Книга четвертая: Cоблазны
"Знамя трепещет броское,
Домна вздымается ввысь,
Ольга идет Изборская
В бригаду Виктора Цысь"
(Стихи секретаря
комсомольской
стройки Запсиб).
Ольга Изборская:
Пусть и ударение в рифме неверное (фамилия её имела ударение на первый слог), но суть следующего эпизода секретарь отразил.
Как она попала в комсомол? - Простенько. Пошла прямиком в Горком и сказала, что хотела бы работать в комсомоле, на молодежной стройке... Её расспросили. Кто она, да что? Никто не удивился.
(Удивлялась она). Узнали, что она пишет стихи. Что является членом городского молодежного поэтического объединения : "Гренада".
Спросили: а не сможет ли писать стихотворные лозунги или молнии? Комментировать работу разных бригад строительных управлений. Ответила, что видимо, сможет, по крайней мере, не считает это сложным, хотя и не пробовала.
-Тогда зайдите в соседний кабинет - там находится Анатолий Задориков - его назначили руководителем Областного комсомольского штаба на Запсиб - комсомольскую стройку Союзного значения. Если он Вас возьмет, то вам чрезвычайно повезет.
Ольга М.:
Анатолий Задориков оказался крупным сорокалетним человеком, с внимательным
оценивающим взглядом несколько из-под лобья, большими кистями рук, которые все время мелькали перед глазами, и красивым, поставленным от природы голосом. Больше с первой встречи я ничего не запомнила.
Он пообещал взять меня на работу в штаб стройки прямо с завтрашнего дня — членом областного комсомольского штаба, что приравнивалось к работнику райкома.
Я ушла из института. На заочное отделение. По одному-единственному звонку мне дали место в общежитии — совсем неплохом общежитии на Запсибе, пожалуй, значительно лучшем, чем студенческое.
Большая комната на первом этаже... даже, вернее, две комнаты, соединенные аркой, а не дверью, где у нас была в одной комнате как бы гостиная-столовая, а в другой — две кровати, всего две. Тогда как в студенческом общежитии их всегда было по четыре. И мы там всё хорошо украсили со второй девочкой — Валей. Я даже нарисовала на больших листах бумаги картинки, имитирующие картины, получилось очень приятно и интеллигентно.
Правда, с оформлением на работу все было не так гладко... Мне пришлось-таки походить по райкомовским коридорам, наверное, с неделю, и даже поплакать, пока наконец, ко мне не отнеслись более или менее пристыженно... И, опять-таки, по одному звонку мне дали работу в каком-то строительном управлении. Я там только числилась.
Я съездила в это управление (№ 11), оставила там свою трудовую книжку и с тех пор получала деньги, работая в комсомольском штабе. Ибо комсомоль¬ский штаб, оказывается, оплачивался этими же строительными управлениями, которые он критиковал. Вот такая скрытая связь у судей с подсудимыми.
Я оказалась неким секретарем с поэтическими возможностями. Все пошло... как в сказке. Я стала работать в этом комсомольском штабе и наблюдать за "судьями".
Все было очень легко, весело, приятно. Приходилось только придумывать себе развлечения — и в этом была единственная трудность. Никто не хотел ничего серьезного, трагического. Никто не хотел так глубоко думать, как до этого пыталась она. Все печали и отрицательные происшествия проходили как можно незаметнее, хотя они были.
Приезжала масса журналистов — и я, как представитель местной молодежи, начала печататься в газете: «Дневниковую прозу» о строительстве домны № 1, и стихи... Даже стихи по случаю всяких праздников у меня стали получаться. Напечатали мой портрет в газете. Это, оказывается, не прибавляет ни славы, ни радости.
С помощью моего стихотворения-песни секретарь райкома Владимир Волк (вот такая фамилия!) пытался спасти свое ничегонеделание, чтобы его не сняли с этой приятной должности.
Ольга Изборская:
Он прекрасно понимал, что ничего не делают все, и — единственно — не мог на это никому указать.
Ситуация такая: когда ты приходишь, активно во что-то, якобы, включаешься — все идет как по маслу. Но наступает время отчета. Ты должен предъявить кучу бумаг, в которых описать свою активную деятельность.
А тебе было некогда. И вот тут он придумал, что я (Ольга) написала "специальную" песню, которая станет гимном стройки! Ох, как громко и красиво! Это, действительно, всех отвлекло от прорех в его работе, все, завидуя этому его ходу, занялись разбором стихотворения, раздолбали его (стихотворение) в пух и прах (на что он и рассчитывал), а его самого оставили в покое.
Вот это стихотворение, которое послужило громоотводом:
"Ночами по грязи топали
Комсомольцы годов 20-тых,
Остервенело хлопали
Двери в кулацких хатах! -
Рейд! Надо хлеба Родине!
Рейд по ночи морозной.
Рейд - комсомолец молоденький
Упал от пули обрезной...
Снова по грязи топают
Люди шестидесятых,
Ветер плакатом хлопает:
"Главное - это, ребята,
Сердцем не постареть!"
Пламя годов 20-тых
Продолжает гореть!"
Ольга М.:
Я с удивлением выяснила, что деятельность — была! Правда, она заключалась в активной жизни этой самой группы комсомольских деятелей, которые вокруг себя создавали чрезвычайно иллюзорный, существующий только у них, мир активных комсомольцев.
