою и удивилась, что у мужчины может быть такое нежное рукопожатие.
Предложив минеральной воды и фрукты, Идрис проводил ее в комнату для гостей. Лежа в постели на шелковом белье, она размышляла над тем, что могло заставить Идриса изменить маршрут. Почему повез дальней дорогой через тоннель? Если засек за собой слежку, то почему привез к брату, а не воспользовался одним из запасных вариантов? Хотя, за долгие годы совместной работы он ни разу не подвел ее. Он никогда не торопился высказать свои сомнения и предположения, обдумывал сам и давал возможность ей самой принять решение уже на месте. Вот и сегодня что-то пошло не так, что-то его насторожило… Но Идрису она доверяла, как себе. И все, что он задумал, она примет.
Розы, стоявшие в вазе возле кровати, источали тонкий аромат свежести. С минарета запел муэдзин. До рассвета осталось несколько часов, надо подремать.
Сквозь сон она почувствовала, как чья-то рука, едва касаясь, нежно скользнула по ее волосам и шее. Внешне ее тело было расслабленным, дыхание тихим и спокойным. А внутренне она моментально собралась, приготовилась к отражению атаки. Видно, он почувствовал, что она проснулась, и энергично потряс ее за плечо. Она открыла глаза и удивилась, увидев перед собой Мухаммеда. Жестом он приказал молчать и поманил ее за собой. В одной рубашке из кисеи она вышла вслед за ним. Возле двери их ожидал Идрис. Поздоровавшись кивком головы, велел ей идти за Мухаммедом, а сам остался в комнате. Молча она прошла за Мухаммедом в другую комнату. Подошли к большому стеллажу у стены. Мухаммед наступил на железную панельку, находившуюся в углу под нижней полкой. Сработал электронный замок, и стеллаж отъехал одним боком от стены, образовав щель. Мухаммед потянул на себя дверь и пропустил ее в открывшийся вход. Щелкнул выключатель, лампочка осветила узкий проход. Шли недолго, когда коридор закончился, оказались в пещере.
– Пойдем только вдвоем, ¬¬– сказал Мухаммед по-английски.
Он торопливо переоделся в одежду пастуха. Достал и развернул карту, на которой красной линией были обозначены два варианта маршрута.
– Объект сегодня в полдень пересечет долину. В пятнадцать часов будет на вилле у Али вести переговоры. Достать его будет очень трудно, но возможно. Группа уже подготовилась к операции, заняли оборону вокруг виллы – это вариант номер один. А второй – завтра по дороге в аэропорт, вот здесь, – указал на карте, – можно устроить аварию.
– Я выбираю третий вариант – запасной. Пойдем через перевал вдоль границы. В долине я его возьму. – Говорила она все это спокойно, он ни в коем случае не должен видеть ее волнения. – Сколько у нас времени?
Он резко повернулся к ней. Его глаза сузились, и холодный взгляд обжег ее.
– В таком случае у нас его вообще нет.
– Я хочу знать, сколько времени машина с объектом будем ехать по открытому участку долины?
– Две минуты, плюс тридцать-сорок секунд – это будет зависеть от скорости.
– Примерно сто пятьдесят секунд. Отлично. Ты проводишь меня только до места и вернешься. Я отработаю и уйду через границу к соседям.
– Нет. Объекту известно об операции, без меня у тебя нет шанса уйти. Мое задание охранять тебя. – Он достал из сумки платье, какие носят местные женщины, и подал ей. – Надевай и запоминай дорогу. Если пройдет все гладко, вернемся этим же путем. А пока мы ходим, Лейла заменит тебя здесь. Она хорошая актриса. – Взгляд его карих глаз заскользил по ее фигуре. – Хотя, если они рассмотрели тебя в аэропорту, то быстро сообразят, что она фальшивка.
Почему-то ей стало легче от осознания того, что Мухаммед будет с ней до завершения операции. Это было странно и непохоже на нее, она всегда предпочитала действовать в одиночку.
Резким движением выхватив платье у него из рук, принялась натягивать его поверх ночной рубашки. Еще ругнулась про себя: «Вот гад, даже не отвернется!». Но злости и раздражения на него не было, злилась больше на себя – злилась, потому что понимала: ей нравится, что он смотрит на нее, и нравится, как смотрит. «Ну почему, почему наши мужики не умеют так смотреть?»
– Сними рубашку, жарко будет, – улыбаясь, сказал он. – Я отвернусь.
