Моему дорогому брату Павлу. В день его 24-летия посвящается.
Малярийный комар
Детство. Дождь и душистый чернозем - в чмокающую кашу, по колено в грязи. Скользкая высокая трава. Можно как по льду…и на спину, из глаз восторг прямо в тяжело нависшие тучи. Едкий запах намокшей полыни ноздри щекочет. Бордовые вишни все в каплях дождя. Срываешь рукой, холодная струйка в рукав, почти до самой подмышки. Сладкие ягоды и дождь во рту. Крапива жирная кусачая, а она ее без перчаток, голыми руками изо всей силы с корнем. Ягоды высоко, над самой головой, дразнят. Резиновый сапоги и голые ноги, черное платье по колено, в красных цветах. Подтянулась - хоп и на дереве. Корзинка, вместо ручки пояс от старого халата на загорелой шее. Рвет вишни, тянется все выше, платье цепляется за ветку, колено, бедро, одернула. Вишни - половина в корзинку, половина на землю, в крапиву и густую траву. Красивые, немного пухлые руки в сладком бордовом соке. На лице бордовые брызги. Косынка сбилась набок. В карих глазах смех.
- Бабушка, а Кира она какая?
Строгим чеканным голосом:
- Очень хорошая девочка?
- Нет, я не про то, она красивая?
- Конечно, очень красивая?
После недолгой паузы:
- Бабушка, а я красивый?
- Ты, ты ничего…
Проснулся, а она расческой у раскрытого окна солнце в волосах гоняет. А оно то затихнет в их каштановой густоте, а потом вновь то золотистым, то красноватым светится, смеется.
- А у тебя волосы разноцветные.
- Они просто с оттенком, так на солнце кажется.
- Я никогда таких не видел.
С гордостью:
- У меня вообще волосы шикарные, и у мамы такие же.
- Нет, у нее короткие.
- Раньше были длинные.
- Когда?
- Тебя тогда еще не было.
- А тебя?
Со смехом:
- Меня вообще-то тоже.
Пришла к ней, с выпирающими острыми лопатками, футболка с котенком красивым зеленоглазым, только ухо у него поистерлось, много стирали, над губой два прыща. До этого полдня на велосипедах катались. Теперь с куклой конопатой пришла, у куклы на пятках дырки, это она сама прогрызла. Еще четыре подсолнуха принесла.
- Хочешь?
- Я не умею.
Кира:
- Я тебе помогу.
- Не хочу.
Бабушка дверь открыла. С ведром воды и тряпкой. Бух на пол. Брызги по полу. Тряпку в воду. Отжала умело, характерно и туда, сюда по полу, быстро, энергично. А ему больше нравится веником в палисаднике в разные стороны, чтобы пыли много.
Уберите ноги.
Прыщавая:
- Ой, какой большой комар.
Кира:
- Малярийный, наверное.
Он:
- А что такой малярийный?
Бабушка, еще раз отжав:
- Вот укусит такой, заболеешь малярией.
- А что такое малярия?
Бабушка уже у порога:
- А это болезнь такая, температура поднимается под 40, и человека то в жар, то в холод бросает.
Дотерла порог и вышла за дверь.
Баба Маня, сестра ее, за столом в углу шпилькой вишни чистит, весь фартук и лицо в брызгах, хохотнула своим представительным бюстом, утерла кругленький носик тыльной стороной руки. Комар притаился за тюлевой занавеской, выжидает.
- А умереть от этого можно?
Бабушка вернулась в комнату, еще за дверью услышала его вопрос.
- Ну, как тебе сказать, даже не знаю, сильные выдерживают, слабые нет.
- Бабушка, а я сильный или слабый?
- А мы почем знаем, вот и увидим.
А баба Маня ухахатывается, руки у нее от смеха трясутся, и сочные брызги летят во все стороны. Девчонки рядом с ним на диване тоже заливаются, Катька даже семечками подавилась, откашливается.
А комар выбрался из-под занавески и летает под потолком, кружит неминуемой смертью у них над головами, выбирает себе жертву.
Пашка смотрит на него, не отрываясь. Жало тонкое, острое, как игла. И кажется ему, что его уже от одного его ужасного вида то в жар, то в холод и температура под 40.
- Я, я не хочу умирать! – и в ор.
А они все смеются, у Киры даже слезы на глаза навернулись.
А бабушка серьезная, как ни в чем не бывало, все воспитывать продолжает:
- Вот скажи мне, с чего ты взял, что он укусит именно тебя, может, он Кирочку укусит, или бабу Маню.
- Нет, он укусит именно меня, меня я знаю.
- Эгоист ты Пашка, весь в деда твоего покойного. Только о себе и думаешь.
А он орет, надрывается, захлебывается, уж лучше быть эгоистом, чем покойником.
- Пашка, да мы пошутили, малярийные комары только в тайге и джунглях, а это просто большой комар и все, такие, по-моему, вообще не кусаются, - пытается успокоить его Кира.
А он уже не верит, его уже не переубедишь, он не хочет умирать.
В результате все под Пашкин не затихающий аккомпанемент начинают ловить несчастного. Всем весело. То к окну, то к зеркало метнутся. Наконец в вишневых тисках пухлых пальцев бабы Мани длинноносый встречает свой смертный час. Смяв его хрупкое тело в серую кашицу, баба Маня победно подносит руку к самому носу Пашки.
- Вот смотри, умерла, валяюся!
Только после этого он успокоился.
А ночью. Ночью комар вырос до размера летучей мыши и бесшумно опустился к нему на кровать. Он хотел закричать, но не смог. Хотел вскочить, но не мог пошевелиться. Комар потер передние лапки. И опустил свое острое жало в его руку, все глубже и глубже, будто насквозь руку проколол. Было не больно, а вроде как щекотно. Тельце комара стало наполнятся жидкостью, только была она почему-то не красной, а синей. Ненасытное чудовище раздувалось. А он почему –то знал, что оно или выпьет всю его кровь и он умрет, или же оно лопнет, не успев допить, тогда он может быть и выживет, только болеть долго придется. А комар все разбухал. А Пашке казалось, что у него голова начинает кружиться и тошнота к горлу подкатывает. И вдруг комар резко вытащил жало, попятился назад, остановился и лопнул, забрызгав всю подушку синей краской. Пашка посмотрел на свою руку. А рука-то не его, рука-то взрослая, даже старая, пальцы короткие, прожилки на ней желто-синие и вся в вишневом соке, баба Манина рука. И как же он с такой старой рукой жить-то будет, как же он людям-то теперь покажется. Да она еще и правая.
И опять утро, и Кирины удивительные волосы, и солнце.
- Привет! Что-то ты сегодня долго спишь.
- Мне снился малярийный комар.
- Правда, круто, - она уже закалывала волосы в хвост, - а Катька сегодня уезжает.
- Здорово, значит, ты опять будешь со мной.
- Ну да. Куда от тебя денешься –то.
24.04.2007