Такая кипучая жизнь, такая бодрая деятельность! Такие молодежные азарты и деяния — им казалось, весь мир кипит!.. А кипит только их "кастрюлька" — человек 20, максимум — 50!
Ольга Изборская:
Потом, от недостатка кипения, они собирались один раз в два года на комсомольские съезды — перевыборы... И тут начиналась вот та самая борьба коалиций, на которой они тренировались, чтобы потом иметь в запасе эти способы, для выборов в партию.
Самое смешное и непонятное, что коалиции возникали совершенно случайно, бессмысленно, по какой-нибудь авантюре или "под шафе" — с этакой гусарской лихостью. А вид им придавался — чуть ли не всенародного восстания.
Этим же пользовались для выборов в руководящий состав, а теперь уже вот те, которые в Думе, этот опыт и имеют. Все было несерьезно и бессмысленно, серьезен был только азарт, с которым они делали вид, что их жизнь наполнена смыслом.
Иногда им самим надоедали эти развлечения.
Объедались они... Тогда они устраивали ГЛОБАЛЬНЫЕ развлечения.
Ольга М.:
Например, меня вскорости взяли с собой в поездку в Москву! Как приглашенную на Второй Всемирный ФОРУМ молодежи!!!
Все было так же, только еще и роскошно. Огромные залы, в которых устраивались такие же бессмысленные заседания. Бесчисленное количество разноцветных иностранцев: желтых, зеленоватых, коричневых, рыжих, черных, розовых, светло-белых. ...
Прекрасные буфеты с большим количеством разнообразных видов пива (в те времена!), которых нельзя было больше нигде найти, ни в одном магазине.
Потрясающая косметика, в которой я тогда ничего не понимала, к сожалению. Пластинки и книги, все особо запрещаемое, (тем же комсомолом) — и почему-то чрезвычайно дешево!
Сказочно минимальные цены! На каждом бархатном кресле наушники с восьмиканальным синхронным переводом...
Ольга Изборская:
Для нее весь этот антураж, при ее полной искренности, был скорее самоцелью, чем эти бесконечные и никчемные заседания, заседания. Они набирали зачем-то толстенные пачки протоколов, приятно пахнущие, многочисленные значки делегаций и флажки...
И она совершенно четко понимала, что именно она относится правильно ко всему происходящему, а все остальные очень даже «делают вид, что это серьезно», что это важно, что это — громадно.
Ха!
Ни один из этих форумов молодежи ничего не дал, кроме возможности общения, то есть — завести интрижку с кем-нибудь из иностранцев (что было чрезвычайно запрещено!), попить вот этого всего, поесть всяческих бутербродов и жюльенов и убедиться в своем слабом знании любого языка.
Вопросы и темы были настолько глобальны и общи, что не могли разрешиться по полной бессмысленности внутреннего содержания...
Колонный зал! Концерты! Ах, как все это было развлекательно и красиво!
Ольга М.:
Здесь же она познакомилась с секретарями ЦК комсомола — они были в ЦК на приеме. Опять же, больше всего поразили ее детали: например, ширина стола в зале приема делегаций... Прием — это надо вам объяснить, потому что совсем немногие знают, что такое прием.
Прием — это "еда вместе с речами". Приглашают какую-нибудь делегацию, на столе стоят всякие фрукты, напитки, вина всевозможные. А делегация сидит с двух сторон этого стола. В торце — сам секретарь ЦК, он говорит вдохновляющую речь, раздает награды, и после этого все начинают употреблять эти вот фрукты, вина и напитки.
Однако — маленькая деталь, очень сильно помогающая этим секретарям ЦК экономить продукты: ширина стола такова, что для того, чтобы дотянуться до стоящих посередине и только посередине — в одну линию — яств, надо встать и сильно протянуть руку. И сколько ты раз посмеешь это сделать — столько ты и съешь.
А сами понимаете, что вряд ли кто-нибудь из делегатов посмеет сделать это больше одного-двух раз. Поэтому этих запасов хватало на несколько делегаций, а делегаты практически оставались с носом. Очень приятная, забавная деталь.
Другая забавная деталь: фамилия этого секретаря ЦК — Геннадий Будников (как его называли тайком, Геннадий Блудников). Он тоже был из Новокузнецка, поэтому покровительствовал их делегации.
Ольга Изборская:
Её он не узнал. Говорил он ярко, красочно, энергично — ну просто вот бежишь за ним в тот же миг и готов отдать за него все, вплоть до своей жизни! И в то же время...
Она очень хорошо научилась понимать смысл речей (на примере ежедневных «уроков» Анатолия Задорикова, которого "протоколировала". Она даже понимала, когда он говорил, ожидая прихода следующей мысли.
Этим моментам она более всего удивлялась: это же надо! Ни о чем, а — говорит! Секретарь ЦК был несомненно выше классом — больше пафоса, больше яркости, но и у него бездумные моменты тоже попадались. Фантастика!
За таким одаренным оратором можно пойти и с обрыва. Но у нее был печальный опыт общения с другим секретарем ЦК — Вадимом К-цовым на том поэтическом семинаре, и она не приблизилась больше. Только что поняла, что такое секретари ЦК.
Да, они предлагают после этого поездку на Юг. Да, они предлагают все, что вам угодно — лишь бы использовать вашу телесную оболочку. И лишь бы вы не подумали прикоснуться к ним душой! Лишь бы вы были пустотой.
Она даже бралась уже печально философствовать:
ВОЖДЕЛЕНИЕ
:Как много нас, рожденных только ползать!