– Пошел к черту! – ответила она по-русски.
Они еле протиснулись сквозь узкий проход пещеры. И оказались на тропе, раздваивающейся на две неширокие тропинки: та, что справа, сбегала к подножию, а слева – поднималась к вершине. На всем обозримом пространстве вокруг возвышались горы, восточные склоны которых утопали в розовых облаках, освещенных восходящим солнцем, а западные – в белых. Она впервые встречала рассвет в горах. Казалось, восходящее солнце даже воздух окрасило в золотисто-розовый цвет. Набрав полную грудь утренней, еще прохладной свежести, она задержала дыхание, желая изнутри пропитаться цветом утренней зари. На выдохе захотелось крикнуть во всю силу легких, крикнуть бессмысленное, гортанное – как животное или птица. Мухаммед словно почувствовал ее настроение, приложил указательный палец к ее губам, призывая к молчанию, и прошептал ей на ухо:
– Горы слышат все! Это место особенное!
И тут же ветерок подхватил его шепот. Горы отозвались невнятным шуршанием.
Они осторожно начали подниматься к перевалу. Тропа привела к вершине, покрытой облаками. Пройдясь по облакам, утопая в них по пояс, стали спускаться по другому склону.
– Куда мы идем? Я точно знаю – это не запасной маршрут.
– Да, не запасной... Мы уже пришли. Повяжи платок, пастух не должен видеть твоего лица.
Она пила кофе, приготовленный пастухом, и старалась разобрать, о чем говорят мужчины. Хотя арабский язык она начала учить недавно, многое уже понимала. Но сейчас не могла разобрать – о чем речь. Распрощавшись с пастухом и забрав у него в домике сумку, они спустились в долину. Здесь уже можно было говорить вслух. Звуки человеческой речи сливались со множеством других звуков, наполняющих долину. И скрывали ее. Место выбрали на невысоком пригорке, среди дикого винограда и низкорослого кустарника. Мухаммед предложил собрать ветки, но она категорически отказалась. Твердая почва – ее надежный помощник. Достав из сумки сверток, Мухаммед развернул его. Винтовка с оптическим прицелом пахла смазкой. Подготовив оружие она сделала два выстрела для пристрелки по высохшему низкорослому деревцу. Разбив его до щепы. Потом поудобнее улеглась на земле, готовая к долгому ожиданию. Ждать она умела. Часами могла просиживать в одной позе, за что и получила прозвище Енот.
За десять лет своей службы она должна была стать черствой, бездушной – таковы издержки этой работы. Но с годами, она это осознавала, все больше становилась сентиментальной. Вот и сегодня растрогалась при виде утренней зари…
– Надия! – коснулся ее руки Мухаммед.
Внимание! – строго приказала своему телу. Из-за утеса спускался в долину джип. Объект она узнала сразу, поймав его в оптический прицел. Кроме объекта – водитель и три пассажира… Расстояние сокращалось. Подпустив их ближе, она тщательно прицелилась и нажала на спусковой крючок. Пуля вошла в середину лба, между глаз объекта. Он дернулся и обмяк, тело повалилось на бок.
– Наповал! – с восхищением сказал Мухаммед, наблюдавший за джипом в бинокль.
Джип остановился. Охрана выскочила, заметалась, прячась за машину. Она прицелилась снова – от жары воздух дрожал, смазывая картинку – и еще раз нажала на спусковой крючок. В колышущемся воздухе было видно, как машина качнулась, и столб огня взметнулся ввысь. Языки пламени облизывали машину и обезумевших людей. Объятый пламенем автомобиль перегородил дорогу машине сопровождения.
– Уходим! – Мухаммед дернул за рукав платья. – У нас мало времени, вторая машина сейчас будет здесь!
Стараясь не шевелить кусты, они проползли до конца пригорка и кубарем скатились к руслу горной речки, протекающей у подножья горы (Мухаммед опять изменил маршрут!), где на противоположном берегу их ожидал уже знакомый пастух с заранее натянутой веревкой над бурным потоком. На бегу она замотала платок на голове, стараясь как можно больше прикрыть лицо. Ступила в горный поток, и тотчас ледяная вода обожгла ноги. Ей показалось, что сердце остановилось. Сделав через нос пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы восстановить дыхание, пошла, крепко держась за веревку. Одно неверное движение – и вода оторвет от веревки, швырнет в бурный поток, унося по течению.