(Прибавь сюда всех рвущихся в полет!)
Как много нас, любви познавших «позы»
И Клеопатры жадный красный рот...
Как безобразны происки любви:
Глаза красны, а руки холодны —
Вокруг насмешки мелкие, смешки,
глупы улыбки, а тела — пышны.
Круги у глаз, морщинки,
Пот с волос, как будто
кружат в танце Кот и Пес...
Как пляшем мы под дудочку Вселенной.
Адама с Евой помяни. Они
Любви хотели — а рождали тленье.
Не прощены доныне наши дни.
Стихи писала, а о своей роли в этой поездке не догадывалась. Ведь и ее взяли как "сопровождение". Почему же не догадывалась?
Ольга М.:
Хорошо быть как бы отсутствующей. Не участвующей в общем обалдении! Никто меня не трогал, и не приставал ни с какими предложениями. Даже не просили писать эпиграммы.
Но мне уже и это казалось странным. Странным в этом мире судей было все. Не было ничего нормального. И если помалкивать и отнекиваться, то никто тебя и не трогает. Ведь всего всем достаточно. И вариантов взаимоотношений тоже.
Откровенных сопровождающих тогда не было. Ведь в комсомоле достаточно активисток. Никто не догадывался, что я не из них. Каждый думал, что у меня взаимоотношения с кем-то другим.
А мое равнодушие и пассивность не вызывали зависти и стремления ко мне. Однажды, правда, было томительное желание услышать голос, только голос одного из возможных возлюбленных, но и он тут же всё испортил и оборвал.
Но в ответ на мою искренность он лениво и пренебрежительно предложил: "придумай что-нибудь, чтобы мне стало интересно". В ответ я сказала: "Уже придумала! Я больше не позвоню, потому, что мне тоже неинтересно развлекать твою лень".
Полуглазок полусонных полусонна страсть,
Полулиц полубездомных полузлая власть
Ольга Изборская:
Но вот они вернулись, и она удивилась своему возросшему статусу — "делегат Второго Всемирного ФОРУМА"!
Ее приглашали в разные комсомольские организации с просьбой рассказать о ФОРУМЕ... Наивные и искренние рядовые сибирские комсомольцы чего-то ждали от нее и других — и им пришлось выкручиваться, перечитывать эти «глобальные темы» в протоколах и "пудрить им мозги" своей значимостью.
Это называлось — отчитываться о произведенной работе. Чушь собачья! Особенно неприятная тем, что эти слушатели наивно открывали от удивления рты и всему верили. А делегаты — опять же, развлекались! Своим превосходством, своим знанием, своей «заботой о них»!
Ольга М.:
И, наконец, Господь послал мне небольшое и удивительное по "совпадению" — утешение. Разъезжая по всяческим развлечениям и семинарам, я оказалась еще и делегатом областного молодежного фестиваля, а это — огромное количество собранных в одном областном городе молодежных организаций.
Нам сшили специальные шерстяные одинаковые платья оранжевого цвета. Мы маршировали по главному проспекту города и вышли на его главную круглую площадь во время сильнейшего ливня сквозь солнце. Я единственный раз в жизни ощутила на себе загадку "чувства толпы".
И здесь, среди бесчисленного количества участников, заполнивших огромный стадион, я столкнулась лицом к лицу — с кем бы вы думали? — со Степаном.
Как он испугался! У него задрожали губы и забегали глаза. Это как-то положительно подействовало на меня, и я только насмешливо улыбнулась, разглядывая его.
Потом, однако, я ходила и думала, а не стоит ли подойти и поговорить?.. Даже спросила об этом совета у самого (на мой взгляд) пройдохи: "А что делать, если встретилась со старой любовью?" Тот прекрасно почувствовал ситуацию, напыжился от важности своей миссии, и сказал: "Сходить в ресторан и посмеяться".
– Посмеяться над чем? - над убитым ребенком?
На это я была еще не способна. Но всю неделю, пока длился этот фестиваль, я каждую секунду думала об этом.
Я встретила его еще раз - на стадионе во время закрытия. Он лишь промелькнул во встречном потоке делегатов. Я рванулась вслед за ним, но сообразила, что не прорваться и - совсем загрустила.
Чего я хотела? Оживить и пережить всё по-другому?
Ольга Изборская:
Вот чучело! - Так и хочется развести руками. Что за привязанность к несчастным случаям? Что это? - Желание все исправить? Желание все вернуть и начать с положительного момента? Желание переиграть партию?
Все еще детское желание прижаться к коленям обидчика? - Зачем? - Ведь он же убийца!
Или это желание не иметь уже полученной боли? Желание предоставить возможность кому-то ее удалить? Исправить чужое, а не свое позорное поведение?
Кто же способен на такой, вдвойне мужественный поступок? Разве что все тот же Коля Богомолов? Помоги ему, Господи, во всю жизнь его!
Ольга М.:
Обратная дорога меня несколько утешила. Я не захотела оставаться еще на сутки и согласилась поехать на открытом грузовике, в кузове. Был август - самый звездопад - я ехала всю ночь, лежа на душистом свежем сене и орала во весь голос что-то, то ли грустное, то ли торжественное:
"Август - астры,
Август - звёзды,
Август - грозди
Винограда, и рябины
Ржавой - август!
Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя играешь, август.
Август! –
Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и лилий поздних!
Август! –
Месяц Ливней звёздных!"
Душу отпустило. И тут я почувствовала, что Степан – мой близнец в этом несчастье. Такой же страдающий "близнец". На всю жизнь испуганный, подавленный… как бы он ни хорохорился, и ни лгал сам себе.
Ольга Изборская:
Звёзды звездами, и большая поэзия, и Цветаева– это хорошо, но по приезду, ежедневно, ей-таки, приходилось писать те самые «молнии» и плакаты. Вот как комментировал ее работу А. Задориков в своей книге "Юность моя, Запсиб":
"Выходили "молнии" в стихах. Вогнать смысл в рифму, не плоскую и дешевую — очень сложно. Но Ольга, надо сказать, справлялась с этим неплохо. Стихи были острые и смешные"
Ольга М.:
Сначала мы писали плакаты большие, на красной ткани. И вывешивали их высоко через дорогу от столба к столбу, но это было очень длительно в исполнении, а дожди и грязь очень быстро их портили.
Затрат оказывалось гораздо больше, чем пользы, и тогда я придумала: делать крошечные, размером с блокнотный листок, «молнии» и вешать их все сразу на доску объявлений.
Да еще и разноцветные!
На таком блокнотном листочке мы ярко рисовали чью-нибудь физиономию в карикатурном виде или какую-нибудь ситуацию штрихами и абрисом и писали четверостишие, вроде того, с которого началась глава.
* * *
Каждый раз после утренней планерки мы имели для этого кучу материалов. И таким образом мы на достаточно длительное время привлекли внимание рабочих к этим стендам...
Уж прочитать на маленьком стенде какую-нибудь частушку или эпиграмму про себя или свою бригаду и сорвать ее, если обидная, — это было забавно! Или даже не сорвать, а просто похохотать.
А назавтра - уже висела другая, потому что та — намокла или исчезла. Или ветер ее сорвал. Сибирские холода и мерзкая погода мало дают солнечных дней. Климат "резко континентальный", как говорят местные туристы — "мерзко континентальный".
Хохм, шуток, задирок и подкалываний было огромное количество. Из-за этого я постепенно как бы оживала.
Но странным было то, что оживала та часть меня, которая и была не тронута. Поскольку для того, чтобы оживить то, что ты избил, изуродовал, то, что у тебя наболело, нужно смазывать, лечить это же место или лечиться тем же средством.
А это средство было просто отвлечением, вроде горчичников.
Были и многочисленные поездки на комсомольские семинары, за город — это тоже развлечение, хотя и именовалось «учебой».
Ольга Изборская:
Она там читала свои, совершенно еще непрофессиональные стихи — и получала восторг и славу! Ее мгновенно печатали в газетах и устраивали ей интервью по радио — как с поэтессой, членом областного комсомольского штаба Всесоюзной комсомольско-молодежной стройки.
Уф! Ну и рейтинг! И все редакторы молчали и заискивающе улыбались — боясь критиковать. А она не видела в этом ничего оскорбительного для журналов или слушателей — ведь подобной макулатуры печаталось столько! Даже в столичных журналах, даже — в «Юности» — бывшей тогда флагманом и образцом!
И как они сбивали всех с толку! Как они выращивали (и теперь — довырастили) повсеместную современную пошлость!!! Что бы это поприличнее привести в пример?
Молва шла в горкоме:
"У-у... Домна что надо!
Герои, мол, есть почти в каждой бригаде,
Есть где разгуляться художника кисти
—Стихи там родятся со скоростью выстрела!"
Но слухи есть слухи, а вышло на деле?
Поэты два дня на Запсиб поглядели,
И... может, морозы во всем виноваты?
Но только — не стала их рифма крылатой.
"Ходить надо всюду!.. Творить — на морозе?
Но только... простуда — вещь очень серьезная!"
И вот — результаты их творческих планов:
От ТОМа на Домне — одни могикане.
(ТОМ — творческое объединение молодежи при горкоме комсомола.)
Или писала стихи под какую-нибудь новую, выкопанную в календаре, дату.
Например, оказалось, что уже 400 лет со дня создания первой книги Иваном Федоровым:
Где-то в мире грохочут громы,
Где-то взрывы несут печаль:
Обо всём с утра узнаём мы
От короткого слова: «Печать».
Мы порой понимаем еле:
Что такое для нас: «Печать»?
- Мы ослепли бы, онемели,
Если б вдруг перестали читать.
Бьем челом человеку – Федорову,
Что 400 лет назад
Ставил первое слово твердое
На дощечке в «печатный ряд»!
До него скрипели до света
Перья стареньких писарей,
А потом - газеты, газеты
Мир подняли от букварей!
А сейчас, развалившись в кресле,
выпив дозу чая до дна,
Муж листает пачку «Известий»,
Чем порой недовольна жена.
Бьем челом человеку – Федорову,
что 400лет назад
Ставил первое слово твёрдое
на дощечке в «печатный ряд»!
Анатолий З. — Олегу Окуню:
Открывает Окунь рот,
А не слышно, что поет:
Обрывает телефоны,
Прожужжал все уши Оле.
Оля М. — Олегу Окуню:
Есть ли прок в такой «любви» и «охоте»? —
Неприятности одни на работе!
Ольга М.:
Все печали и отрицательные происшествия проходили как можно незаметнее, хотя они были.
Например, комсорг стройки — Зоя иногда шепотом жаловалась своему шефу Анатолию Задорикову на мужа, избивающего ее... из-за того, что она работает в штабе, а не с ним — в бригаде. И после этого опять лезущего к ней со своими мужскими потребностями. Шепотом жаловалась — и на этом все кончалось, все она хотела оставить как есть: не хотела ни уходить от мужа, ни уходить из штаба.