Промокнув насквозь, уставшая, она, наконец, выбралась из ледяной воды на берег и упала чуть ли не в объятья пастуха. Поднялась на ноги. Оглянулась. Мухаммед дошел уже до середины, когда на пригорке показались двое. Один сразу начал стрелять. Они с пастухом ничком упали в прибрежные камни, прижались к земле. Когда звуки выстрелов стихли, она осторожно подняла голову. Мухаммед был в двух метрах от берега. На его плече, на мокрой рубахе расплывалось красное пятно. Рывком оторвалась от земли, и, сделав несколько шагов, больше похожих на прыжки, подхватила слабеющего напарника. С противоположного берега возобновилась беспорядочная стрельба, но они уже выбрались из воды и упали среди камней. Пастух нажал кнопку дистанционного управления. Прогремевший на противоположном берегу взрыв был небольшой силы, но оборвал веревку, поднял столб пыли и потревожил окрестные горы, отозвавшиеся громовым эхом.
Воспользовавшись замешательством преследователей, они прошли среди камней по едва заметной тропинке, ведущей в соседнее ущелье. За скалой остановились перевязать раненого.
– Надия, через два часа они будут здесь. Я пережду в пещере, а тебя пастух выведет к кочевникам, – распорядился Мухаммед.
Подъем по почти отвесной стене был тяжелым, и они не успели добраться до пещеры, когда у подножья горы послышались голоса. Лежа за уступом, они вслушивались в эти голоса. Но понимала только она.
–Твою мать, куда они делись? Твари, суки! – орал один из преследователей, сотрясая великие горы отборной русской бранью.
– Заткнись. Где этот засранец Али?… – завизжал другой, тоже проявляя мастерство ненормативной лексики.
– Мерин, глянь, тут тропа, они пошли вниз по течению! Далеко не уйдут, скоро стемнеет…
Преследователи – и арабы, и русские – ринулись по тропе – прочь от загнанных в гору ликвидаторов.
Дождавшись, когда все стихнет, они добрались до пещеры, где уже были приготовлены растопка для костра, рюкзак с провизией и и аптечкой и несколько бараньих шкур вместо постели. Обессиленного Мухаммеда раздели и уложили поверх шкур на каменное ложе. Похоже, от потери крови ему становилось все хуже. Она не признавала логику, а полагалась только на свое чутье. Вот и сейчас ее пятое-то пятое чувство подсказывало, что пастух должен немедленно вернутся к своим овцам – на тот случай, если преследователи надумают заглянуть к нему, а она должна остаться в пещере с раненым. Утро вечера мудреней. Проводив пастуха, она достала из сумки аптечку и фонарик.
– Надия, ты врач?! – удивился Мухаммед.
– Да, да, молчи. Береги силы.
При свете фонаря она осмотрела рану. Пуля засела в мягких тканях предплечья. Чтобы достать ее, надо было потрудиться.
Сделав ему обезболивающий укол, обработав скальпель спиртом, принялась вынимать пулю. Пока длилась операция, Мухаммед пару раз впадал в «нокаут». Сделав второй укол, обработав рану, перевязала руку и, напоив его мятным чаем из термоса, укрыла краем шкуры.
– Костер можно разжечь, только когда пастухи в горах разведут свои костры, – сказал он, глядя по-восточному – прямо ей в глаза, как в душу, а она продолжила:
– Тогда дым пастушьих костров смешается с дымом нашего костра и они растворятся в тумане… Не беспокойся, я знаю. Спи! Утром ты будешь здоров.
– Посиди со мной, пожалуйста, – тихо попросил он.
Она села рядом и положила руку на его лоб. У него начинался жар, но заснул он на удивление быстро – наверное, укол подействовал. Она развела огонь. Сняла с себя мокрую и грязную одежду и завернулась в большую шкуру. В узком проеме входа в пещеру показалась одинокая звезда, а за ней и месяц заглянул в пещеру. Небо здесь было такое низкое, близкое, непохожее на ее высокое северное небо, и месяц словно висел на ветке кустарника, как елочная игрушка. Казалось, можно протянуть руку и снять его с ветки. Она сбросила с себя шкуру и придвинулась ближе к выходу. Свет месяца отблески костра освещали ее обнаженное тело. И в этом невнятном свете она вдруг заметила, как ее кожа на руках и ногах тонка и бела. И в этот миг она вдруг поняла, осознала, что очень уязвимая, как любая женщина, и что она такая же женщина, как и все другие, ничем от них не отличается. Такая же, только более одинокая и может, потому – более сильная.