А еще? Я уже спокойно кокетничала с записными кокетами, а чаще, с двумя, догадавшись, что это наиболее безопасная игра. Или - с тремя сразу, как и они, не имея в душе никакого отзвука. Странным для всех было то, что я никому не поддавалась. И это уже вошло даже в эдакий азарт, чтобы меня так сказать “оприходовать”. Но я не поддавалась.
Покуда было все по-дружески и без насилия, - все мне сходило с рук. Они постепенно остывали и оставляли меня в покое.
Но однажды я "завела" (раззадорила, раздразнила или, по-теперешнему, пококетничала) одного уж очень опасного человека... больше похожего на комсомольского уголовника, чем просто на комсомольского работника.И вот он-то, таки меня "дружески" изнасиловал, придя ко мне под благовидным предлогом. Да еще и сказал при этом угрожающие слова. Какая у меня была истерика! Я хохотала и хохотала, всхлипывала и снова хохотала! Так прошло наверно более часа. Он, видимо, испугался - при всём его опыте и "уголовности". Моя совершенно бесстрашная истерика, истерический хохот заставил его встряхивать меня, потом облить холодной водой, еще и еще обрызгать - не помогало! Тогда он действительно ударил меня по щекам. Сильно! C размахом…
Опять - взрыв хохота! Тогда он достал у себя какую-то таблетку и засунул мне ее в рот. Я ее выплюнула и смеясь показала ему руками, чтобы он уходил. Он схватил меня за волосы и наклонил над раковиной. Стал лить мне на голову холодную воду. Истерика стала проходить. Я только дрожала и всхлипывала.
- Больная.- почти с жалостью сказал он - кто же это тебя так довел?
Лицо мое, наверно, так скривилось, что на его лице тоже появился испуг.
- Тише, хватит! - Он поднял с полу таблетку - Проглоти, не плюйся, мне помогает, когда голову
разрывает от боли.
Я проглотила. И вскоре уснула. Не слышала, как он ушел. И потом больше не видела.
А в это же время... Моя близкая подруга, Аллочка, устроила мне подленькую "проверку". Хотя, стоит ли об Аллочке? - Уж очень это длинная история, да еще и совершенно похожая на мою: с обманом, с абортом (тайным), с перекосом ее милого лица от воспаления тройничного нерва (из-за всего этого)... Но, едва только она нашла себе надежного любовника, (ставшего впоследствии ее мужем), то тут же “возвысилась”, а я оказалась не ее подругой, а - излишней и неприличной проституткой.
Она согласилась, чтобы ее возлюбленный, по сговору с остальными участниками вечеринки, проверил меня: предложил мне тайное свидание.
Я очень удивилась, и спросила его: "А как же Аллочка?" И отказала, но ей решила ничего не говорить.
Однако, это не входило в их планы. Он вернулся к ней и сказал, что я согласилась.
"Шуточная подстава" как мне потом снисходительно и недружелюбно отрезала Аллочка. Отрезала вместе с дружбой. Я почувствовала брезгливость к ним, и их неприязнь. Ушла, потеряв ещё одну ниточку общения. Правда, тогда их было и так достаточно.
Но причина «шуточной подставы» и неприязнь?
Видимо, Алочка боялась, что я расскажу новому возлюбленному о её предыдущей любви, и решила успеть очернить меня. А мстить и так несчастной Аллочке совсем нельзя было: у нее после того тайного аборта больше так и не могло быть детей. Аборт был очень неудачен.
Так что этот «надежный супруг» получил измученную и искалеченную жену на всю оставшуюся жизнь. Путь хоть мир будет в их доме! Тогда нельзя было сказать: “Бог тебя простит!” И не умела я ещё прощать. И ушла, ничего более не выясняя.
Гордыня моя была победительницей. И получила я вместо дружбы двух несчастных существ, еще и горькую душевную травму).
Я еще долго плакала, понимая, что это прикосновение к той самой боли, которой я болею. Но зато я поняла, что: Единственное настоящее, что есть в комсомоле - это насилие над душами.
Ольга Изборская:
Она думала, что это ее приспособление - не страшно. Что тело ее и душа - все еще были врозь. Что за теперешнюю жизнь отвечало только тело. Но и над телом нельзя издеваться!
Ольга М.:
Работа в штабе продолжалась, прошла осень, зима, весна, наступило следующее лето. Потом я отправила свои рабочие дневники в одну из центральных газет — их там напечатали!
Потом на стройку приехали одиннадцать москов¬ских студентов-журналистов из МГУ. Меня назначили сопровождать их, знакомить со стройкой и рассказывать о работе комсомола. Студенты чрезвычайно удивлялись искренности всеобщего комсомольского задора. У них его не было.
Но они его захотели ощутить! И захотели, чтобы я заново приняла их в комсомол. Начальник штаба Анатолий Задориков этому очень весело рассмеялся и сказал, что если они будут хорошо писать о стройке, пока они здесь на практике, то им в награду дадут значки ЦК ВЛКСМ. И это будет куда серьезнее, чем принятие в комсомол.— Хотя в комсомол мы их можем принять, но тогда мы сделаем это показательно! — И под это предложение начальник штаба нашел новую идею!
А это было всегда чревато немедленным исполнением. Мы стали всем штабом ездить по бригадам с цветами, собранными на окружающих холмах, и принимать в комсомол прямо в бригадах!
Ольга Изборская:
Вот так огульно и наскоком.
Ольга М.
Это была тем не менее очень удачная идея: так можно было быстро увеличить количество комсомольцев на комсомольской стройке — а это единственный пункт, который горел (с одной стороны), а с другой стороны — очень сильно мог помочь для поднятия авторитета штаба. Видите ли..
Ольга М.:.
И мы стали проводить такие комсомольские рейды. Они являлись в бригаду, ошарашивали своим количеством и наскоком молодых ребят и девушек. И тут же, на месте, принимали их в комсомол и выдавали комсомоль¬ский билет с цветами и поцелуями от членов областного штаба. Девушек — для ребят и мужчин — для девчат.
Так же мы приняли и журналистов в комсомол. Обратно. Доставив им большое удовольствие, даже два: позволили побывать еще раз среди наивных комсомольцев первых лет Советской власти и значительно облегчили им выполнение практических задач. Они писали после этого в газеты обо всем так восторженно, что приехал, совершенно ошарашенный и обеспокоенный за них, руководитель — молодой аспирант. В конце практики мне поручили вручить-таки им значки ЦК ВЛКСМ, что я и сделала в обстановке величайшей торжественности этой незабываемой минуты в их жизни. Они ненадолго стали моими друзьями, я встречалась с ними даже в Москве...Благодаря чему побывала и в «сказочно-прекрасном» общежитии МГУ.
Но запомнились всего две фамилии — Люба Гращенкова и Лидия Сеченова.
Они подарили мне в ответ замечательнейшую книжку «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери. С рисунками автора. Вот это был, действительно, подарок! На всю жизнь. И еще они замечательно танцевали твист. В исполнении Лидии это было не только красиво, но и очень женственно. И мне стало еще более непонятно: почему же за тот же твист ссылали из Москвы?
Ольга Изборская:
Еще один вид развлечений был широко распространен тогда - «комсомольские свадьбы». Для этого вида пьянки выбирались двое приличных комсомольцев, обычно молодые инженеры-специалисты комсомольского возраста и выделялась им от завода квартира, поскольку им по закону было положено - А под этот случай Райком комсомола устраивал свадьбу за счет комсомольских взносов. Народу набивалось - тьма! Молодые часто и трети гостей не знали, но были приятно поражены размахом и обслуживанием: заказывался оркестр из местного Дома культуры, какой-нибудь молодежный танцевальный ансамбль в народных костюмах, подарки — вроде пылесоса и стиральной машины «Белочка», а потом даже и первые холодильники «Кузбасс».
Естественно, что все обслуживание свадеб проходило бесплатно (кроме еды) — какой комсомольско-молодежный коллектив мог отказать своему райкому в обслуживании?.. И всем хорошо! Но уж развода после такой свадьбы быть никак не должно! Это было единственное и непререкаемое условие всей любимой праздничной катавасии. Постепенно на такие свадьбы стало что-то очень много претендентов, даже установилась очередь — многим неглупым понравилось такое обеспечение их будущей жизни, и они даже организовали «Совет молодых специалистов» с единственной целью — командовать этими парадами бесплатных свадеб, подарков и квартир.
(У нее все это тоже постепенно оказалось дома (у родителей), хотя никакой комсомольской свадьбы не было. А так — мимоходом, без каких бы то ни было усилий с ее стороны, а даже с некоторым сопротивлением. Предложил ей это Анатолий Задориков — начальник штаба. Она смутилась от ощущения своеобразного привкуса воровства, но он, желая и ее приобщить к процессу, настоял, обвиняя ее же в непрактичности. Дескать, на стройку сейчас столько этого дают, что нелепо не получить! И даже, заказал для нее машину, чтобы отвезти все это за 60 километров, в небольшой таежный поселок).
Ольга М.:
Она между тем овладела еще одной общественной профессией — стала водить экскурсии по всей стройке, по всему комбинату. Ей давали уже не только просто общественных деятелей или руководителей областного книготорга, но и ленинградских актеров из театра Комиссаржевской, и даже иностранцев.
Она не только очень удачно проводила эти экскурсии (почти инженер же!), но и получала возможность на будущее... в книготорге — работы, в театре Комиссаржевской — бесплатных посещений (и места ночлега в Ленинграде).
И даже получила первоначальную возможность напечатать свою книгу стихов, чем она не воспользовалась (к сожалению), а воспользовался ее руководитель штаба, написав книгу «Юность моя, Запсиб», где упомянул ее в нескольких местах под вымышленной фамилией.
Ольга Изборская:
Были все-таки и отрицательные моменты — как-то ее жизнь не обходила.
Однажды, она ехала на попутной машине на стройку, в штаб свой, а другого пути попасть не было, только на попутных. И шофер, посадив ее в машину, начал заниматься онанизмом. Она сначала опешила, потом не могла никак отряхнуться от этого состояния заторможенности и попыталась сделать вид, что ничего не замечает, затем, когда он обратился к ней со словами: «Поработай», она крикнула ему: «Останови машину!».
Он и не подумал ее останавливать — это был грузовик. Она открыла дверь и на ходу выпрыгнула на обочину. Покатилась, ударившись плечом. Большое счастье, что не ударилась об один из столбиков, стоявших метрах в десяти друг от друга. Руку сильно вышибла из плеча, так что не могла поднять... и явилась в штаб, вся зареванная, всхлипывающая — и ничего не могущая объяснить. Сколько ни кричал на нее Задориков, сколько ни обласкивала ее Зоя, так ничего и не сказала. Она пошла в медпункт, потом ее отвезли в травм.пункт — там наложили тугую повязку.