Она подошла к спящему мужчине. Смотрела на него, как он спит. Шкура, укрывавшая его, сползла, оголив сильное мускулистое тело. И ей впервые за все эти годы захотелось быть слабой и беспомощной и что бы о ней кто-нибудь заботился. Всю свою жизнь она искала счастье. И никак не могла понять, что такое счастье. Иногда даже считала, что его нет, что счастье придумали слабые люди. Но сейчас… Разве могла она подумать, что здесь, в диких горах, в пещере, едва освещенной лунным светом, вдруг поймет, или почти поймет – что такое счастье! И она заплакала, тихо, по-бабьи, не стесняясь своих слез и не боясь разбудить его…
Тогда июнь только начался, а от жары уже пожелтела трава и размяк асфальт. Проснувшись от духоты, она не спала, смотрела за окно в белую ночь, боясь пошевелиться. Голова раскалывалась, а ватное тело дрожало, как камертон, настраивающий храп, доносившийся из угла крохотной комнатенки. Вот встала с постели мать.
–Три часа утра! Алкаш несчатный, опять закрыл окно! Господи! Как в газовой камере, – слова матери превратились в шипящий прерывистый выдох.
Мать подошла к окну и стала открывать оконные створки. То ли шпингалеты проржавели, то ли дерево от старости и жары перекосило, но окно не поддавалось. «Шур, Шур, Шур-р-р» - сухой предупреждающий звук послышался где-то внутри рамы. Храп отца всё сотрясал стены комнаты. Мать бессильно давила на раму.
– Господь милосердный дай мне силы…
Мама обеими руками надавила на раму, окно распахнулось, одна из створок, ударившись о наружную стену, зазвенела… Последнее, что она увидела – мелькнувшую белизной материну рубашку, тут же исчезнувшую за окном. Она медленно встала и так же медленно подошла к окну, выглянула наружу. На темном асфальте лежала мама.
Она села на пол. Вытянула ноги и прижалась спиной к холодной батарее, обвела взглядом комнату, словно ища точку опоры. И нашла ее – увидела вдруг в свете белой ночи большой сучок на дверном косяке. Не моргая, стала смотреть на этот сучок, словно в нем были ответы на все вопросы. Так она сидела какое-то время, а потом закрыла глаза, и по ее щекам наконец-то огненной лавой потекли горячие слезы. Больше она ничего не помнила…
…А потом началась другая жизнь – интернатская. И кто знает, чем бы она продолжилась, если бы не ее тренер, бывший офицер, мастер боевых искусств, и его жена тетя Люба, пахнущая пирогами добрая толстушка… Они единственные жалели ее. А может, даже любили?
Предрассветные часы дышали прохладой, освежая древние камни. Идрис не стал выходить из машины, попрощался с ней у здания аэропорта. В аэропорту опять было много военных в камуфляже. Словно сама библейская земля, одетая в камуфляж, провожала ее и прощалась с ней. Навсегда? Она помахала рукой этой земле через стекло иллюминатора. Самолет побежал по взлетной полосе, набирая высоту, унося ее на Север, оставляя там, внизу, за бортом, соленое море, жару и часть ее души. Она возвращалась домой, сжимая в руке маленькую коробочку из синего бархата, подаренную Мухаммедом при расставании. Разжала руку, открыла коробочку. На желтой подушечке лежала небольшая подвеска в виде вытянутого ромба с четырьмя сапфирами. Такие подвески принадлежали древним родам арабов, и по такому украшению можно было определить, к какой семье принадлежит его владелец.
Семья! А у нее нет семьи. И никогда не было? И никогда не будет?
Сердце защемило от жалости к себе, и горячая слеза скатилась по лицу. В душе пробудилось что-то, чего она всегда очень боялась и прятала подальше даже от самой себя. Она не могла даже себе объяснить это свое чувство. Эти два дня, слившиеся в один длинный день – с двумя закатами и двумя рассветами – изменили ее саму, заставив впервые подумать о будущем и посмотреть вокруг другими глазами на прошлое. Что ждет ее впереди? Неизвестно. Но одно она уже точно знала: это задание – действительно последнее! Только отставка! Завтра же. Нет, сегодня! Свой план по ликвидации террористов – она выполнила!
Самолет заходил на посадку. Она улыбалась приближающейся родной земле, на которую и упасть было не больно.
– Уважаемые пассажиры, пристегните ремни. Наш самолет …