Номера машины она, конечно, не запомнила. Запомнила только, что у стекла был букет из розовых искусственных цветов. По этому букету они пытались его найти, но так и не нашли. Чему было удивляться?
На Запсиб ссылали и мелких хулиганов, и средних уголовников, а из Москвы и Ленинграда так называемых тунеядцев — элитную молодежь, которая «не хотела работать», как тогда говорили. Закон о праве на труд был жесток: если ты не работаешь в течение месяца — то тебя назовут тунеядцем и отправят на комсомольскую стройку в Сибирь.
Весело?
Ольга М.:
Ссылали в Сибирь всяких пижонов, в те поры они назывались стилягами... В узеньких книзу брючках и огромных ярких галстуках, а девушки — в платьях бочонком. То есть контингент был, конечно, опасный. А все остальное...
Был художник, который приезжал по путевке ЦК комсомола, и пытался писать мой портрет. Ему не удалось уловить «ряд волшебных изменений милого лица».
Были поэты, к которым я теперь очень боялась приближаться.
Были журналисты, выражавшие свой восторг по поводу моей прозы. Я их слушала очень невнимательно и недоверчиво, чем обижала, но не могла объяснить причины.
Словом, легкая и приятная жизнь «комсомольской богини» не принесла мне счастья. Я начала печататься в газете и получила какую-то городскую известность — это тоже не принесло мне никакого счастья.
Ольга Изборская:
Ее счастье было где-то в другом месте. Где-то зарыто... вместе с той собакой. которой была столь знаменитая тогда студенческая песня:
«Где зарыта собака?»
От "разбитого корыта" – слезы клей плохой!
И "собака не зарыта" – хвост торчит клюкой!
Вы напрасно не ищите место похорон.
Та собака не зарыта, в мире лай и звон!
От разъездов и разделов - вечная мигрень!
Не Любовь всему виною, не любовь, а - лень.
Полу глазок полу сонных полу сонна страсть,
Полу лиц полу бездомных полу злая власть.
В сутенеры, в проститутки втиснуло кольцо.
Где уж там, какие шутки? – Не смотри в лицо!
И не плачь, не надо плакать после похорон…
Та "собака" не зарыта. В мире лай и звон!
*
Единственное, куда она никогда не ходила - это на разбор "аморалок". Дрожала заранее, словно это опять ее...
И удивлялась, беспредельно удивлялась той самой узаконеной и незамечаемой аморальности судей которая и "съела Кука"???
Но вот именно здесь она, могла бы и уловить ту неотвратимую и тягчайшую РАСПЛАТУ - которую они получали за свою беззаботную жизнь: Они становились ПАЛАЧАМИ. Палачами для самих себя. Поэтому, они так боялись потерять свои места, боялись, что закончится внезапно их предварительная счастливая жизнь и начнется расплата.
О-о-о! Как жестоко судили не сумевших удержаться наверху! Куда пропадали все тома их писанных и неписанных достоинств?
Словом, “Судьи не знали, что они Судьи” - и практически ни в чем не были перед ней виноваты. Их постоянное распутство было осмысленно: оно являлось необходимым атрибутом их карьеры и никогда – обвинением. Оно даже не входило в разряд “развлечений”. “Так было положено”. Не обвинять же аборигенов за каннибализм? “Хотели кушать - и съели Кука”. Большего они сообразить и осмыслить не могли. А, стало быть, не могли и передать ей.
Так прошло и это лето.
Она ушла с комсомольской стройки — в работники ОТК этого самого Запсиба.
Она получила однокомнатную крошечную квартирку-малосемейку, крошечную совсем, метров восемь. Комнатушку на верхнем этаже — восьмом или девятом? — с однометровой прихожей. Она стала называться инженером, а работать опять же секретарем в отделе технического контроля. Ее взял к себе начальник этого отдела — Иван Яковлевич Ксендзов — и повысил ей зарплату от 35 до 100 рублей. За это она вынуждена была восстановиться в институте и попытаться хотя бы заочно его закончить.
Не мечтала я быть металлургом,
Не хотела в стальную кольчугу,
Но надела колечко на палец, —
С металлургией обвенчалась.
Жизнь пошла — в голубую сталь,
Кровь моя — в золотой металл,
В синей искорке чугуна
Блеск белков моего окна.
Я — все сразу: геолог, артистка,
Архитектор, летчик, модистка...
Меч для сказки огнем пытаю,
Шлейф металла в глазах остужаю,
Корпуса дворцами котирую,
Разрисовываю, как квартиры,
Артистично порой ругаюсь...
Ничего. Живу.
Улыбаюсь.
Ольга М.: Я купила себе минимальную мебель в рассрочку: маленький журнальный столик, диван и даже коврик.
И все-таки, продолжала ходить в местный поэтический семинар под руководством некоего Шатина. Познакомилась не столько с местными поэтами, сколько с любителями настоящей поэзии. - Они очень много читали стихов Серебряного века (как теперь говорят): Цветаеву, Ахматову, Гумилева, тогда это было о-чень осуждаемо! И в моих стихах стали появляться строчки, похожие на этих поэтов, что было вполне естественно, росла.
И смела даже возражать приезжим поэтам (в том числе Фонякову!(тому же самому!), требовавшим от нас знания стихов Твардовского, Инбер, Луговского и прочих современных и, якобы, великих..
Комсомол отошел, не то чтобы на второй план, а - навсегда отошел. И хотя меня еще приглашали на всяческие заседания и обсуждения, но я чувствовала себя ужасно старой. И даже в своих эпиграммах писала: "Даже если ты не очень юн"...
Меня хотели взять на работу и в городскую газету — в отдел промышленности (профилирующий отдел), но это бы мне стоило опять постели с главным редактором отдела — и я еле-еле отвертелась. Очень упорно он старался «помочь»
Словом, "судьи не знали, что они судьи" — и практически ни в чем не были перед ней виноваты.
Если что ее и огорчило — так это мнение ее бывшей однокурсницы: «Разбитная комсомольская богиня» — вот как? Уж не слишком ли точно она ухватила сам тон общения в этой среде?
На самом деле, ведь "скромный комсомольский работник" — это нонсенс.
Но было и прямо противоположное, и более распространенное: «Оля — хорошая девочка, но уж очень наивная».
А третье... в нем, видимо, и был тогда смысл жизни (для той самой Кошки).
Не вытекает ли он из того, что "ты девчонка что надо, но не умеешь себя вести" — как сказал ей один разбитной лидер на комсомольской стройке.
НАУЧИТЬСЯ СЕБЯ ВЕСТИ — СМЫСЛ ЦЕЛОЙ ЖИЗНИ?
Расшифруем: "себя вести" — вести себя по жизни так, словно мама держит тебя за руку и ведет через ямы, обрывы и обманы невредимой.
Сначала о маме. Мама для этого должна быть идеально — тобой. Но ведь всякая мама — другая! Значит? Самой вести себя по жизни? Вести и одновременно познавать ее? Жизнь?
Вопрос без ответа.
"Себя вести" — уметь общаться таким образом, чтобы тебя понимали именно так, как ты бы хотела. Но если это умение приходит только к концу жизни? Нужно ли оно тогда? Зачем оно тогда? Ведь ты им НИ РАЗУ! не сумеешь воспользоваться!
Неважно! Пока не будем оглядываться. Любое умение — это реальность и умение.
А вести себя плохо даже в старости стыдно. Или: особенно в старости стыдно. А если оно вообще не приходит? Что за результат тогда у твоей жизни?
***
Перейдем пока к другой мысли: надо ли учиться на чужих хороших примерах? (Ведь «на чужих ошибках не учатся».)
Но и на хороших примерах НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ нельзя учиться! Ведь все «хорошие примеры» — это и есть оперетта!!! Это и есть американский Happy eпd!!! Желаемое, но не действительное счастье!!!
Которое еще опаснее тем, что на него так легко "купиться". Вся литература, телевидение и кинопродукция покупает неопытных молодых и опытных пожилых — именно этим.
(Опять вопрос без ответа.)
Третья мысль: остается еще одна возможность —"покупать на ожидание СЧАСТЬЯ", но не покупаться самой. Не это ли и есть умение вести себя?
И наоборот, "покупаться на ожидание счастья" и не "покупать" в результате никого. Не есть ли именно это —неумение вести себя?
Однако, отказ от хоть каких-нибудь абсолютов делает все эти события бессмысленными. Все это работает только в рамках ограничений. В рамках договоренности о понятиях добра и зла. Хотя бы.
И если чье-то понятие УПИРАЕТСЯ в общепринятые нормы, то...?
Если ему это необходимо для самооправдания, то он спокойненько делает для себя ИСКЛЮЧЕНИЕ. Помните, как у Грина:
"Я только ОДИН РАЗ украду, убью... чтобы выжить, и потом буду опять честен и добр" ???
Или: "Я оправдываюсь тем, что это выше моих слабых сил. "У меня такая карма", я нахожусь В ПРОЦЕССЕ РАЗВИТИЯ ЖИЗНИ".
То-есть, необоснованный переход с частного на общее и обратно. Индукция и дедукция. Это тоже ход. Но он уж очень безысходен.
***
Но она тогда еще не доросла до этого понимания и потому была смешна в своем постоянном обращении к ним: "В чем смысл жизни?"
Никто из них не мог ничего ей по этому поводу сказать. Даже умный Задориков, даже ловкий Будников — несколько кривились и переходили на приятные мелочи жизни. Ведь у них смысл был заменен на цель, а признаваться в несколько карьерной цели жизни как-то некрасиво.
Они и кривились-то от этого. От слишком прямого, неприлично прямого вопроса. Тогда ей уже была свойственна эта "простота, которая хуже воровства".
А она взвывала время от времени: ГОСПОДИ, ЗАЧЕМ Я ТЕБЕ ТАКАЯ?
Сделай меня получше! Мне так жалко, что я такая неумеха! Мне так жаль потерянного времени на все мои глупости и страсти!
Но куда направить свои мысли и стопы она не знала. И она возвращалась "на круги своя": искала смысла в кумире.
Конец первой серии рассказов.
***
Серия книг: под общим названием:
ГОСПОДИ,
ЗАЧЕМ Я ТЕБЕ ТАКАЯ?
Книга первая:
ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕВОЧКИ В КОШКУ.
Книга ВТОРАЯ:
КОШКА в погоне
ЗА СМЫСЛОМ
ЖИЗНИ
Книга третья:
РАЙ И АД
во мне?
Книга четвертая:
Соблазны